— А где здесь туалет? — спросил Володя того, кто держал его за воротник, и вдруг явственно увидел маленькие светлые глазки под опущенными бровями, низкий лоб, жесткую с сединой щетину и почти полное отсутствие шеи.
Незнакомец, его звали Тимур, держал его за шиворот в подвешенном состоянии. Не сломай ему что-нибудь, сказал кто-то. А он может сломать... и тут Володя отключился.
Утром он пришел в себя, когда уже сели. Сквозь иллюминатор светило морозное солнце. Над ним стояли Гоша и Коноплев.
— Ну ты хорош! — говорил Гоша, хлопая его по плечу. — Давно не пил? Или вообще никогда?
— Водка несвежая попалась! — сказал Коноплев.
— И ведь шубу моему Тимуру облевал, — сказал Гоша. — Вот он тебе ее и подарил, — он кивнул на груду желто-серого меха, лежащего возле ног Володи. — Почистишь, будет как новая. Что смотришь? Осквернил ты ее, понял? Он теперь носить ее не сможет. Аллах ему не позволяет. Ты еще спал, а он уже с ходу выпрыгнул, только трап подали. В город поехал другую покупать. Хорош ты вчера был, нечего сказать. А уж наговорил всего... Все как на духу! Но мы понимаем. Все между нами — намертво. Верно, Конопля?
— Ну! — поддакнул Коноплев.
— В общем, надевай — и поехали. Нельзя экипаж держать. Им назад лететь. А мы растолкать тебя не могли. Поехали, говорю! В городе заедем в химчистку, там при тебе почистят.
— Я ее не возьму, — сказал Володя. — Я свое пальто надену... Где мое пальто?
— Там же, где и шапка, — ответил Гоша. — Выбросили. Где-нибудь на елке красуется или в болоте, километрах в тридцати отсюда...
Они смеялись, глядя на его растерянное лицо.
Вот это влип, сказал себе Володя, надевая гигантскую шубу. Погряз в коррупции... Попробуй скажи им теперь слово. Все припомнят... А все-таки интересно было побывать в их среде. Посмотреть на них. Кое-кого я приметил, несмотря на выпитое.
— Что ты там бормочешь? — спросил Гоша, поддерживая его под руку по дороге к трапу.
— Хочу спросить... — остановился Володя. — Я что теперь, вами купленный?
Гоша озадаченно уставился на него.
— Кто это тебе сказал?
— Ну пил с вами. Шуба эта вот, шапка...
— Да это от чистой души! — Гоша прижал руки к груди. — Симпатичный ты мне человек! Носи на здоровье. Чего мне тебя покупать, ну сам подумай? Был бы ты генеральным прокурором или министром внутренних дел. Что с тебя взять- то? Пошли, говорю!
И они снова двинулись к трапу.
— Все равно мне это не нравится, — говорил Володя. — Вы хотели меня купить. Тем более что я в пьяном виде проболтался, зачем сюда лечу.
Гоша молчал. Пожалуй, зря я это сказал, подумал Володя. Теперь они, пожалуй, догадаются, что моя командировка касается их.
— Опохмелиться бы тебе, — сказал Гоша.
— Вы ведь имели какое-то отношение к погибшей Лене Томилиной? — спросил Володя.
— Слушай, не будь занудой, — сказал Гоша. — Давай сначала выберемся отсюда. Не в самолете же устраивать допрос?
В машине, которую подали прямо к трапу — шикарный, длинный, многодверный «кадиллак», — Гоша, севший на переднее сиденье, повернулся к Володе.
— Какое отношение к ней имел? — сказал он. — Спал я с ней.
— И муж из-за вас ее застрелил? — спросил Володя.
— Ну ты подумай, а? — воскликнул Коноплев. — Его как человека взяли на борт, поили, кормили, одевали, а он уже прямо в машине допросы устраивает.
— Вы мне не ответили, — сказал Володя. — Муж узнал о вашей связи? Так?
— Ты хоть бы с делом познакомился сначала, — сказал Гоша. — Ее застрелили в постели с одним парнем. Ее и его. Я тут ни при чем.
— Мне просто интересно, — пробормотал Володя. — А дело я почитаю. Обязательно.
9
Витя прибыл лишь под утро и сразу завалился спать. Я не стал его будить, хотя не терпелось посмотреть, что он там заснял. Наверняка какую- нибудь порнографию. Впрочем, адюльтер есть адюльтер. Там все держится на силе беззаконной страсти. А это возбуждает тех, кто подглядывает. А мы с Витей тут монашествуем, поскольку держим марку заграничных штучек, инопланетян, прилетевших на эту грешную Землю из иной цивилизации.
С этими мыслями я снова заснул, а проснулся буквально через час, услышав характерные охи и стоны, доносившиеся с Витиной стороны. Окончательно проснувшись, я понял, что он просматривает отснятый материал.
— А ничего, — сказал он мне, не отрываясь от экрана, на котором блаженствовала сладкая парочка. — Муж сам не прочь на это посмотреть. Он собирает на нее компромат. Хочет развестись. Поэтому, прежде чем раскошелиться, будет долго трясти нам руку в знак признательности.
— Ты хочешь сказать... — начал было я.
— ...Что шантажировать следовало бы эту дамочку?
— Она тебе нравится? — спросил я осторожно.
— Не в моем вкусе, — ответил он. — Но не могу не признать ее сексуальных достоинств.
— Ты рассказывай, не отвлекайся, — сказал я.
— Так вот, — начал он. — Когда я приступил к съемкам, туда же на чердак, где я расположился, проникли два подростка с фотокамерой. И тоже через какой-то им ведомый лючок стали фотографировать. Для меня они были конкурентами, от которых надо было отделаться. Когда я их прижал, они сказали, что их нанял сам господин Мансуров, ибо нуждается в компромате для бракоразводного процесса.
— Отсюда следует, что она развода не хочет? — спросил я.
— Но это не мешает ей заниматься тем, чем она занимается, — кивнул Солонин, стараясь не смотреть на происходящее на экране. — Есть такие дамы — наставляют мужьям рога, чтобы было за что крепче держаться.
— А раз так, то надо подумать, как принять ее в наши ряды, — сказал я. — Словом, что она может нам предложить, если будем молчать?
— Был бы спрос, а предложить ей есть что, — ответил он.
— Проблема в другом, — сказал я. — Не может ли она предложить нам кое-что посущественнее. Скажем, какие-то делишки мужа, информацией о которых она располагает...
— Противно все это, — вдруг взорвался Солонин. — Красивая женщина, создана для любви! А пара козлов смотрит, как она реализует то, что дано ей природой, и размышляют: как бы еще чего от нее поиметь.
— Ну-ну, — сказал я. — Давай разряжай накопившиеся внутренние противоречия, и побыстрее. Нам надо успеть все продумать еще до завтрака.
— А что тут думать? Взять ее за горло — раз, грубый шантаж — два. Только меня от этого увольте. Я прошел свою часть пути. С меня довольно. Очередь за вами.
— Очередь за Славой Грязновым, — сказал я. — И я не могу его не поддержать в том, что касается наших пленных. А ты об этом постоянно забываешь.
— Я бы не торчал там всю ночь, если бы забыл, — проворчал Солонин. — Давайте уж для ясности условимся, Александр Борисович, — кто кому начальник? Мне легче, когда парадом командую я. Так я вживаюсь в уготованную мне роль. А вы время от времени стараетесь принизить меня, поставить на прежнее место.
— Витя, мы это уже обсуждали, — сказал я. — Мне тоже не нравится, что меня держат за безродного космополита, в то время как моя Россия загибается от свалившихся на нее бедствий и проблем. Сэр Питер Реддвей, слава Богу, далеко, ему страдать за свою страну не приходится, и потому он вряд ли поймет, что сейчас нами движет.
— Договорились! — с облегчением сказал Витя. — Я-то думал, что вы присматриваете за мной в том плане, не выбрасываю ли я денежки ООН на неблаговидные цели, придерживаясь какой-то одной стороны.
— В этом слабость того, что мы с мистером Реддвеем затеяли, — сказал я. — Но в этом и сила... Итак, мистер Кэрриган, что мы на сегодня имеем?
— А имеем мы дамочку, которая держится за богатенького супруга, что, однако, не мешает ей погуливать на стороне, — ответил он. — И на вашем месте, мистер Косецки, я бы подумал, что можно из этого извлечь, и доложил бы мне о результатах ваших раздумий.
Я выключил телевизор и прошелся по комнате.
Дамочку мы имеем... Вопрос, сколько мы имеем времени. Плохо, что мы сейчас разделены с Грязновым. Нет возможности поговорить с ним с глазу на глаз. Поэтому надо рассчитывать на себя и Витю. И эту задачку решать самим. Не сегодня завтра нас могут разоблачить. Витя с умным видом сидит на разного рода конференциях и приемах, кивает, что-то записывает в свой ноутбук, в который потом даже не заглядывает. А на него уже смотрят с нетерпением...
Мы так и не узнали, кто и как похитил сына Президента. Хотя знаем, кто собирался похитить его вторично... Алекпер стоит поперек дороги всем, начиная с Мансурова, кончая нашими деятелями, которые спят и видят, как нефть из-под Каспия потечет через Россию транзитом, включая мятежную Чечню. Хотя вряд ли их мечты сбудутся.
Мансуров — вот кто мог быть заинтересован в похищении Алекпера! Чтобы оказать давление на его отца...
Но, с другой стороны, Мансуров был в Москве, когда было совершено нападение на посольство в Тегеране... Ну и что? Он мог быть где угодно, если нападение было организовано заранее.
Солонин дважды сталкивался с чеченцами, и оба раза в Тегеране. Причем во второй раз — когда они, по идее, должны были мотать уже срок. С другой стороны, если Алекпер не был сторонником перекачки нефти через Россию, зачем его было похищать этому Мансурову? Они были почти союзниками. И потом, что за бред с этим Акапулько? Разве Мансуров не мог припрятать Алекпера где-нибудь поближе? У сочувствовавших ему турок? В том же Иране, где его братья чеченцы пользуются почти дипломатической неприкосновенностью? Даже больше того. Нашкодивших дипломатов высылают из страны пребывания, а здесь этих бандитов просто отпустили...
В этой истории с Акапулько виден размах, купеческая широта. Мансуров, судя по тому, что рассказывает о нем Слава, прижимист. И если вспомнить, что Алекпера там караулили и пели ему песни о выгоде маршрута нефтяных потоков через Россию наши парни, достаточно приблатненные, можно с долей уверенности сказать: похитили Алекпера наши, русские.