Рустам ехал медленно, потом прибавлял скорость, постоянно оглядывался и всякий раз видел, как преследователи повторяли его маневры.
Рустам уже не знал, куда он едет. К кому обратиться за помощью? Брат сказал, что доверять следует лишь своим родственникам. Но большей частью они живут в их родном Наурском районе. Оставалась Фирюза, жена брата... Что-то у них как будто не сладилось, но брат ей в таких делах доверял... И даже как-то вскользь сказал Рустаму, что ей обязан спасением — она нашла ему западных врачей и спасла.
Значит, ехать надо к ней. Там отсидеться и подумать.
И он резко нажал на педаль газа, потом мельком взглянул в зеркало заднего обзора... Так и есть — тоже погнали. Кто знает, возможно, он будет обязан своей жизнью этой маленькой хохлушке, имя которой никак не может запомнить.
13
— Вы привезли мне кассету? — спросила Фирюза.
— Я понял так, что она вас больше не интересует, — ответил Солонин, следуя за ней в гостиную.
Роскошная женщина, Деларе, пожалуй, не уступит. Солонин чувствовал себя не в своей тарелке — то ли волновался, то ли смущался — раньше такого при общении с женщинами он в себе не замечал.
— Разговор был о том, что вы можете кое-что поведать нам о каких-то архивах вашего супруга, — сказал он.
Она беззаботно дернула плечиком.
— Может быть...
— Что вы будете пить? — спросила она, когда они устроились за маленьким столиком. — Кофе, джин с тоником?
Солонин медлил с ответом. Не похоже, что за портьерой кто-нибудь прятался. Он чувствовал себя неуютно, не ощущая привычной тяжести бронежилета под рубашкой.
— Что-нибудь не так? — Она буквально обжигала его своими лучистыми глазами.
— Я предпочел бы кофе... — сказал он, заставив себя смотреть ей прямо в глаза.
— Вы мне запомнились с того раута у французского посла, — сказала она. — Но вы предпочли общество госпожи Амировой. И даже не пригласили меня танцевать, хоть я видела, что вам этого хотелось.
Он чуть склонил голову, предоставив ей возможность полюбоваться своим пробором.
Она вдруг поднялась и вышла из гостиной. Прием обычный, подумал Солонин. Вышла, а вэто время кто-нибудь наблюдает в глазок или через видеокамеру, как я рассовываю по карманам серебряные ложечки.
И все же оглядеться не мешало. И принюхаться, как советовал премудрый Александр Бори- сыч... Современная химия способна на чудеса — усну в этом кресле, как камнем уйду под воду. Или это произойдет в спальне... К этому, кажется, идет. Прислуга предусмотрительно отпущена, и потому хозяйке пришлось самой идти на кухню. А там можно подсыпать кое-чего в кофеек.
Госпожа Мансурова вошла с кофеваркой в руках. Она улыбалась, сверкая своими великолепными зубами.
— Я люблю в кофе добавлять ликер, — сказала она. — А вы?
— Предпочитаю коньяк, — ответил Солонин, откидываясь в кресле. Но закидывать свои ноги на спинку другого кресла, как он это обычно проделывал, не стал. Тем более что в соседнем кресле сидела очень красивая и очень уверенная в себе хозяйка дома.
Лукаво поглядывая на гостя, она быстро приготовила кофе, и Солонин благодарно кивнул ей, оценив вкус замечательного напитка.
— Вернемся к нашим архивам, о которых вы говорили с моим компаньоном, — сказал он.
— Сначала кассета, — сказала она.
— Но у меня ее нет с собой. Мой друг высказался на этот случай, что вы доверяете его воспитанности и скромности.
— Ничего себе скромность, ничего себе воспитанность! — Она рассмеялась. — Они снимают меня в самый интимный момент моего свободного времяпрепровождения и хотят, чтобы я, замужняя женщина, полагалась на их скромность!
Браво, сказал себе Солонин, ей не откажешь в чувстве юмора.
— Но он именно так сказал, — улыбнулся Солонин.
— А вы, значит, в этом деле посторонний? — сощурилась она. — Что-то не верится... Вы хоть видели, что там снято? Не поверю, если скажете, что не видели.
— Ну что ж, мне не остается ничего другого, как в этом признаться... — сокрушенно вздохнул гость.
Улыбка застыла на ее холеном лице. Взгляд стал тягучим и затуманенным.
— Ну и как я вам? — спросила она.
Начинается, подумал Солонин.
— Думаю, вашему партнеру не удалось раскрыть ваши лучшие качества.
— А вы знаете, как это сделать? — спросила она, понизив голос.
Теперь никуда не денешься, подумал он, придется вести тру до конца. Вот не думал, что это действительно случится.
— Не мне судить, — ответил он ей в тон. — Но иногда мне кажется, женщины сами не представляют, что в них таится, какие богатства. Вот как нефть под дном Каспия...
Она замерла, когда услыхала такое сравнение. Потом вздохнула.
— Я думала, вы другой, можете хоть иногда забыть о политике и бизнесе.
— Я и есть другой. Вы просто спешите с выводами.
Она не ответила, быстро допила свой кофе. Ему даже показалось, что она мельком взглянула на часы.
Торопится, подумал он. Наверное, ей дали немного времени. Возможно, у кого-то за шкафом уже затекли ноги. Ловушка, конечно, для него подготовлена весьма комфортабельная. В такую легче всего попасть. Особенно если сам туда лезешь. А так — куда ей торопиться? Муж в реанимации, прислуга в отгуле...
Он продолжал пить кофе мелкими глотками, ожидая, что она проявит нетерпение. Так и есть, посмотрела на него с досадой.
Все-таки он ей нравился. Он чувствовал это. Значит, могла бы хоть немного пожалеть о том, что такого красивого мужика затащила к себе как барана на скотобойню. Кадуев где-то рядом. Или кто-то из его людей. Он это понимал.
Еще раз мельком оглядел гостиную. Может, они надеются его куда-то переправить? Она выходила за кофейником. Могла кое-что подложить...
Все эти мысли вихрем проносились в его голове.
Она внесла не поднос с чашками, а именно кофейник. И разлила по чашкам при нем. Возможно, выпила то же самое противоснотворное средство, что и он, отправляясь сюда... И потому ведет себя столь непринужденно. И в то же время явно торопит события. Хочет, затащить его в свою спальню до того, как он заснет?
Смотрит ему в глаза, ожидая, когда его разморит? Ну же, будто говорит она, давай, засыпай...
Не хотелось ее разочаровывать, а придется... Можно, конечно, разыграть, что снотворное подействовало. На курсах мистера Реддвея он проделывал это лучше других. Или все-таки он ошибается?
Решил разыграть усыпление. И посмотреть ее реакцию.
Так и есть... Нечто вроде облегчения на ее лице. Даже коротко вздохнула: ну наконец-то...
Голова Солонина неудержимо клонится, он таращит осовелые глаза. Все натурально. Она встает, помогает ему подняться, ведет в спальню. Он что-то бормочет: ну и кофе у вас... Опирается на ее плечо, почти висит на ней, жалея, что доставляет ей такое неудобство.
Не слишком ли рано он стал изображать сонливость?
Наверное, она это все затеяла ради мужа. Ей сказали, что не станут его добивать, если она проделает то-то и то-то. Если добудет им этого молодчика, выдающего себя за русского эмигранта, постоянно путающегося у них под ногами.
Придется опять их разочаровать. Профессия у него такая — время от времени разочаровывать самонадеянных господ. Тех, кто решил, будто уже держат Бога за бороду. Это он, Витя Солонин, будет дергать их за бороды, пока не поймут, что к чему на этом свете.
Похоже, она не знает, что с ним делать.
Все-таки расстегивает и снимает с него рубашку. Зачем ей его раздевать? Или так велено? Чтобы предстал перед своими захватчиками голый и безоружный.
Итак, сказал он себе, теперь я удильщик и наживка в одном лице. Дело осталось за щуками. Ну где вы там?
И они вошли... Двое. Сначала он даже не понял откуда. Подошли к нему вполне грамотно, с изголовья, неслышно ступая, и он их вначале скорее почувствовал, чем увидел.
Краем глаза, периферическим зрением, которое у него превосходно было развито, он увидел, что руки у этих двоих свободны — ни ножей, ни удавок, ни пистолетов.
Он им нужен живым. И все-таки они боятся его, даже сонного. И правильно делают, что боятся...
Они едва коснулись его, как он рванул их на себя, так что они стукнулись лбами. Следующим неуловимым движением он лишил их сознания, прижав большими пальцами определенные точки на шеях.
Оба рухнули вниз, не издав стона. Солонин стремительно вскочил с постели и подмигнул застывшей от ужаса Фирюзе.
— Можно одеться? — спросил он.
Она ничего не ответила, глядела на него глазами, полными слез.
— Вас заставили, — сказал он утвердительно. — Обещали добить вашего супруга, если вы им не поможете.
Он быстро одевался, стараясь держать в поле зрения шкафы, шторы, занавеси... Сколько их здесь всего?
— Их было двое? — спросил он.
Она кивнула, не переставая дрожать.
— Что они собирались со мной делать дальше?
— Сказали: закатают в ковер... и увезут как заложника, — еле выговорила она. — Сказали, что за вас дадут хороший выкуп. Как за иностранца.
— Успокойтесь, — сказал он. — Хотя не могу сказать, что все уже позади. А насчет выкупа они вам наврали. Тех денег, что я стою, никто не сможет дать.
Он обшарил их карманы, потом деловито связал им руки и ноги, оторвав для этого длинный шнур, ниспадавший с гардин. Потом заткнул им рты кляпами из найденных в шкафу кружевных платков.
— Об архивах они вас спрашивали?
— Да... Но я в самом деле не знаю, где они.
— Теперь вы хотите, чтобы я тоже в это поверил? — усмехнулся он.
Фирюза растерянно пожала плечами. Сейчас она казалась ему особенно красивой.
Два швейцарских автоматических пистолета он извлек из карманов нападавших. Эти пистолеты были как нельзя кстати. Он подумал о том, что где-то его, Солонина, ждут сейчас в качестве жертвы и уже наточили нож.
Именно так зарезали беднягу Новруза и кое- кого там, в Москве. Только такая месть, унижающая врага, месть-торжество над поверженным и беспомощным, как баран, противником, может на какое-то время успокоить мятущуюся душу горца Кадуева.