Пламя лизало серое небо, и клубился черный дым. Когда ветер нес его на людей, они мигали и терли глаза. Аллард отвернулся, кашляя и ругаясь. «Это вкус грядущего, – думал Давос. – Многому еще суждено сгореть в огне до конца войны».
Мелисандра, в алых шелках и кровавом бархате, с глазами красными, как рубин у нее на шее, изрекла:
– В древних книгах Асшая сказано, что придет день после долгого лета, когда звезды прольют кровь и холодное дыхание тьмы коснется мира. В этот страшный час некий воин вынет из огня пылающий меч, и меч этот будет Светозарным, Красным Мечом Героев, и тот, кто владеет им, будет новым Азором Ахаи, и тьма расступится перед ним. – Она возвысила голос, чтобы слышали все и каждый. – Азор Ахаи, возлюбленный Рглором! Воин Света, Сын Огня! Приди, твой меч ждет тебя! Приди и возьми его!
Станнис Баратеон шагнул вперед, как солдат, идущий в бой. Оруженосцы последовали за ним. Сын Давоса Деван надел на правую руку короля толстую стеганую рукавицу. На мальчике был кремовый дублет с вышитым на груди огненным сердцем. Брайен Фарринг, одетый так же, накинул на плечи Станнису жесткий кожаный плащ. За спиной у Давоса нестройно зазвенели колокольчики.
– На дне морском от огня идет не дым, а пузырьки, а пламя там зеленое, синее и черное, – пропел Пестряк. – Я знаю, я-то знаю.
Король, сцепив зубы и завернувшись в кожаный плащ, сунул руку в огонь. Пальцами, защищенными рукавицей, он схватил меч, пронзающий сердце Матери, и сильным рывком выдернул его из горящего дерева. Он поднял меч, и вокруг раскаленной вишневой стали вспыхнуло зеленое, как яшма, пламя. Охрана бросилась гасить затлевшую кое-где одежду короля.
– Огненный меч! – воскликнула королева Селиса, а сир Акселл Флорент и другие ее приближенные подхватили крик. – Огненный меч! Он светится! Светится! Огненный меч!
Мелисандра воздела руки.
– Смотрите! Нам был обещан знак, и вот мы видим его! Вот он, Светозарный! Азор Ахаи вернулся к нам! Слава Воину Света! Слава Сыну Огня!
В ответ послышались нестройные крики. Рукавица Станниса загорелась. Выругавшись, король сунул меч острием в землю и сбил огонь о бедро.
– Властитель, озари нас светом своим! – воззвала Мелисандра.
– Ибо ночь темна и полна ужасов, – отозвалась Селиса и ее присные. «Может, и мне надо сказать эти слова? – подумал Давос. – Входит ли это в мой долг перед Станнисом? Его ли это бог на самом деле?» Обрубленные пальцы свело судорогой.
Станнис снял рукавицу и бросил ее наземь. Боги в костре стали совсем уже неузнаваемыми. У Кузнеца отвалилась голова, подняв столб искр и пепла. Мелисандра запела что-то по-асшайски – голос ее поднимался и опадал, как прибой. Станнис, скинув прожженный кожаный плащ, молча слушал ее. Светозарный, воткнутый в землю, еще светился тускло-красным огнем, но зеленое пламя уже угасало.
Когда женщина допела свою песнь, от богов остались одни головешки, и терпение короля истощилось. Он взял королеву под локоть и повел обратно в замок, оставив Светозарный торчать в земле. Красная женщина задержалась, наблюдая, как Деван и Брайен Фарринг заворачивают обожженный, почерневший меч в королевский кожаный плащ. «Не больно-то он красив теперь, Красный Меч Героев», – подумал Давос.
Несколько лордов тихо переговаривались в подветренной от костра стороне. Заметив, что Давос смотрит на них, они умолкли. Если Станнис падет, они и меня уничтожат в тот же миг. Давос не примыкал ни к ним, ни к людям королевы – честолюбивым рыцарям и мелким лордам, которые объявили себя приверженцами Владыки Света и тем завоевали милость леди – нет, королевы, запомни это! – Селисы.
Костер начал гаснуть, когда Мелисандра и оруженосцы удалились с драгоценным мечом. Давос с сыновьями присоединился к толпе, идущей к берегу и кораблям.
– Деван держится молодцом, – заметил отец.
– Рукавицу не уронил – и то ладно, – согласился Дейл.
– Что это за огненное сердце у него на груди? – спросил Аллард. – Эмблема Баратеонов – коронованный олень.
– Лорд может выбрать себе не одну, а несколько эмблем, – ответил Давос.
– Скажем, черный кораблик и луковицу – да, отец? – улыбнулся Дейл.
Аллард пнул подвернувшийся под ноги камень.
– Иные бы взяли нашу луковицу… и огненное сердце в придачу. Дурное это дело – сжигать Семерых.
– С каких пор ты стал такой набожный? – осведомился Давос. – Что может смыслить сын контрабандиста в божественных делах?
– Я сын рыцаря, отец. Если ты не будешь об этом помнить, то и никто не будет.
– Сын рыцаря. Но не рыцарь. И не станешь им, если будешь мешаться в дела, которые тебя не касаются. Станнис – наш законный государь, и нам не подобает приставать к нему с расспросами. Мы водим его корабли и выполняем его приказы – вот и все.
– Если уж речь об этом, отец, – сказал Дейл, – мне не нравятся бочки, которые прислали мне на «Ярость». Зеленая сосна – вода в них сразу испортится.
– Я получил такие же для «Леди Марии», – подтвердил Аллард. – Все мореное дерево забрали люди королевы.
– Я поговорю об этом с королем, – пообещал Давос. Лучше уж он сам, чем Аллард. Его сыновья хорошие бойцы, а моряки и вовсе отменные, но с лордами говорить не умеют. «Они низкого рода, как и я, но не любят, когда им напоминают об этом. Глядя на наш герб, они видят только черный корабль, гордо летящий по ветру, а на луковицу закрывают глаза».
На памяти Давоса в их гавани никогда еще не было так многолюдно. На каждом причале грузили провизию, и все гостиницы кишели солдатами, которые пили, играли в кости или высматривали шлюх. Напрасная надежда – таких женщин Станнис на свой остров не допускал. У берега теснились корабли – боевые галеи и рыбачьи лодки, крепкие карраки и плоскодонные барки. Лучшие места для стоянки занимали самые крупные корабли: флагман Станниса «Ярость» покачивался между «Лордом Стефороном» и «Морским оленем». Рядом стояли серебристая «Гордость Дрифтмарка» лорда Велариона с тремя своими сестрами, нарядный «Красный коготь» лорда Селтигара, статная «Меч-рыба» с длинным железным носом. В море на якоре «Валирийка» Салладора Саана возвышалась среди двух дюжин более мелких полосатых лисских галей.
Обветшалая гостиница стояла в конце каменной пристани, где были причалены «Черная Бета», «Дух» и «Леди Мария» с полудюжиной других галей на сотню и меньше весел. Давосу захотелось пить. Он расстался с сыновьями и направил свои стопы к гостинице. У входа в нее торчала горгулья вполовину человеческого роста. Дожди и соль сильно попортили ее, но они с Давосом были старые друзья.
– Будь здорова, – шепнул он, проходя внутрь, и потрепал ее по каменной голове.
В шумной харчевне Салладор Саан ел виноград из деревянной чаши. Увидев Давоса, он махнул ему рукой.
– Садись со мной, сир рыцарь. Съешь ягоду. Или две. Сладкие – просто чудо. – Щегольство этого вкрадчивого, всегда улыбающегося лиссенийца вошло в поговорку по обеим сторонам Узкого моря. Сегодня он облачился в кафтан из серебряной парчи с прорезными рукавами, такими длинными, что их концы волочились по полу. Пуговицами ему служили яшмовые обезьянки, а на жидких белых кудряшках сидела ярко-зеленая шапка с павлиньими перьями.
Давос протолкался между столами. До того, как сделаться рыцарем, он часто покупал товары у Салладора Саана. Лиссениец сам был контрабандистом, а заодно торговцем, банкиром, знаменитым пиратом и самозваным принцем Узкого моря. Когда пират богатеет, все готовы признать его принцем. Давос сам совершил путешествие в Лисс, чтобы переманить старого негодяя на службу к лорду Станнису.
– Вы видели, как горят боги, милорд? – спросил Давос.
– У красных жрецов в Лиссе большой храм. Они всегда что-нибудь жгут и взывают к своему Рглору. Надоели они мне со своими кострами. Будем надеяться, что королю Станнису это тоже скоро надоест. – Явно не боясь быть услышанным, он ел свой виноград и смахивал пальцем прилипшие к губе косточки. – Вчера пришла моя «Тысячецветная птица», добрый сир. Это не военный корабль, а торговое судно, и по пути она завернула в Королевскую Гавань. Ты уверен, что не хочешь виноградинку? Там, говорят, голодают. – Салладор с улыбкой покачал кистью перед Давосом.
– Все, что мне нужно, это эль – и новости.
– Вы, вестероссцы, всегда торопитесь. Какой в этом прок? Кто спешит жить, спешит к могиле. – Салладор рыгнул. – Лорд Бобрового Утеса прислал своего карлика управлять Королевской Гаванью. Видно, надеется, что его рожа отпугнет всех врагов или что мы все помрем со смеху, когда Бес появится на стене. Карлик прогнал олуха, который командовал золотыми плащами, и поставил на его место рыцаря с железной рукой. – Он сдавил между пальцами виноградину – кожица лопнула, и потек сок.
К ним пробилась служанка, хлопая по тянущимся к ней рукам. Давос заказал кружку эля и просил Салладора:
– Насколько хорошо защищен город?
– Стены там высокие и крепкие, но кто будет стоять на них? Они строят скорпионы и огнеметы, верно, но золотых плащей мало, да и те новички, а других у них нет. Быстрый удар, как делает ястреб, падая на зайца, – и город наш. Если ветер будет попутным, завтра к вечеру ваш король сможет взойти на Железный Трон. Карлика мы оденем в дурацкий наряд и будем колоть ему задницу копьями, чтобы он плясал нам, а ваш добрый король, быть может, даст мне на ночь прекрасную королеву Серсею. Я слишком долго живу в разлуке со своими женами, служа ему.
– У тебя нет жен, пират, – только наложницы, и тебе хорошо платят за каждый день твоей службы и за каждый корабль.
– Только на словах. Добрый сир, мне нужно золото, а не слова на бумаге. – Он бросил виноградину себе в рот.
– Ты получишь свое золото, когда мы возьмем казну в Королевской Гавани. В Семи Королевствах нет человека честнее, чем Станнис Баратеон. Он свое слово сдержит. – Что за мир, подумал Давос, где контрабандисты низкого рода должны ручаться за честь королей?
– Да, он говорит то же самое. А я говорю – давайте это сделаем. Даже этот виноград не такой спелый, как тот город, дружище.