«Ты и сам говоришь мне лишь то, что считаешь нужным, а это, увы, еще меньше», – недовольно подумал Джон. Брат его Робб созвал знамена и отправился на юг воевать, и обо всем этом ни слова… правда, Сэмвелл Тарли, который читал письмо мэйстеру Эймону, по секрету рассказал ему все, то и дело повторяя, что не должен этого делать. Вне сомнения, они считали, что поход брата его не касается, однако война волновала Джона сильнее, чем он смел сказать. Робб шел в бой, а он нет. Сколь часто ни твердил себе Джон, что теперь его место здесь, на Стене, рядом с новыми братьями, он все равно ощущал себя трусом.
– Зерно, – каркнул ворон, – зерно, зерно.
– Да замолчи же, – сказал птице Старый Медведь. – И скоро, по мнению мэйстера Эймона, ты сумеешь пользоваться этой рукой?
– Скоро, – ответил Джон.
– Хорошо. – Лорд Мормонт положил на стол между ними большой меч в черных металлических ножнах, окованных серебром. – Вот. Значит, сумеешь поднять его.
Ворон слетел вниз, опустился на стол и направился к мечу, с любопытством наклонив набок голову. Джон медлил, не понимая, что это значит.
– Милорд?
– Огонь расплавил серебряное яблоко, сжег поперечину и рукоять… что ж, сухая кожа, старое дерево, чего еще ожидать. Клинок… лишь огонь в сотню раз более жаркий смог бы причинить вред этой стали. – Мормонт подвинул ножны по грубым дубовым доскам. – Остальное я приказал сделать заново. Возьми.
– Возьми, – отозвался ворон. – Возьми, возьми.
Неуклюже Джон взял оружие левой рукой – перевязанная правая все еще болела и была слишком неловкой. Он осторожно извлек меч из ножен и поднес к глазам. Яблоко вырезали из бледного камня, залитого свинцом, чтобы уравновесить длинный клинок, изобразив подобие оскалившейся волчьей головы. Вместо глаз в нее были вставлены зернышки граната, рукоять обтянули новой кожей, ни пот, ни кровь еще не оставили пятен на ее мягкой черной поверхности. Сам клинок оказался на добрых полфута длиннее, чем тот, к которому привык Джон. Меч суживался к концу, чтобы можно было и колоть, и рубить, три глубоких желобка тянулись по всей длине. Если Лед был настоящим двуручным мечом, этот был полуторным, – иногда такие называли бастардными. Тем не менее волчий меч показался Джону легче клинков, которыми ему приходилось фехтовать. Повернув клинок, Джон заметил узоры на темной стали, оставшиеся после ковки.
– Это же валирийская сталь, милорд, – сказал он с восторгом. Отец часто позволял ему рассматривать Лед, так что Джон знал и облик, и ощущение.
– Она самая, – согласился Старый Медведь. – Оружие это принадлежало моему отцу, а прежде деду. Мормонты владели им пять столетий. Было время, я сам извлекал его из ножен, а потом передал сыну, когда ушел в черные братья.
«Он дарит мне меч сына». Джон едва мог поверить в это. Клинок был самым точным образом уравновешен. Под поцелуем света лезвие поблескивало.
– Ваш сын…
– Мой сын навлек позор на дом Мормонтов, но по крайней мере честь помешала ему прихватить с собой в изгнание этот меч. Моя сестра возвратила оружие мне, но уже один вид меча напоминал мне о бесчестье Джораха, поэтому я спрятал его и забыл – пока его не нашли в пепле, оставшемся от моей опочивальни. Прежняя рукоять изображала медвежью голову из серебра, но серебро настолько истерлось за века, что его уже трудно было заметить. Я решил, что тебе больше подходит белый волк. Один из наших строителей прекрасно режет по камню.
Когда-то – в возрасте Брана – Джон мечтал о великих подвигах, как и всякий здоровый мальчишка. Подробности подвигов менялись от грезы к грезе, однако чаще всего ему представлялось, как он спасает жизнь своего собственного отца. И лорд Эддард называет его истинным Старком и отдает свой меч. Уже тогда он знал, что это не более чем ребячество: бастард не мог даже мечтать об обладании отцовским мечом. Даже воспоминание пристыдило его. Какой человек может покуситься на первородство собственного брата? «У меня нет права владеть этим мечом, – подумал он, – как и Льдом». Джон шевельнул обгорелыми пальцами, ощутив под кожей острый укол.
– Милорд, вы оказываете мне честь, но…
– Избавь меня от всяких «но», парень, – перебил его лорд Мормонт. – Я бы не сидел здесь, если бы не ты со своим зверем. Ты дрался отчаянно, более того – быстро соображал. Огонь! Проклятье, нам следовало бы знать! Нам следовало бы помнить. Долгая ночь уже приходила. Конечно, восемь тысяч лет – приличный срок, но… но если Ночной Дозор не будет помнить, то кто будет?
– Кто, – подтвердил разговорчивый ворон. – Кто…
В ту ночь боги воистину услышали молитву Джона. Огонь охватил одежду мертвеца и поглотил его самого, словно убитая плоть была свечным воском, а кости – сухой древесиной. Джону нужно было только закрыть глаза, чтобы увидеть, как тварь мечется по горнице, натыкается на мебель и пытается сбить пламя. Но как истинное наваждение, преследовало Джона его лицо, окруженное облаком огня… волосы, пылающие как солома; расплавившаяся мертвая плоть стекает с черепа, открывая голую кость. Та демоническая сила, которая овладела Отором, бежала от огня, и среди пепла они обнаружили изуродованный труп – жареное мясо и обгорелые кости. Но в кошмарах он являлся Джону снова и снова… и всякий раз черный труп был как две капли воды похож на лорда Эддарда. Это кожа его отца лопалась и чернела, это отцовские глаза слезами вытекали на щеки. Джон не понимал, что это значит, но видение пугало его сильнее, чем он мог предположить.
– Меч – скромная плата за жизнь, – заключил Мормонт. – Так что бери его; я не хочу ничего больше слышать об этом, понятно?
– Да, милорд. – Мягкая кожа подалась под пальцами Джона, словно бы меч приспосабливался к его руке. Он знал, что ему оказали честь, он понимал это, и все же…
«Он не мой отец, – непрошеная мысль толкнулась в голову Джона. – Мой отец – лорд Эддард Старк, и я не забуду этого, пусть меня задарят мечами». Нельзя же признаться лорду Мормонту, что он-то всегда мечтал о другом клинке.
– Я не хочу никаких любезностей, Сноу, – продолжил лорд Мормонт. – Поэтому не благодари меня. Чти сталь подвигом, а не словами.
Джон кивнул:
– Есть ли у него имя, милорд?
– Было. Длинный Коготь, так он звался.
– Коготь, – отозвался ворон. – Коготь.
– Длинный Коготь – подходящее имя. – Джон для пробы взмахнул левой рукой. Движение вышло неловким, но меч взлетел к потолку, словно по собственной воле. – Когти есть и у волков, и у медведей.
Старый Медведь был доволен:
– Да, пожалуй. Тебе придется носить его через плечо; меч для тебя еще слишком длинен, чтобы носить на поясе… Ничего, подрастешь еще на несколько дюймов. Нужно только разучить удары двумя руками. Когда твои ожоги заживут, сир Эндрю покажет тебе некоторые приемы.
– Сир Эндрю? – Джон не знал этого имени.
– Сир Эндрю Тарт, добрый человек. Он направляется сюда из Сумеречной башни, чтобы принять обязанности мастера над оружием. Сир Аллисер Торн вчера утром отбыл в Восточный Дозор у моря.
Джон опустил меч и с дурацким недоумением спросил:
– Почему?
Мормонт фыркнул:
– Потому, что я отослал его туда, а ты что думал? Он взял кисть, которую твой Призрак оторвал от запястья Джафера Флауэрса. Я приказал сиру Аллисеру плыть на корабле в Королевскую Гавань и положить эту штуковину перед мальчишкой-королем. Уж это привлечет внимание юного Джоффри, я думаю… К тому же сир Аллисер – человек знатный, помазанный рыцарь. У него есть старые друзья при дворе. Уж его-то заметят, в отличие от даже приукрашенной вороны.
– Воро́ны. – Джону послышалось некоторое неодобрение в голосе птицы.
– Потом, – продолжил лорд-командующий, игнорируя выходку птицы, – он окажется в тысяче миль от тебя, и мы избавимся от всяких ссор. – Лорд Мормонт ткнул пальцем в сторону Джона. – Не думай, что я одобряю ту бессмыслицу, которая произошла в общем зале. Доблесть способна скомпенсировать проявленную глупость, но ты теперь не мальчишка, при всех твоих немногих годах. Меч этот подобает мужчине, и владеть им должен человек зрелый. Рассчитываю, что с этой поры ты будешь вести себя как положено.
– Да, милорд. – Джон задвинул меч в окованные серебром ножны; сам он выбрал бы не этот клинок, но это был дар благородный, а освобождение от злых козней сира Аллисера Торна сулило облегчение.
Старый Медведь поскреб подбородок.
– Я уже и забыл, как сильно чешется новая борода, – сказал он. – Но этому не поможешь. А твоя рука позволяет тебе приступить к делам?
– Да, милорд.
– Хорошо. Сегодня ночью будет холодно, я хочу горячего пряного вина. Найди мне бутыль красного, не слишком кислого, и не жалей пряностей. Потом скажи Хоббу, что, если он еще раз приготовит мне отварную баранину, я прикажу отварить его самого. Та ножка, которую он прислал в последний раз, уже позеленела от старости. Даже моя птица не захотела прикоснуться к ней. – И он погладил пальцем ворона по голове, птица отвечала удовлетворенным звуком. – Ну, иди. Мне надо поработать.
Стражи, устроившиеся в нишах, встретили улыбками спустившегося по лестнице Джона, держащего меч в здоровой руке.
– Отличная сталь, – сказал один из них.
– Ты заслужил ее, Сноу, – добавил другой. Джон заставил себя улыбаться в ответ, но сердце его было не здесь. Он знал, что должен быть доволен, однако не ощущал радости. Рука болела, вкус гнева еще не оставил рот, хотя Джон и не знал, на кого сердится и почему. С полдюжины его друзей собрались неподалеку от Королевской башни, где теперь расположился лорд-командующий Мормонт. Они повесили мишень на двери житницы так, будто тренировали свою меткость, однако он немедленно все понял.
Едва Джон отошел от башни, Пип окликнул его:
– Ну-ка, иди сюда, дай посмотреть.
– На что посмотреть? – спросил Джон.
Жаба подвинулся ближе:
– На твои розовые задние щечки, на что же еще?