Генрих достал из-под кровати начатую бутылку бренди и наполнил свой опустошенный стакан.
– Мои эскулапы запрещают мне пить бренди, – пояснил король Хэнксу. – А мне без него не жить, лишь оно дает мне успокоение и просветление. Я читал, что сам великий Цельс признавал целебные свойства бренди и особенно рекомендовал употреблять его мужчинам.
– Бренди – славный напиток, ваше величество, – согласился Хэнкс.
– Вот, вот, вы меня понимаете! – обрадовался Генрих. – Выпейте со мной. Возьмите мензурку с ночного столика. Ту гадость, что в ней налита, выплесните в ночной горшок, я так всегда делаю. Держите бутылку, налейте себе бренди! Только немного, а то мне не дадут больше, эту-то бутылку с трудом выпросил у своего обер-лакея. Дожили! Королю, государю, правителю страны – и не дают того, чего он хочет!..
А знаете, мастер Хэнкс, на празднике я встретил прелестную юную девицу, которая мне весьма приглянулась. Вы не поверите, но ее имя – Энни! Каково совпадение, а? Эта девица – не кривляка и не ломака, она ответила мне симпатией, и перед отъездом мы провели с ней восхитительную ночь вдвоем. Я торжествовал над Энни пять раз, и она теряла сознание от наслаждения. Я и не представлял, что еще способен на подобные любовные подвиги.
Новая Энни мне очень нравится, – она молода, красива, проста и нежна. Вот я и подумал, – а не жениться ли мне на ней? Мне почему-то кажется, – нет, я почти уверен, что она родит мне сына! Правда, она не очень умна, но зачем мне умная жена? У меня были две умные жены, и я хлебнул с ними горя!.. Да и чем я рискую? После того как я выгнал Екатерину, которая любила меня, после того как я казнил Энни, которую я любил, – чем я рискую, женившись в третий раз? Как вы считаете, мастер Хэнкс, жениться мне на Энни-второй или нет?
– Как соизволите, ваше величество, – сказал Хэнкс и выпил свое бренди. – По моим данным, эта девица не представляет угрозы для государственной безопасности.
– А, так вы ее знаете? – король посмотрел на Хэнкса.
– Естественно, – ответил тот. – Моя обязанность знать обо всех, кто приближается к вашей особе.
– Не представляет угрозы для государственной безопасности… Странно вы оцениваете особенности молоденьких девушек, – ухмыльнулся Генрих. – А если она тоже не родит мне сына? А если у меня будут с ней какие-нибудь личные проблемы? Что тогда?
– Тогда? Вы разведетесь с ней, как с Екатериной, или казните ее, как Энни-первую, – невозмутимо сказал Хэнкс.
Король пристально посмотрел на Хэнкса, пытаясь определить, не шутит ли он?
– Вы это серьезно? – спросил Генрих.
– Да, ваше величество. Почему нет? – бесстрастно ответил Хэнкс.
– Вы поистине удивительный человек, – Генрих покачал головой. – Скажите, Хэнкс, у вас есть мечта? – спросил он через секунду, глядя ему в глаза.
– Да, ваше величество.
– Отройте мне ее.
– Я мечтаю увидеть конец света и Страшный Суд, – лицо Хэнкса дрогнуло и приняло на миг жуткое нечеловеческое выражение.
Генрих с ужасом смотрел на мастера Хэнкса и молчал.
– Вот мечта, которая обязательно исполнится, – пробормотал он, наконец.
– Кто знает, – криво улыбнулся мастер Хэнкс.
– Вы и в это не верите? – поразился Генрих.
– Кто знает, – повторил Хэнкс с уже обычным, замкнутым выражением лица.
– Но если будет последний Суд, то и вы ответите на нем за все свои прегрешения, – сказал Генрих. – И боюсь, что вам, мастер Хэнкс, будет уготовано место не в небесном граде Иерусалиме.
– Возможно, но уже за одно зрелище Страшного Суда я готов вечно гореть в аду. Оно того стоит, – сказал Хэнкс.
– Ладно… Налейте себе еще бренди, так и быть, – Генрих потупился и махнул рукой. – Пока еще не наступил Страшный Суд, давайте выпьем… Я женюсь на Энни номер два, а там посмотрим… Ваше здоровье, мастер Хэнкс!
– Ваше здоровье, ваше величество! – возразил Хэнкс.
– Спасибо. Выпьем!.. Женюсь, – сказал в заключение Генрих. – Женюсь обязательно. Три – хорошее число, и с третьей женой мне повезет. Женюсь, и буду счастлив; имею же я право на счастье, черт меня возьми!
Заговор Елизаветы, дочери Генриха, против ее сестры Марии
Часть 1. Трактир «Свиная голова»
В сумерках, по дороге, ведущей к северным воротам Лондона, торопливо ехали и шли запоздавшие путники, – ворота скоро должны были закрыться на ночь, надо было спешить. После вчерашнего дождя дорога была размыта: большие лужи заставляли прохожих идти по обочине, а редкие всадники, чертыхаясь, понукали своих коней лезть в самую грязь – при этом копыта коней разъезжались, и всадники каждую минуту рисковали упасть и оказаться в жидком дорожном месиве.
– Вот, дьявол! – выругался всадник на прекрасной серой лошади, когда едва удержался от падения. – Ну, давай же, Арабелла, осталось не больше мили, – он похлопал лошадь по шее. – Давай же, милая, не ночевать же нам в предместье! Я знаю, что ты устала, но меня ждут на важной встрече, а тебя ждет теплая сухая конюшня и охапка душистого сена. Нам с тобой есть ради чего поднатужиться; последнее усилие – и мы у цели… Давай, милая!
Лошадь заржала, с усилием вылезла из огромной промоины и покорно направилась вперед. Через четверть часа городские ворота остались позади; стоявшие в них стражники бегло оглядели всадника и пропустили его, не найдя подозрительным. Он с облегчением вздохнул и уверенно поехал по лабиринту улиц: он хорошо знал Лондон.
К западу, вдоль берега Темзы высились здания дворцов и среди них Уайт-холл, где жил когда-то король Генрих, а теперь жила его дочь, королева Мария. Вниз по течению Темзы, в восточной части Лондона, находился замок Тауэр – тюрьма для государственных преступников. Здесь по приказанию короля Генриха в свое время отрубили голову лорд-канцлеру сэру Томасу и второй жене Генриха – Энни, матери принцессы Елизаветы.
Всадник достиг центра города и повернул на восток, поехав через самую оживленную часть Лондона. Несмотря на вечернее время, еще кипела работа в мастерских, бойко торговали лавочники; по улицам ходили солдаты и слонялись моряки с кораблей, прибывших из разных стран. Кроме того, немало было воров, охотившихся за кошельками приезжих провинциалов – это называлось на воровском жаргоне «ловлей кроликов». Всадник не раз ощущал на себе цепкие взгляды таких «ловцов», но он, конный, с кинжалом за поясом и шпагой на боку, был для них трудной добычей – его не трогали.
Вскоре он миновал собор Святого Павла. Богослужение сегодня уже закончилось, однако народа было по-прежнему много: сюда приходили дельцы в поисках клиентуры, и часто тут же совершались всевозможные сделки. Рядом с собором было место встреч избранной молодежи. Здесь назначались любовные свидания и дружеские встречи; франты приходили сюда щегольнуть модными нарядами.
С Темзы разносились пронзительные окрики лодочников, зазывавших тех, кому надо было переправиться через реку. Вообще, шум в городе стоял невообразимый: по булыжникам грохотали колеса повозок, кричали торговцы, шумно ссорились подмастерья, то и дело возникали драки из-за нежелания уступить дорогу.
Всадник улыбнулся, вспомнив меткое замечание одного путешественника, объясняющего шум в Лондоне тем, что все жители английской столицы пребывают по обыкновению навеселе. Простой народ пьет крепкий эль за завтраком, обедом и ужином, а люди побогаче – вино, которое «способствует установлению духа доброго товарищества, но приводит к дракам на шпагах». Одним словом, «этот город никак нельзя назвать городом трезвенников, и люди на улицах охотно распевают песни, постоянно находясь в подпитии».
Помимо всего, доносилось пение из парикмахерских, где брадобрею по закону полагалось петь, пока он скоблил щеки и стриг бороды – и, конечно, музыка из трактиров. К одному из них всадник и подъехал: трактир назывался «Свиная голова» и пользовался доброй славой среди джентльменов, желающих приятно провести время. Обстановка там была небогатая, но готовили вкусно, подавали неплохое вино и не заламывали чрезмерную цену. Кроме этих очевидных преимуществ, трактир был еще и безопасен, – его владелец каким – то непостижимым образом ладил и с полицией, и с ворами, которые хозяйничали в этом квартале столицы.
В «Свиной голове» всадника уже давно ждали: ему помогли спешиться, лошадь отвели на конюшню, а самого его – в укромную комнату, через коридор от общего зала.
– Сэр Джон! Милорд! – закричал краснолицый джентльмен, единственный, кто был в этой комнате. – Позвольте обнять вас на правах старого друга. Вы ведь не забыли наши заседания в клубе Циников? В этой же доброй «Свиной голове»?
Вид на Темзу в Лондоне.
Гравюра XVI века.
– Как можно забыть? Вы столько раз избирались королем пирушек, что навечно останетесь в летописях нашего клуба, – улыбнулся сэр Джон. – Как поживаете, сэр Эндрю?
– Превосходно! Жаль только, что наш клуб Циников закрылся, – веселое было заведение, черт побери! – захохотал краснолицый джентльмен, от которого и сейчас сильно разило вином.
– Вот как? Вы уже больше не собираетесь по четвергам? Отчего же?
– После вашего отъезда все пошло вкривь и вкось: не было никого, кто был способен заменить вас. К тому же, при нынешней власти всякие собрания вызывают подозрения. Ее величеству королеве Марии всюду мерещатся протестантские заговоры.
– Разве мы не для этого сегодня здесь? – усмехнулся сэр Джон.
– Так что же! При чем тут клуб Циников?! – возмутился сэр Эндрю. – Это была лояльная организация. Мы ругали правительство, издевались над важными господами, награждали их обидными прозвищами и смешивали с грязью, но у нас и в мыслях не было устраивать заговоры. А вот теперь, когда нам запрещено чесать языки, придется взяться за оружие. Как сказал один мой приятель: «Когда человеку не дают говорить, он начинает действовать», – или, говоря по-другому, зажимая рот, вам освобождают руки.
– О, да вы политик, дорогой Эндрю! Вам бы заседать в парламенте.