– Ваше величество может всецело располагать мною, – поклонился он, довольный, что отыскал такие учтивые слова.
Выехав из ворот королевского парка, сэр Роберт направил коня к ближайшему трактиру.
– Эй, бутылку вина мне! – крикнул он трактирщику, войдя в зал. – И поесть: большой кусок мяса с кровью, почки в уксусе, тушеную капусту и пирожки!.. Тысяча чертей, быть другом королевы, болтать с ней о разных пустяках, – неужели я не способен на большее? – проворчал сэр Роберт себе под нос. – И почему, черт возьми, ей не понравился мой наряд?..
Часть 3. Двор Елизаветы
Сэр Джон медленно ехал по дороге в загородное королевское поместье, где жила теперь принцесса Елизавета. В последние дни дождей не было, ярко светило солнце, и дорога успела просохнуть; между тем, она была пуста, – сколько хватало глаз, не видно было ни проезжих, ни прохожих, – так что лошадь сэра Джона все время норовила перейти на рысь.
– Нет, Арабелла, – говорил сэр Джон, сдерживая поводья, – мы никуда не торопимся. Я понимаю, ты застоялась в конюшне и не прочь размять ноги, но пойми, глупо будет, если мы явимся раньше положенного часа. Мне вовсе не хочется сидеть в прихожей вместе с лакеями и дожидаться, пока принцесса закончит играть в мяч, примет ванну, съест свой ланч, а уж потом выйдет ко мне. Я узнал распорядок дня, которого она неукоснительно придерживается; мы должны прибыть после ланча, – не раньше, не позже.
Ты спросишь, а какого черта мы так рано выехали из Лондона? Видишь ли, вчера и позавчера, и третьего дня сэр Эндрю отмечал свои именины. Тебе, Арабелла, трудно понять, каково жить человеку в стране с двумя вероисповеданиями: по католической вере полагается праздновать именины и прославлять своего святого покровителя, но протестантская вера не признает святых и их прославления. Что же делать? Пришлось сэру Эндрю в первый день собирать друзей-католиков и отмечать с ними свои именины; во второй день он собрал друзей-протестантов и отмечал с ними уже не именины, а день апостола Андрея, ученика Спасителя, – а на третий день пили уже просто за здоровье сэра Эндрю.
Мне пришлось хуже всех, поскольку я был рожден в католической вере и не выходил из нее, – точнее сказать, забыл о ней, – но моего покойного дядю Френсиса считают столпом английской Реформации на том основании, что старик был собутыльником короля Генриха. Исходя из всего этого, в первый день я отмечал именины сэра Эндрю как правоверный католик, во второй день, как племянник своего великого дяди, пил за апостола Андрея, а на третий день в качестве самого себя я пил за здоровье сэра Эндрю.
После такой католическо-протестантской попойки мне бы отлежаться в постели, но надо ехать к принцессе Елизавете. Если бы не большая кружка эля утром, я не смог бы взобраться даже на осла, не говоря уж о тебе, – он потрепал лошадь по холке. – Так что не спеши, милое животное, а то потеряешь меня по дороге.
Лошадь фыркнула, мотнула головой и поплелась шагом. Сэр Джон с удовольствием вдохнул свежий осенний воздух с запахами увядающих трав и листьев, и сладко потянулся.
– Ничего, – сказал он, – в эдакий благодатный денек быстро приходишь в себя. Природа добра к нам – она оставляет для нас одно хорошее.
Двор принцессы Елизаветы был беспорядочен, однако в этом не было ее вины. Лишившись матери в раннем детстве, она не пользовалась вниманием отца: король Генрих хотел сына, наследника престола, и когда его третья жена Энни Сеймур, следующая после леди Болейн, родила ему мальчика, Генрих совершенно охладел к Елизавете. Она росла заброшенным ребенком вдали от двора, хотя и пользовалась всеми благами, полагающимися королевской дочери.
К Елизавете приставили хорошего учителя, который обучил ее языкам и основам наук, но не было никого, кто смог бы привить ей необходимые для женщины знания о доме и о себе. Враги Елизаветы со злорадством отмечали неряшливость принцессы, неумение красиво одеваться и ее грубоватые манеры. Говорили, что за внешним порядком жизни ее двора скрываются хаос и сумбур, что придворные ведут себя вульгарно, а она им не препятствует. Говорили также, что ее двор погряз в похоти; прибавляли шепотком, что Елизавета и сама имеет склонность к пороку.
Все это было отчасти верно, однако, с другой стороны, можно было бы отметить, что Елизавета всеми силами стремилась обуздать распущенность своего двора, что придворных для нее выбирала королева Мария, а вернее, сэр Стивен, – ну, а саму Елизавету никак нельзя было назвать распущенной, тем более, порочной. Так мысленно возражал сэр Джон врагам принцессы Елизаветы, подъезжая к ее имению.
Несмотря на то, что он получил полные сведения о дворе принцессы, сэр Джон с любопытством вглядывался в его жизнь. Первое впечатление было, действительно, неблагоприятное. В воротах дремали два солдата: один из них лениво приоткрыл левый глаз, бросил циклопический взгляд на сэра Джона и тут же стал дремать дальше; второй солдат даже не проснулся.
На обширном дворе было грязно, повсюду валялись какие-то тряпки, в цветниках расхаживали курицы; служанка, вышедшая из дома, высыпала мусор прямо на клумбу; дворовый мальчишка справлял малую нужду перед мраморной статуей Афродиты.
Сэр Джон прошел в центральные двери дома, и никто его не остановил. Перед лестницей он встретил, наконец, офицера из охраны, который поинтересовался его именем и спросил, зачем он прибыл. Узнав, что сэр Джон приехал с разрешения королевы, дабы возобновить давнее знакомство с принцессой, офицер потерял интерес к посетителю и показал, как пройти к покоям Елизаветы.
Сэр Джон скоро заблудился в запутанных коридорах и попал на половину фрейлин. Навстречу ему выбежали две растрепанные девушки, чуть не сбив его с ног.
– О, какой славный джентльмен! Не молод, но еще хоть куда! – выпалили они вместо извинения и с хохотом побежали дальше. Сэр Джон изумленно посмотрел им вслед.
Наугад открыв какую-то дверь, он оказался в длинной анфиладе комнат. Пройдя две или три из них, он услышал странные звуки, доносившиеся из-за широкой портьеры. Сэр Джон остановился и навострил уши: сомневаться не приходилось – там занимались любовью, мужские вздохи перемежевались с женскими стонами и короткими страстными восклицаниями. Стараясь ступать бесшумно, он вернулся назад и продолжил поиски покоев принцессы.
В конце концов, он перехватил какого-то лакея, который отвел его к Елизавете; сэр Джон пришел вовремя – она собиралась выйти в сад, ее сопровождала группа молодых дам и кавалеров.
Когда сэр Джон видел Елизавету в последний раз, она была подростком; теперь ее формы несколько округлились, но она была по-прежнему угловата. Лицо Елизаветы покрывал толстый слой пудры и румян (чтобы скрыть бледность, которая, видимо, с годами не уменьшилась, – решил сэр Джон). Ранее густые волосы поредели (еще два-три года, и ей придется носить парик, – с сожалением подумал он).
С некоторым удивлением сэр Джон посмотрел на аляповатый наряд принцессы: очень широкая, по нынешней моде, юбка ярко-кровавого цвета плохо сочеталась с красно-коричневым корсетом и темно-вишневым плащом с большим меховым капюшоном – и уж совсем не к месту была розовая нижняя рубашка, выглядывающая из-под корсета. Тупоносые туфли на высоком каблуке были тоже розовыми с какими-то странными помпонами спереди. От головы до ног Елизавета была увешена драгоценностям: они были закреплены в ее волосах, на корсете, юбке и даже на туфлях. На шее принцессы было тяжелое ожерелье, на пальцах – огромные перстни.
– Ваше высочество, – склонился перед ней сэр Джон, – я прибыл, чтобы засвидетельствовать вам мое почтение и возобновить, если вы того пожелаете, наше знакомство. Когда-то я имел честь быть представленным вам, меня зовут…
– Сэр Джон, – тут же вспомнила его Елизавета. – Как же, мы с вами провели немало веселых часов! Вы все еще играете в мяч? – спросила принцесса.
– Куда мне, ваше высочество, я ведь почти старик, – ответил со вздохом сэр Джон. – Время течет, и его нельзя остановить. Зато вам его течение на пользу: вы так похорошели за эти годы. Я думаю, лучшие женихи из королевских домов Европы мечтают о том, чтобы пойти с вами под венец.
– Я не собираюсь замуж, милорд, – засмеялась Елизавета. – Пример моей матери не внушает оптимизма насчет брачных отношений. И не надо мне льстить: как мне помнится, вы всегда отличались тем, что говорили правду, даже если она звучала цинично. Оставайтесь верны себе, сэр Джон, в этом ваше преимущество.
– Как прикажете, миледи. Приятно видеть, что и ваш характер не изменился, – он почтительно поцеловал ей руку.
– Я рада, что вы опять при моем дворе, – сказала Елизавета. – Надеюсь, ваши неприятности закончились?
– Неприятности? Пожалуй, их не было, миледи, – возразил сэр Джон. – Разве можно назвать неприятностью безбедное житье на лоне природы? Я был всеми забыт, а значит, меня никто не тревожил. Философы посчитали бы это счастьем.
– Зачем же, в таком случае, вы возвратились в шумную и беспокойную столицу? Неужели суета Лондона привлекает вас? – спросила Елизавета, поддерживая шуточный тон беседы, но ее глаза на мгновение остро впились в сэра Джона.
– Право, не знаю, – пожал он плечами. – Наверное, человек такое существо, которое не может жить в покое. Зачем он оставляет тихий берег и устремляется в бурное море? Ладно, если его манит прибыль, но когда ее нет? Почему нас привлекают опасные путешествия и сладостно волнует смертельный риск? Я не знаю… Такими нас, видно, создал Бог.
– Опасные приключения? При моем дворе? Вы снова мне льстите, милорд, – улыбнулась Елизавета. – Это самое спокойное место во всей Англии, тихий берег, как вы говорите. Если вы ищите приключений, вы ошиблись адресом.
– Я выражаюсь фигурально, миледи. Впрочем, мы говорили о шумной и непредсказуемой лондонской жизни. Я вернулся в Лондон, однако знакомых у меня в столице осталось мало, а при дворе ее величества королевы Марии их вовсе нет. Куда же мне было податься, как не к вам?