– Ага, наконец-то следующий танец! Я пошла, милорд, меня ждут.
– Я безмерно восхищен вами, моя принцесса, – поклонился ей сэр Джон.
Королева Мария плакала на кровати в своей спальне. Ей приснились отец и мать. Они сидели в домашних одеждах, друг подле друга, и любовно беседовали. Мария, маленькая девочка, подошла к ним и спросила о чем-то. Мать засмеялась и ласково поцеловала ее в лоб, а отец посадил на колени и крепко обнял.
Дальше они все вместе пошли по длинным коридорам дворца. Им навстречу попадалось много людей, которые были приветливы и радостны. Открылись большие двери, и Мария с отцом и матерью очутилась в огромном освещенном зале, стены которого терялись вдали, а потолок находился в невообразимой высоте. Зазвучала музыка, которая была так хороша, что вызывала душевное трепетание. Отец взял Марию за руки и повел ее в танце; мать весело улыбалась им. Мария танцевала отлично, у нее сами собой получались танцевальные фигуры. Вокруг слышались одобрительные возгласы; по лицу отца она видела, что он гордится ею.
Потом отец танцевал с матерью и они были очень красивой парой. Марии хотелось прыгать от восторга и хлопать в ладоши. «Это мои папа и мама, это мои папа и мама!», – восклицала она. Отец шутливо погрозил ей пальцем и мать, по-прежнему улыбаясь, сделала знак, чтобы она вела себя прилично.
Затем они втроем оказались на бескрайнем лугу, покрытом изумрудной травой и пышными цветами. В воздухе порхали бабочки, издалека доносилось прекраснейшее пение птиц. Марии не хотелось уходить отсюда; отец уговаривал ее, объясняя, что им пора возвращаться. Откуда-то появились три лошади – белая, вороная и каурая. Каурая была меньше других, и отец хотел, чтобы Мария села на нее.
Мария боялась: тогда отец подхватил ее и посадил на лошадь. Его руки были сильными и надежными, а слова – полны любви и нежности. Мария вцепилась в пышную гриву лошади и понеслась вскачь, сама удивляясь своей ловкости. Отец и мать помчались за ней. «Постой, подожди! Мы тебя догоним!» – смеясь, кричали они.
После Мария опять сидела на коленях у отца. Он рассказывал ей сказку, и Мария засыпала, счастливая, ощущая себя в безопасности в отцовских руках…
Проснувшись в своей спальне, Мария продолжала улыбаться, – а потом поняла, что это был сон и расплакалась. Отослав служанок и фрейлин, она продолжала растравливать себя воспоминаниями: на смену детским пришли более поздние, девические; сладкая тоска по детству сменилась обидой и отчаянием. Мария вспомнила, как уезжала ее мать, когда отец решил жениться на Энни Болейн. Она помнила нервные торопливые движения матери, ее воспаленные красные глаза и высохшее лицо. Одновременно Мария словно воочию видела, как отец смеется и нежничает с леди Болейн, но как он холоден и натянуто приветлив с ней, своей дочерью.
Щеки Марии вспыхнули от возмущения и стыда, кулаки крепко сжались, слезы высохли. Она бормотала слова ненависти и презрения, казнила в своем воображении Энни Болейн и осыпала упреками отца.
Далее пошли воспоминания о долгих годах одиночества; как-то мельком пронеслись смерть отца и короткое правление брата, заговор Дженни Грэй и окончательное свое утверждение на престоле. Уныло прошли перед глазами придворные церемонии и праздники, – и лишь вспомнив Роберта Дадли, королева улыбнулась.
Посидев еще немного в задумчивости, Мария позвала челядь, чтобы одеться. Заканчивая свой туалет, она спросила как бы невзначай:
– Какая погода сегодня?
– Отличная, ваше величество, – ответили ей. – Туман рассеялся, облака ушли. Небо ясное, правда, немного холодновато.
– Хорошая погода в это время года – редкость, – заметила Мария. – Что у нас намечено на сегодняшний день?
– Научный диспут, ваше величество. Итальянские богословы из Падуи вступят в ученый спор с нашими профессорами из Оксфорда. Будет обсуждаться вопрос об источниках спасения человеческой души. Наши профессора считают, что большинство источников спасения находятся внутри человеческой природы, например, способность противостоять греху и обратиться к праведности. Однако итальянские богословы утверждают, что источники спасения души находятся исключительно вне человеческой природы; даже способность противостоять греху и обратиться к праведности возникает благодаря божественным действиям, а не человеческим усилиям.
Спор обещает быть жарким, ваше величество. Поддержать богословов из Падуи придут их земляки из числа пребывающих у нас итальянцев; в свою очередь, наши студенты придут, дабы оказать поддержку профессорам из Оксфорда. Но опасаться нечего, ваше величество: все меры приняты, чтобы диспут не перерос в массовую драку, как это было в прошлый раз, когда обсуждалась проблема об универсалиях, то есть общих понятиях в философии.
– Господи Иисусе, – вздохнула Мария, – подумать только, мы спорим об универсалиях! Этот вопрос уже лет сто, как решен в Европе, а мы все спорим о нем. Нет, все-таки правы те, кто называет нас провинциалами: мы действительно живем будто в глухой провинции Европы: одеваемся, как провинциалы, ведем себя, как провинциалы, думаем, как провинциалы… Знаете, мне не хочется присутствовать на этом диспуте. Пусть господа ученые мужи спорят сколько им угодно, но без меня.
– Разрешите вам напомнить, что вы обещали, ваше величество.
– Извинитесь за меня. Скажите, что врачи предписали королеве прогулки на свежем воздухе, а так оно и есть, мы не возьмем на душу грех обмана. Сегодня такая погода, что самое время для прогулки – распорядитесь, чтобы все было приготовлено для выезда. Я хочу погулять в верховьях Темзы.
– Но, ваше величество, мы не успеем собрать всю вашу свиту! А припасы – вы ведь захотите поесть на природе? Для того чтобы запастись всем необходимым тоже нужно определенное время. Кроме того, надо известить его преосвященство епископа Эдмунда. Он примет меры для обеспечения вашей безопасности.
– Припасов не надо никаких, мы пообедаем после во дворце; для охраны привлеките конных гвардейцев, они всегда должны быть наготове; вся свита мне в сопровождение не нужна, это не официальный выезд, а частная прогулка, – возразила Мария. – Что касается епископа, то даже во имя моей безопасности я не обязана оповещать его о своих действиях. Я хочу сейчас поехать на прогулку, и я поеду. Я королева!
– Конечно, ваше величество. Как прикажете.
– Да, и пригласите этого… как его… молодого джентльмена, которого недавно представил нам сэр Стивен. Его имя Роберт, кажется…
– А, сэр Роберт Дадли! Конечно, ваше величество, как вам угодно.
– Поторопитесь же! Вдруг небо опять затянется облаками.
Конная процессия королевы медленно ехала по берегу реки. В воздухе чувствовалась морозная прохлада, от лошадей валил пар, их храпение далеко разносилось по округе. День был очень тихим: так тиха бывает природа, когда она ждет больших и близких перемен. Вода в реке была почти недвижна, лишь еле слышное журчание у берега выдавало ее течение; пожухлая трава сникла и прижалась к земле в ожидании скорого снега; растерявшие листья деревья застыли в своей дикой красоте. Одни вороны и галки носились с беспокойными криками над деревней у леса, да полевки изредка перебегали дорогу.
– Позовите сэра Роберта Дадли, – сказала королева. – Вам нравится предзимье? – спросил она, когда сэр Роберт приблизился к ней.
– Печальная пора, – неопределенно ответил он.
– В этом и заключается особое очарование, понять которое могут лишь утонченные натуры. Увядание вызывает более глубокие переживания, чем цветение, не так ли?
– Да, так, ваше величество, – с готовностью согласился сэр Роберт.
Мария искоса взглянула на него. Некоторое время они ехали молча.
– Вы плакали когда-нибудь? – продолжила разговор королева.
– Конечно, ваше величество. В детстве.
– В детстве, – повторила Мария. – А во взрослой жизни?
– Нет, ваше величество.
– Нет… – повторила Мария. – Значит, вы не любили, любви не бывает без слез… А когда ваш отец и брат… когда их… когда они погибли, – разве вам не было грустно?
– О, да, ваше величество! Мне было грустно, очень грустно, – сэр Роберт насторожился, не понимая, к чему она клонит.
– Вы любили своего отца?
– Как вам сказать, ваше величество… – замялся сэр Роберт.
– Отвечайте прямо, я не держу зла на ваше семейство: это все в прошлом. Впрочем, я и тогда не держала зла: мне пришлось подписать указ о казни ваших родственников после той истории с Джейн Грэй. Долг королевы обязывал меня к этому, но я не хотела их смерти. Долг королевы обязывает меня делать многое, чего я не хочу, – будто оправдывалась Мария.
– Мы все в вашей власти, государыня, – напыщенно произнес сэр Роберт.
Мария кивнула:
– Вы добрый и верный подданный, милорд. Но вы не ответили: вы любили своего отца?
– В определенном смысле, ваше величество.
– Я не понимаю вас.
– Видите ли, мой отец, сколько я его помню, всегда был занят важными государственными делами. Мне он казался недосягаемым: очень умным и очень строгим. А когда я достиг отроческого возраста, он давал мне указания таким тоном, что я чувствовал себя провинившимся солдатом перед взыскательным офицером, – выпалил сэр Роберт, решившись говорить правду. – Любил ли я его? Да, наверное, но больше побаивался.
– Отец совсем не занимался вами в детстве? Не играл, не баловал, не дарил игрушки, не сажал на колени? – Мария с сочувствием посмотрела на сэра Роберта.
– Нет, мадам, ничего этого не было.
– Бедный сэр Роберт, – вздохнула Мария. – Ну, а ваша мама? Она была с вами ласкова?
Сэр Роберт тоже вздохнул:
– Нет, мадам, она была еще строже, чем отец.
– Бедный сэр Роберт, – повторила Мария и коснулась его руки.
Он вздрогнул; его лошадь испугалась и рванулась вперед.
– Стой, тпру-у-у! – вскрикнул сэр Роберт. – Молодой жеребец, пугливый, – сказал он, успокоив коня.