Со всех сторон на площадь бежали люди в одинаковых суконных плащах.
– Измена! – отчаянно воскликнул худощавый джентльмен. К нему уже подскочили, чтобы схватить его; тогда он приставил пистолет к своей груди: – Господи, прости меня! – и выстрелил.
Сэр Томас скривился, как от боли, сэр Эндрю хмыкнул и покачал головой.
– Ваши шпаги, господа! – сказали люди в суконных плащах, окружив сэра Томаса и сэра Эндрю плотным кольцом. Сэр Томас протянул им шпагу, а сэр Эндрю показал на свою, валявшуюся на земле:
– Возьмите, коли она вам так нужна, – и прибавил: – Не забудьте позаботиться о моем коне: мне он больше не понадобится, а вы сможете выручить за него хорошие деньги, если он будет сыт и здоров.
Часть 7. Следствие и приговор
Сэр Стивен с сафьяновой папкой в руках шел по дворцу к покоям королевы, по пути любезно отвечая на приветствия придворных; он даже шутил с некоторыми джентльменами, а дамам отпускал комплименты. Лорд-канцлер выглядел таким довольным, а улыбка его была такой лучезарной, что слухи о покушении на ее величество, с утра взбудоражившие дворец, казались полной чепухой. Отмена поездки королевы на молебен объяснялась, конечно же, какими-то другими причинами, а не этим мифическим покушением.
У дверей королевы сэр Стивен задержался и прислушался: там была полная тишина.
– Ее величество одна? – спросил он у фрейлин.
– Да, милорд, она пожелала остаться одна, – отвечали ему.
– И просила ее не беспокоить?
– Нет, милорд, не просила.
– А как настроение ее величества?
– Прекрасное! За завтраком она позволила выступить шутам и улыбалась.
– Ах, вот как? Ну, что же, замечательно, – на лице лорд-канцлера вдруг промелькнуло выражение злорадства и сожаления одновременно.
Фрейлины смутились, но в тот же миг лицо сэра Стивена приняло прежнее выражение, любезное и приветливое.
– Я пройду к королеве, – сказал он церемониймейстеру.
Тот величаво кивнул и дал знак гвардейцам, стоявшим у дверей, чтобы те пропустили лорд-канцлера.
– Добрый день, ваше величество, – войдя в покои, проговорил сэр Стивен негромко, дабы не потревожить королеву. Мария, однако, вздрогнула.
Она перечитывала «Роман о Розе» и увлеклась им настолько, что будто наяву видела его героев. Она видела прекрасного юношу, одолеваемого в саду Веселья любовным томлением к чудесной алой Розе, – и видела Розу, которая была нежной милой девушкой и одновременно символом, обладающим всем очарованием тайны. В саду Веселья вообще было мало земного, а больше небесного, идеального. Он был защищен от окружающей низкой действительности непроницаемой стеной, за которой остались Ненависть, Вероломство, Зависть, Жадность, Алчность и Бедность.
Мария видела Амура и Венеру – наставников и помощников юноши. У Амура была шляпа из роз, над которой порхали птицы, и цветочное одеяние, усыпанное розовыми лепестками. Мария видела, как Амур гонится за юношей по саду и настигает его над источником Нарцисса, раня его своими стрелами, каждая из которых несла достоинства девы Розы: Красоту, Простоту, Искренность, Дружбу и Обаяние.
Обаяние, венчающее все, поразило юношу чуть ли не насмерть, окончательно превратив его в покорного слугу Амура, который прочитал ему наставление, предписывающего влюбленному полную покорность, преклонение перед дамой, исполнение всех ее желаний, вплоть до самопожертвования. Этот эпизод романа особенно умилял Марию.
На помощь Амуру пришла Венера, которая является воплощением чувственной страсти (Мария стыдливо улыбалась, читая, как на ложе любви ревнивый Вулкан застал Венеру в объятьях доблестного Марса). По просьбе амура Венера своим горящим факелом разрушила одним ударом стены и бойницы, возведенные стражами любви для защиты Розы, – и вот уже ответная любовь ждет юношу.
Откровение этой любви не было выражено словами или, тем более, прикосновениями, но было заключено во взгляде, и отныне этот Нежный Взгляд всегда будет сопровождать счастливого влюбленного. Но юношу мучила жажда поцелуя, которого он и добивается. Поцелуй Розы становится его первым любовным действием и одновременно его преступлением, за которое он изгоняется из рая-сада. Разлука с возлюбленной открыла для юноши муки любви, читая о которых Мария смахнула с глаз невольные слезы.
Утешает юношу дама Разум. Она противостоит земной действительности с кипением ее страстей и пороков и пытается вернуть героя к понятиям высшего добра и справедливости. Символом зыбкой земной жизни выступает в речи Разума ветреная богиня Фортуна, искушающая смертных и всегда обрекающая их на поражение (Мария подчеркнула это место в романе).
Но пылкому юноше не по душе посулы дамы Разум. Когда она предлагает ему стать его подругой, он отталкивает царственную даму и даже пытается уличить ее в непонимании тонких чувств. Уход дамы Разум, оставившей героя наедине с его любовным безумием, воплощал свершившийся выбор между рассудком и страстью (Мария подчеркнула и это место).
Далее шли неприятные для Мария рассуждения Друга юноши, который, чтобы утешить его, ругает всех женщин подряд, приводя примеры женской низости, коварства, продажности и природного распутства. Мария бегло прочитала этот кусок, также как и следующие за ним речи Старухи, обличающей, в свою очередь, подлость и неблагодарность мужчин.
В финале романа появляется Природа, служанка Бога, его любимое детище. Она сетует на человека, само неудачное и непокорное ее создание, постоянно нарушающее ее волю («Как это верно!» – написала Мария на полях книги). Но поскольку Природе надлежит заботиться, чтобы не прерывалась жизнь на земле и за одним поколением следовало другое, она через своего помощника Гения помогает юноше штурмом взять сад, где скрыта прекрасная Роза. Добившись своего, юноша благодарит всех, кто способствовал его любовной победе, отрекаясь лишь от дамы Разум. Путь, предначертанный ею, не совпал с заветами Природы, которые он в конце концов победоносно исполнил.
«Забудь о рассудке предавшийся страсти», – написала Мария резюме на полях и глубоко задумалась. Ее раздумье прервал сэр Стивен.
– Добрый день, ваше величество, – повторил лорд-канцлер.
– Я рада вас видеть, милорд, – ответила Мария, подставляя ему руку для поцелуя.
– Я не потревожил вас? Мне сказали, что к вам можно, – спросил сэр Стивен.
– Как вы внимательны, милорд. Нет, вы не потревожили меня. Я читала… Впрочем, это не важно, – Мария отложила книгу в сторону.
– Прошу прощения, если я все-таки потревожил вас, – виновато поклонился сэр Стивен. – Дело, по которому я пришел, в сущности, пустяковое, но необходимо, чтобы решение по нему было одобрено вами.
– Я вас слушаю, милорд.
– Сегодня утром нам удалось схватить заговорщиков, имевших целью свергнуть ваше величество и нанести удар по католической вере.
– Очередной заговор. Какой он у нас по счету? – безучастно сказала Мария.
– Да очередной заговор, ничего страшного, поэтому я и говорю, что дело пустяковое, но есть определенные обстоятельства… – сэр Стивен замолчал.
– Я вас слушаю, – повторила Мария.
– Следствие еще не началось, но по некоторым данным, заговорщики пытались возбудить против вас народ и для этого распускали гнусные слухи о вашем величестве, – сэр Стивен посмотрел на королеву.
Королева молчала, рассеянно глядя в окно; было непонятно, слышит ли она лорд-канцлера.
– Распускали гнусные слухи о вашем величестве, – повысил он голос. – В частности, что ваша жестокость не знает границ, что вы лично убиваете своих врагов, пытаете и поджариваете на медленном огне всех, кто нелоялен к вашей власти; что вы, – простите меня, ваше величество, я лишь пересказываю слова заговорщиков, – что вы пьете кровь своих жертв, подмешивая ее в крепкое вино.
Мария поморщилась:
– Зачем вы мне это рассказываете? Я знаю, что народ не любит меня.
– Но, ваше величество…
– Мой народ не любит меня, – продолжала Мария, не слушая возражений лорд-канцлера. – Я дала ему свободно вздохнуть после страшного тиранического правления моего отца, я отменила его кровавые законы, я выпустила из тюрем невинно осужденных людей, я вернула нашу исконную веру, я возвращаю крестьянам землю, я перестала душить народ налогами, – но мой народ не любит меня. А моего отца народ боготворит, называет его настоящим королем и считает, что при нем в государстве был порядок. Так зачем же вы пересказываете мне все эти чудовищные измышления? Я презираю глупую чернь и меня не интересует, что она болтает про меня.
– Да, вашего отца народ боготворит, – подлил масла в огонь сэр Стивен. – Люди постоянно вспоминают «славного короля Генриха» и сравнивают его правление с вашим. «При Генрихе все было бы по-другому, при Генрихе не было бы того и этого», – болтают в народе.
– Вот видите, – сказала Мария. – Зачем же вы оскорбляете мой слух всякой мерзостью?
– Ваше величество, я осмелился доложить вам об этом только в связи с заговором. Я хотел показать вам, до какой низости дошли эти негодяи, и за одно это они заслуживают смерти. С вашего позволения, я бы приказал казнить их немедленно, однако мы должны отыскать все нити заговора. Боюсь, в него замешаны лица, слишком известные вам, – сэр Стивен сделал многозначительную паузу.
– Слишком знакомые мне? Кого вы имеете в виду? – насторожилась Мария.
– Мне тяжело об этом говорить, но есть сведения, что ее высочество принцесса Елизавета знала об этом заговоре и, возможно, была готова возглавить его, – сэр Стивен понизил голос и почти прошептал последние слова.
Мария дрогнула и отвела глаза.
– Эти сведения точные? – спросила она.
– Как я вам доложил, следствие еще не началось, – неопределенно ответил сэр Стивен.
– Она рвется к престолу с такой же наглостью, как ее мать, – желчно заметила Мария. – Нам хорошо известно, как сильно Елизавета желает нашей смерти, но ее нетерпение, оказывается, столь велико, что она готова пойти на преступление. А чего еще ожидать от дочери преступницы – как мы понимаем, преступные наклонности передались Елизавете с молоком матери.