Понятие предательства сильно обесценилось у нас: раньше казнили за измену, но сейчас измены нет, потому что нет того, чему или кому можно было бы изменить. Представьте себе, что Спаситель не пришел бы в Иерусалим, что его не родила бы Пресвятая Дева; кому тогда изменил бы Иуда? Он стал бы обыкновенным чиновником Каифы и получал бы свои тридцать серебряников от синедриона в виде ежемесячного жалования.
Так и в нашей стране: Христос забыт, его учение превращено в выгодное дело и приносит хорошие доходы; подлость сделалась полезным и необходимым качеством для успеха в жизни, а благородство вызывает смех, как старомодное, проеденное молью одеяние. Предателей нет, говорю вам, – есть хитроумные люди, которые могут воспользоваться сложившимися обстоятельствами.
– Однако сэр Френсис не остался без работы, – заметил Энтони.
– Он вылавливает выскочек, слишком жадных и слишком алчных; честолюбцев, которые чувствуют себя ущемленными и хотят славы; наконец, сумасбродов, свихнувшихся на своих идеях, – с презрением заметила Мария. – Благородные и нравственно здоровые люди редко попадаются в его сети, – эта рыба нынче почти перевелась.
– Позвольте поинтересоваться, к какому разряду вы относите меня? – рассмеялся Энтони.
– Наверно, я должна была бы польстить вам, сказав, что вы благородный человек, борющийся за справедливость и истинную веру, но я не привыкла лгать своим друзьям и особенно тем из них, кто рискует из-за меня жизнью. По-моему, вы относитесь к тому разряду молодых людей, которые переняв основные черты нашего подлого века, пытаются построить лучшее будущее. Какой бы ни была ваша участь, вы не станете ни апостолом, ни святым, ни мучеником веры, однако вы можете приблизить время, когда к нам придут и апостолы, и святые, и великомученики… Вы не обиделись на меня, сэр Энтони, мой друг? – королева ласково взглянула на него.
– О, нет, мадам, – отвечал Энтони, – я ценю вашу откровенность, и вы правы… Но давайте возвратимся к нашему делу. Итак, вы считаете, что ваши тюремщики ни о чем не подозревают?
– Я считаю, что сэр Френсис решил избавиться от меня.
– Но почему?
– В преддверии войны с Испанией он желал бы очистить Англию от всех, кто мог бы оказать помощь врагу или действовать в интересах испанцев. Он хочет уничтожить все что угрожает власти Елизаветы внутри страны, а я, как вы понимаете, главная и чуть ли не единственная угроза для этой власти. Елизавета тоже это осознает и мечтает о моей гибели, однако ей страшно посягнуть на женщину, в чьих жилах течет кровь сорока поколений королей, и которая связана родством почти со всеми правителями Европы. Я сегодня уже говорила своей фрейлине, что Елизавета большая трусиха, как бы ни желала она выглядеть волевой и бесстрашной. Я жива благодаря ее трусости: будь Елизавета по-настоящему храброй королевой, меня давно убили бы.
Но сейчас настал момент, когда медлить больше нельзя: война с Испанией слишком серьезное испытание, которого власть моей кузины может не выдержать. Я уверена, что многие из подлецов, близких к ней, втайне уже прикидывают, как удобнее перейти на службу к Филиппу, если тот будет побеждать. Удобнее же всего это сделать, перейдя на службу ко мне, так как все знают о моей близости к испанскому королю – по родству, по вере и по убеждениям. Пошатнись трон Елизаветы, и в моем замке отбоя не будет от знатных лордов и прочих джентльменов, приехавших выразить мне свое почтение и свою преданность.
А если бы Елизавету удалось свергнуть до начала войны, то и воевать не надо было бы, потому что я, естественно, сразу заключила бы мир с Филиппом и вернула Англию в число цивилизованных христианских государств. Война же далеко не всем англичанам по нраву, они предпочли бы не подставлять свою драгоценную грудь под пули, а кроме того, не подвергать опасности свои деньги, имущество и семьи, если война перекинется на английскую землю.
– Да, я это понимаю, – сказал Энтони. – Мне не ясен замысел сэра Френсиса относительно вашего величества.
– Мне он также не ясен. Однако, судя по тому что мне разрешили свободно разъезжать по окрестностям замка, сэр Френсис надеется на мое бегство или заговор. Первое менее вероятно: уехав из Англии, я не потеряю притягательной силы для обиженных на Елизавету и недовольных ею; с моим отъездом опасность для моей кузины не устранится. К тому же, сэр Френсис не глуп, он знает, что я никогда не соглашусь вернуться в Англию на испанском корабле и войти в Лондон в обозе испанских войск. Мир и союз с Филиппом – обязательно, но быть его наместницей, служить испанской короне – никогда! – горячо воскликнула Мария.
– Вы стольким обязаны испанскому королю, – удастся ли вам сохранить независимость? – спросил Энтони. – Мне бы очень не хотелось служить испанцам, я англичанин!
– Дайте мне стать королевой Англии, а там увидите! – глаза Марии сверкнули. – Я никому не позволю помыкать собой, надо мною нет господина, кроме Бога!
Её конь дернулся и заржал.
– Спокойнее, скоро поедем, – Мария похлопала его по шее. – Нет, я не убегу, – продолжала она, – и сэр Френсис это знает. Следовательно, его надежда – на заговор, который я составлю. Тогда можно будет предать меня суду за государственную измену, – боже мой, за измену, в нашей-то стране! – и приговорить к казни. Елизавете ничего другого не останется, как утвердить приговор, и она его утвердит: пусть она и трусиха, но не дура.
– Выходит их замыслы совпадают с нашими, – задумчиво произнес Энтони.
– Но не в отношении моей казни, – улыбнулась Мария. – Сэр Френсис предоставляет мне свободу для составления заговора – отлично! Заговор будет составлен, однако, неизвестно, кто из нас проиграет – я надеюсь выиграть. Мне некуда отступать; годы идут, и хотя я на десять лет моложе Елизаветы, но я не хочу увянуть в заточении. А если она победит в войне с Испанией, кому я вообще буду нужна? Меня сошлют в какую-нибудь дыру похуже нынешней и там медленно сведут на тот свет.
– Мы не допустим этого, ваше величество! – вскричал Энтони.
– Тише, милорд! Как вы разгорячились; в первый раз вижу вас в таком волнении, – Мария огляделась по сторонам и прошептала: – Что вам удалось сделать в Лондоне?
– Как я сообщал вам, мне удалось найти надежных людей среди придворных, среди банкиров и даже среди служителей англиканской церкви. Более того, я вошел в доверие к ближайшей фрейлине Елизаветы.
– Что же вы обещали несчастной девице – видимо, неземную любовь?
– Я обещал жениться на ней.
– Нехорошо обманывать девушек, милорд.
– В достижении благой цели все средства хороши: так учат нас борцы за апостольскую веру из ордена Сердца Иисуса.
– Продолжайте.
– Расположение звезд явно благоприятствует нам: еще одна хорошая новость – у Елизаветы появился новый фаворит, племянник графа Лестера.
– Как, в самом деле? Племянник сэра Дадли? – рассмеялась Мария. – Если он пошел в дядюшку, Елизавету можно лишь пожалеть. В жизни не встречала более бесхребетного и невезучего мужчину, чем Дадли. Елизавета нянчилась с ним, как с малым ребенком, без ее помощи он пропал бы… Так она решила сменить дядю на племянника? Интересно. Сколько же ему лет?
– При дворе говорят, что он еще не вырос из детской курточки. Ему едва минуло двадцать.
– Пресвятая Дева! На тридцать с лишним лет моложе Елизаветы! Чем больше она стареет, тем милее ей мальчики: с ними она чувствует себя моложе, – презрительно усмехнулась Мария. – Чем же хорош для нас этот юноша?
– У меня есть кое-какие планы на его счет, и мне кажется, я знаю, чем его зацепить. Он может сослужить нам неплохую службу.
– Боже, какие интриги! – воскликнула Мария. – Ладно, я не буду у вас ни о чем допытываться, но скажите, хотя бы, каков будет итог?
– Когда все будет готово, мы выступим, – решительно проговорил Энтони. – Мы захватим Елизавету, я не сомневаюсь, – но что с ней делать дальше? Пока она жива, трудно будет возвести вас на престол и еще труднее удержать Англию в покорности. Елизавета популярна в стране, какие бы ни были на то причины.
– Нет, я не желаю вас слушать, – Мария зажала уши. – Елизавета – еретичка, порождение греха и грешница, но я не собираюсь покушаться на ее жизнь. Монастырь и раскаяние – вот что ее ожидает!
– Для этого вначале нужно восстановить в Англии монастыри, – возразил Энтони. – Однако, боюсь, пострига будет недостаточно для Елизаветы. Прислушайтесь к моим словам, ваше величество – пока она жива, вам не знать покоя.
– Нет, нет, не смейте помышлять о ее убийстве! Я запрещаю вам. Я не хочу, чтобы мое правление было замешано на крови, – твердо сказала Мария. – Не спорьте, это мое последнее слово. Возвращайтесь в Лондон, готовьтесь к выступлению, но Елизавета должна жить.
– Вы чересчур добры, ваше величество! – пробормотал Энтони, не скрывая недовольства.
– Пусть так, но кровь Елизаветы не падет на мою голову, – Мария взяла у него уздцы коня. – А теперь мне пора возвращаться. Известите меня, когда придет время.
– Вы чересчур добры, ваше величество, – глухо повторил Энтони, глядя ей вслед.
Любимым местом Марии в замке была мыльня. Она располагалась в полуподвале, вход в который вел через открытую террасу, а вокруг нее усилиями королевы был разбит чудесный маленький садик. Здесь росли душистый горошек, фиалки, водяные лилии и розы, но из всех цветов Марии больше всего нравились лаванда и розмарин. Лаванда была связана с небесной покровительницей королевы, ибо прекрасный аромат этому цветку был дарован самой Пресвятой Девой в благодарность за то, что на кусте лаванды сушилась одежда маленького Иисуса. Розмарин же был цветком памяти и верности, а кроме того, символом женской власти; на своих вышивках Мария часто изображала розмарин.
Полуподвал, запущенный и грязный до того как Мария прибыла в замок, был приведен в идеальный порядок за последние годы. Его обшили ореховыми панелями, на потолке выложили две большие мозаики из разных пород деревьев, а пол застлали известняком, по которому приятно было ступать босыми ногами.