– Расскажи мне что-нибудь, Бесс, – расслабленно проговорила Мария. – Что-нибудь о твоей жизни.
– Моя жизнь вряд ли интересна, – ответила Бесс. – У меня такое ощущение, что она начинается только сейчас.
– У тебя был возлюбленный?
– О, мадам!..
– Что ты так смутилась? Ты девственница? – Мария приподняла платок и взглянула на Бесс. – Впрочем, о чем это я, – в нашей старой Шотландии до сих пор в силе патриархальные обычаи, – она приняла прежнюю позу. – Но ведь был кто-то, о ком ты мечтала?
– Ах, мне совестно признаться, ваше величество! – Бесс принялась невольно теребить пояс своего платья.
– Ну же, милая, чего ты боишься, нас никто не слышит!
– Я была влюблена в Малколма Мак-Лауда.
– В кого?!
– Не смейтесь надо мною, мадам! Я знаю, что это глупо, но я была влюблена в него, – Бесс от отчаяния готова была заплакать.
– Бог с тобой, дорогая, я и не собираюсь смеяться, – из-под платка сказала Мария. – Ты, верно, начиталась баллад Томаса Лермонта или Томаса-Рифмача, как его называют в народе?
– Да, мадам, вы правильно догадались.
– Это не сложно. Кто из нас не мечтал о добром, отважном, мужественном и благородном Малколме Мак-Лауде, – каким описал его славный поэт Томас Лермонт? Даже феи влюблялись в Малколма, а одна из них стала его женой и подарила ему волшебное покрывало, ты помнишь?
– Я знаю наизусть все баллады о Малколме! – трепетно произнесла Бесс.
– Я тоже знаю их. Помнится, я очень переживала, когда няня рассказывала мне, как злые и противные Мак-Дональды напали ночью на Мак-Лаудов. «Лишь бы они не убили Малколма, лишь бы он победил их», – думала я. Как видишь, он был героем и моих мечтаний.
– Вы говорите со мною как с ребенком, мадам, – в голосе Бесс прозвучала обида.
– Что же плохого в ребенке? – возразила Мария. – Дети лучше взрослых, не так ли?
– Да, но…
– Но тебе хочется быть взрослой. Я понимаю; подобно тому, как Адам и Ева райскому блаженству предпочли скорбный земной мир, их внуки стремятся сменить безоблачную пору детства на тревожную взрослую жизнь… Между прочим, в нашем окружении появился молодой человек по имени Кристофер. Опасайся его, Бесс! У него приятная внешность, но он из Мак-Дональдов, а не из Мак-Лаудов. Смотри, не прими его за Малколма, чтобы после не раскаиваться.
– Я вообще не буду обращать на него внимания! – возмущенно ответила Бесс. – Зачем он мне нужен?
– Ах, милая, если бы мы знали, зачем нам нужен именно тот мужчина, а не другой! – сказала Мария.
Обед в замке начинался вечером и заканчивался к полуночи. На стол всегда выставлялось несколько десятков блюд, но Марии, привыкшей к роскоши Версаля и Холируда, здешняя гастрономия казалось бедной. Однако королева не проявляла недовольство по поводу еды, как не проявляла его по поводу других неудобств замка, более того, в пост требовала убрать половину кушаний, в том числе все скоромное. Сэр Эмиас, постов не соблюдавший, но обязанный присутствовать на обедах королевы, приходил от этого в уныние. «Желудок дан человеку не для того, чтобы он был пустым», – ворчал сэр Эмиас.
Сегодня день был обычный, скоромный, и слуги принесли на стол молочного поросенка, зажаренного в оливковом масле и политого винным соусом; фазана с ягодами и фисташковыми орехами; седло барашка, с зеленью и пряностями; филе форели, запеченное в сметане с луком; пироги с мясными и фруктовыми начинками, а также провансальские паштеты, фламандские салаты, итальянские каприччио и арабские сладости.
На буфет поставили разнообразные вина; их подавали каждому из сидевших за столом по требованию, в стаканах из венецианского стекла, и потом эти стаканы мылись прислугой в деревянном сосуде с горячей водой, чтобы опасность разбить драгоценное стекло была меньше, и на глазах у обедающих, дабы они могли видеть, что чистота соблюдается в полной мере.
Мария требовала чистоты неуклонно и во всем, а особенно во время еды. Перед обедом проводился целый ритуал мытья рук. Серебряные тазики и кувшины с полотенцами всегда находились на входе в обеденную комнату, и прежде, чем сесть за стол, вся компания направлялась мыть руки.
– Вы не будете возражать, мадам, если мой молодой друг присоединиться к трапезе? – говорил сэр Эмиас, подталкивая вперед Кристофера.
– Я рада, – ответила Мария, изобразив улыбку на лице.
– Мадам, вы слишком добры ко мне! – воскликнул Кристофер, кланяясь.
– Как и вы добры ко мне, милорд, – сказала Мария, отбросила полотенце и пошла к столу.
Сэр Эмиас уселся возле королевы, а Кристофер сел около Бесс.
– Что за чудесная вышивка на скатерти! – произнес он, чтобы начать разговор. – Золотые львы вытканы с необыкновенным искусством, а цветы будто благоухают. Вы разрешите мне представиться? Я Кристофер, а вас зовут Бесс?
– Бесс – это имя для близких мне людей, – недовольно заметила она, не поднимая глаз.
– Позвольте предложить вам кусочек фазана, Бесс? – спросил Кристофер, будто не слыша ее – Нет, любезнейший, я сам буду служить леди Бесс, – остановил он лакея и прибавил, обращаясь к ней: – Служить вам, – ради одного этого стоило прибыть в замок! Другой награды мне не надо.
– Какой обходительный юноша, – сказала Мария сэру Эмиасу.
– О, да! Он далеко пойдет, – кивнул тот.
– Вы давно имеете честь быть фрейлиной мадам Марии? – спросил Кристофер у девушки.
– Я недавно приехала к ее величеству, – отвечала Бесс, упорно не глядя на него.
– Значит, мы оба новички при королевском дворе! – весело рассмеялся он. – Давайте держаться друг за друга, вместе не так страшно.
– Вы чего-то боитесь?
– В данный момент я боюсь, что так и не увижу ваших прекрасных глаз.
– Откуда же вам известно, что они прекрасны, если не видели их?
– Но я вижу вас! В таком совершенном создании не может быть ничего несовершенного.
– Милорд! – позвала королева Кристофера. – Вы столь оживленно беседуете, что нам с сэром Эмиасом тоже хотелось бы послушать, о чем вы говорите.
– Я говорил леди Бесс…
– Бесс? Вы уже так ее зовете?
– Я говорил леди Бесс, какая чудесная вышивка на скатерти.
– Если это похвала, то вы должны обратить ее ко мне, – сказала Мария, – ибо это моя работа.
– Да что вы, мадам?! Никогда бы не подумал, что ваши царственные ручки могут так мастерски владеть иголкой! – изумился Кристофер.
– Когда я вышивала эту скатерть, я почему-то вспоминала историю о Пираме и Фисбе. Вы читали Овидия?
– Не думаю. Сэр Кристофер знает латынь не лучше меня, – ответил за него сэр Эмиас.
– К сожалению, это правда, – кивнул Кристофер. – В этом изъян нашего образования. Лишь такие выдающиеся личности, как королева Елизавета, легко изъясняются и пишут на нескольких языках, древних и современных.
– Ее величество королева Мария также владеет этим даром, – заметила Бесс.
– Конечно! Простите мою бестактность, – не говорил ли я вам, что я новичок при дворе! И вы простите меня, мадам, никто не сомневается в вашем выдающемся уме и всем ведомо, какое блестящее образование вы получили, – Кристофер отвесил поклон Марии.
– Благодарю вас, милорд. Разрешите мне продолжить? – сказала она. – Я собираюсь рассказать историю Пирама и Фисбы, как нам об этом поведал Овидий.
Жили когда-то в Вавилоне двое влюбленных – Пирам и Фисба. Они не могли жить друг без друга, но их родителей разделяла давняя вражда, так что у бедных Пирама и Фисбы не было надежды на родительское благословение. Более того, прознав про их любовь, родители под страхом жестокого наказания запретили им встречаться.
Но, несмотря на запрет, Пирам и Фисба все-таки решили тайно встретиться за стенами города. Свидание было назначено у высокой шелковицы, стоящей на берегу ручья. Фисба пришла первой, но пока она дожидалась возлюбленного, появилась, как пишет Овидий, «с мордой в пене кровавой, быков терзавшая только что, львица». Фисба спаслась бегством, но с ее плеч упал платок, который львица, найдя, разорвала своими окровавленными клыками.
Когда Пирам пришел на место свидания и увидел разорванное, испачканное кровью покрывало, он представил себе самое худшее. Коря себя за гибель возлюбленной, он вонзил меч в свою грудь. Фисба, вернувшись, нашла Пирама умирающим, – тогда она схватила меч и, направив его себе прямо в сердце, бросилась на него.
Пирам и Фисба погибли, а после смерти боги превратили их в реки, которые текут рядом, стремятся соединиться, однако не могут сделать этого из-за неодолимых преград.
– Какая печальная история, – вздохнула Бесс.
– Нет повести печальнее на свете, – подхватил Кристофер. – Я вспомнил: один итальянский автор создал новеллу на тот же сюжет. Право слово, не знаешь, плакать или смеяться над этим произведением! Должен вам сказать, что итальянцы – народ с удивительным характером; южная природа, – яркая, пышная, но легкомысленная, – определенно оказала на него свое влияние. Каждый итальянец – артист по натуре; все они постоянно играют, сопровождая свою игру, как в хорошем театре, великолепной музыкой, и обставляя действие живописными декорациями. Политика, война, любовь, предательство, смерть – все для них игра; они даже убивают и погибают играючи, так что никто не умирает у них, не сказав несколько красивых слов на прощание.
– Вы бывали в Италии? – спросила Мария.
– Да, бывал, – ответил Кристофер. – Послушайте же, как звучит повесть о Пираме и Фисбе в произведении того итальянского автора, о котором я упоминал. В некоем городе жили два семейства, смертельно враждовавших между собой. Когда я говорю «смертельно», то это не аллегория: в новелле кровь течет рекой – то и дело кого-нибудь закалывают шпагой или кинжалом, и бедняга испускает дух, но, разумеется, не сразу, а после длинного предсмертного монолога. Вот, думаешь, он умер, но нет, он поднимает голову и опять говорит что-то; вот, кажется, жизнь окончательно покинула его, однако он внезапно воскресает, чтобы сообщить нам еще что-нибудь. В итоге, когда его тело уносят, вы ничуть не удивитесь, если он и в этот момент оживет, дабы прибавить пару фраз к своему предыдущему выступлению.