– И это все перемены, на которые вы надеетесь?
– О, милая моя Джейн! Вам кажется, что этого мало? – рассмеялся Энтони. – Ладно, а если я скажу вам, что через неделю-другую ваш опекун приедет из-за границы? Эта новость более значительная? Ведь тогда я смогу, наконец, просить вашей руки.
– Мой опекун вернется? Вы не ошибаетесь? – с сомнением переспросила Джейн. – На днях ее величество спрашивала о нем и отозвалась о моем опекуне неважно. Что ему делать в Англии, в таком случае?
– Елизавета спрашивала о вашем опекуне? – насторожился Энтони. – Она сама спросила или вы дали ей повод?
– Какая разница. По-моему, я заговорила о нем, просто так, к слову, а ее величество сказала, что он ей никогда не нравился, и она старалась держать его подальше от двора.
– Понятно, – кивнул Энтони. – А скажите, Джейн, сэр Френсис больше не говорил с вами? После того как вы имели с ним неприятную беседу в подвале, он больше не говорил с вами?
– Славу Богу, нет. Если бы он еще раз позволил себе так говорить со мной, я пожаловалась бы королеве, – волнуясь, сказала она. – Мне до сих пор ужасно вспоминать этот подвал и сэра Френсиса.
– Да, он страшный человек, – согласился Энтони. – Но боюсь, Елизавета вам не поможет: сэр Френсис ее верный пес, которого она недолюбливает за свирепость, однако ценит за преданность и сообразительность. Не обманывайте себя, Джейн, она скорее вас выдаст сэру Френсису, чем защитит от него.
– Вы несправедливы к ее величеству, Энтони. У нее чувствительное сердце, поверьте же мне! Как она переживала после ссоры с сэром Робертом, – спасибо, что вам удалось образумить его. Он стал внимательнее относиться к ее величеству.
– Вот как? Значит, мои убеждения подействовали на него. Сейчас они живут в мире?
– Иногда между ними пробегает черная кошка, но в целом все неплохо.
– Вы рассуждаете, как старая дама, прожившая в браке полвека, – улыбнулся Энтони. – Но, возможно, сэр Френсис также говорил с сэром Робертом? Возможно, сэр Роберт принял к сведению и его слова?
– Если бы сэр Френсис дерзнул говорить с сэром Робертом на эту тему без ведома ее величества, сэру Френсису не поздоровилось бы. Одно дело, когда вы, по-дружески, беседовали с сэром Робертом, а другое дело – сэр Френсис. Нет, не он не посмел бы, – уверенно сказала Джейн.
– О, вы хорошо стали разбираться в хитросплетениях придворных отношений! Не обижайтесь, это комплимент – в конце концов, вы фрейлина королевы и должны понимать, какие порядки существуют во дворце. А скажите мне еще, Джейн, не упоминала ли Елизавета про королеву Марию? Не было ли каких-нибудь намеков или вопросов про нее?
– Почему вы спрашиваете об этом? – Джейн недоуменно посмотрела на Энтони.
– Из милосердия и сострадания, – ответил он со вздохом. – Известно ли вам, что Марии плохо живется на положении не то пленницы, не то незваной гостьи? Не забывайте, что она королева, самая настоящая королева, – каково же ей вот уже двадцать лет угасать в Богом забытом замке? Случайно я раздобыл ее стихи, вот послушайте:
Чем стала я, зачем еще дышу?
Я тело без души, я тень былого.
Носимая по воле вихря злого,
У жизни только смерти я прошу.
Мое упованье, Господь всеблагой!
Даруй мне свободу, будь кроток со мной.
Терзаясь в неволе, слабея от боли,
Я в мыслях с тобой.
Упав на колени, сквозь слезы и стоны
Тебя о свободе молю, всеблагой.
– Очень трогательно, мне жаль Марию, но что поделать? Господь устроил так, что наша правительница – Елизавета. Мы не можем ничего изменить, нам остается только молиться о бедной Марии, – сказала Джейн.
– А если можем изменить? – загадочно произнес Энтони.
– Что изменить? Я опять вас не понимаю, – растерянно произнесла Джейн.
– Снимаю шляпу перед королевой Елизаветой – ей удалось вырастить целое поколение людей, которые считают, что порядки в нашей стране незыблемы и установлены Богом! – усмехнулся Энтони. – Однако давайте поговорим о нас. Дорогая Джейн, скажите мне по совести, вы могли бы простить любимого человека, если бы он совершил поступок, двойственный с точки зрения морали?
– Как это – двойственный? Разве мораль может быть двойственной? – удивилась Джейн.
– Почему нет? Возьмите Ветхий Завет и Новый: в Ветхом написано о воздаянии за грехи уже в этой жизни – «око за око и зуб за зуб» – и на тех, кто почитает Господа и служит ему, возложена прямая обязанность покарать нечестивцев; в Новом призывается к всеобщему прощению – «любите врагов ваших… подставь левую щеку, если тебя ударили по правой» – и говорится, что только Бог имеет право на воздаяние и отмщенье. Как узнать, что за мораль подходит к определенным обстоятельствам – взять ли нам в руки карающий меч или дожидаться Божьего суда над преступником? – спросил Энтони.
– О чем вы? Вы сегодня решили загадывать мне загадки? – с недоумением переспросила Джейн.
– Послушайте, моя милая Джейн, если бы вы точно знали, что некий человек является тираном, палачом, убийцей, что он принес огромное горе людям и принесет еще большее, что его надо остановить для спасения тысячей жизней, – вы одобрили бы убийство этого человека? – Энтони смотрел на нее, не отрываясь.
– Нет, не одобрила бы, – твердо ответила Джейн.
– Но почему? Ведь сохраняя ему жизнь, вы умножили бы число его жертв?
– Разве для того чтобы прекратить убийства, надо убивать? Можно сделать так, чтобы убийца никогда не смог убить, тогда и убийства прекратятся.
– И как это сделать? – усмехнулся Энтони.
– Как?.. Я не знаю… Наверно, все добрые люди должны объединится против злых людей, – и против тиранов, и против убийц, и против других злодеев, – и не дать им совершать преступления. Добрых людей больше, чем злых, и они сильнее их, потому что добро сильнее зла, – убежденно сказала Джейн.
– А пока мы будем ждать объединения добрых людей для борьбы со злом, смерть будет продолжать свое победное шествие; слезы и кровь будут литься по-прежнему. Нет, кто-то должен остановить зло уже сейчас, кто-то должен взять карающий меч и нанести удар возмездия, кто-то должен спасти невинные души, положив свою душу за них! – горячо проговорил Энтони…
– Вы меня пугаете, – сказала Джейн. – Что вы задумали?
– Любимая моя, – Энтони не удержался и поцеловал ее, – обещайте мне, что вы не будете строго судить меня, чтобы вы обо мне ни узнали. О, если бы мир был устроен иначе, наше счастье было бы так близко, так возможно! Но мир жесток, и если нам не суждено быть рядом, вспомним, что есть мир совершеннее нашего:
Наш век – как капля из ковша,
Как кем-то брошенное слово.
Зачем же ждешь венца земного,
Землей плененная душа?
О чем мечтаешь, чуть дыша?
Зачем ты мучаешься снова?
Сними с очей своих оковы
И к небу обратись спеша.
Там свет, которого ты жаждешь,
Там отдых, о котором страждешь
Средь ежедневной суеты.
И – напряги воображенье –
Увидишь там отображенье
Здесь позабытой красоты.
Что – то у меня нехорошо на сердце… – нахмурился Энтони. – Не смотрите на меня с таким отчаянием, – так ерунда, пустые страхи… Мы встретимся, мы обязательно встретимся, – знайте, что я вас никогда не забуду.
– Господи, что вы говорите! Что с вами, Энтони, что вы задумали? Неужели… – она вдруг побледнела.
– Прощайте и простите, – Энтони зашагал к воротам парка.
– Энтони! Постойте! – закричала ему вслед Джейн, но он будто не слышал ее.
Садовники, работавшие неподалеку, с интересом наблюдали эту сцену.
– Энтони! – еще раз позвала Джейн, но уже тише. Когда он скрылся из виду, она сказала себе: – Нет, этого не может быть. Бог весть, что я напридумывала себе; он честный и благородный человек, а я дурная женщина, если такие мысли приходят мне в голову. Он вернется, обязательно вернется; завтра мы встретимся. Просто у него сегодня плохое настроение, с мужчинами это случается.
Елизавета одевалась для игры в мяч. Портные королевы пошили для нее платье нового фасона, и Елизавета хотела поразить им сегодня придворных.
– Да, оно короткое, – посмеиваясь, говорила она своим изумленным горничным, – оно не закрывает лодыжки. Но кто сказал, что платье для игр должно волочиться по полу? Думаю, что вид нижней части моих ног не очень-то смутит наших джентльменов, но в любом случае, им придется привыкнуть, потому что мне так удобнее. В конце концов, мы когда-то уже укоротили платья по французской моде, чтобы танцевать новые танцы… И никаких фижм – это платье свободного покроя, а на поясе мы стянем его ремнем.
– Мадам! – в ужасе вскричала главная хранительница гардероба. – Вы будете почти голая!
– Между прочим, в мяч играли отцы церкви и монахи в монастырях. Во время игры они снимали рясы, оставаясь лишь в набедренных повязках, а то и вовсе нагими. А я не собираюсь раздеваться до исподнего, не пугайтесь, – ответила Елизавета, продолжая смеяться, а затем обратилась к Джейн: – Мой отец превосходно играл в мяч, несмотря на свою грузность. Залы для игры здесь, в Вестминстере, и в Хэмптон-корте построены им; он же разрешил мастерам, изготавливающим мячи и ракетки, основать собственную гильдию, которая существует у нас до сих пор. Мы превзошли даже французов в этом искусстве: наши мячи набиты хорошей шерстью, они не содержат песок, мел, известь, отруби, опилки, мох, золу или землю, а ракетки очень прочные и струны на них никогда не рвутся.
Но надо признать, что французы больше нашего привязаны к игре в мяч. Я слыхала, что в Париже есть больше двухсот залов для этого: есть залы, где играют люди из низших сословий, свой зал есть в университете, для студентов, а во дворе Лувра построена открытая площадка для благородных джентльменов. Всех превзошел Франциск Первый, дед нынешнего короля Генриха Третьего: он оборудовал на своей яхте роскошный зал для игры.