Вместо послесловия: круглый стол по «Игре престолов» в редакции Гефтер.ру
Александр Марков: Начинаем проект, посвящённый политической теории в современной культуре, массовой культуре и не очень массовой. Сегодня наше первое заседание посвящено книге, саге Джорджа Мартина, и её экранизации, больше известной широкой публике, наверное, под названием «Game of Thrones» - «Игра престолов». Как известно, фильм представляет собой сокращённую адаптацию книги с отсутствием целого ряда сюжетных линий, героев - и в этом смысле сага Мартина разделила, например, судьбу викторианских романов, экранизация которых всегда требует изъятия целых кусков. Инициатор нашего разговора - Мария Штейнман, доцент РГГУ, профессор Высшей школы экономики. Также в разговоре участвуют Евгения Вежлян, доцент РГГУ, куратор литературного проекта Gefter.ru, Владимир Берхин, президент фонда Предание.ру, и я - Александр Марков, научный руковбдитель Gefter.ru. По скайпу с нами говорит профессор Иллинойского университета Ричард Темпвист.
М.Ш.: Ну что. Дальше нажмём кнопочку и наслаждаемся. Я думаю, стану комментировать потихоньку. Я не просто так, из любви к искусству, поставила эту заставку, а прежде всего потому, что она, на мой взгляд, очень чётко демонстрирует важнейший семантический ключ. Это - не просто игра престолов. Это бесконечная заводная музыкальная шкатулка, потому что вы видите - там есть шестерёнки, которые движутся и которые как бы управляют людьми. То есть вот эта метафора игры, которая очень правильно, на мой взгляд, вынесена в заголовок сериала, как раз очень чётко показывает очень важную вещь: если ты вступил в эту игру - не думай, что ты можешь ею управлять. Ты не можешь ею управлять. Ты можешь быть шестерёнкой, или тебя перемелет эта шестерёнка. Кстати, выйти из этой игры тоже, как мы видим, практически невозможно. В неё втягиваются всё большие и большие города, всё большие игроки, но - может, коллеги меня поправят, - из всех персонажей книги и фильма я пока не знаю, кто бы вышел из этой игры, остался бы в живых. Потому что первый же персонаж, который пытается из этой игры выйти или, хуже того, - в эту игру не играть - это Нэд Старк.
В.Б.: Всё начинается с того, что кто-то дезертировал. И ему за это голову отрубили.
Р.Т.: По велению того же Нэда Старка.
М.Ш.: Да, но так было ещё раньше - первый дезертир из Ночного дозора. У нас постоянно будут сегодня всякого рода презентации, картинки, сугубо духоподъёмные, даже в чём-то жизнеутверждающие. Вот, политическая теория в «Игре престолов»... С чего бы мне хотелось начать - вот с этого замечательного эпиграфа о том, что «судьба желающего не ведет, судьба желающего тащит». Этот эпиграф, на мой взгляд, тоже весьма характерен, потому что в нём отражено всё, что связано с королями и степенью вовлечённости в «игру». Раз вступив, они не могут уже оттуда выйти. И в первую очередь мне бы хотелось затронуть метафору Железного Трона - которую в статье я сравниваю с Кольцом Всевластия, потому что точно так же абсолютно все имеют вожделение к этому предмету. Но если Кольцо Всевластия - штука довольно сложная и обладающая собственным сознанием, как мы помним, то у Железного Трона всё гораздо интереснее. Его, мне кажется, основная функция - это оставаться пустым и провоцировать всех остальных на желание его занять. Среди претендентов прекрасен Роберт, который к этому трону вообще не желает иметь какого-либо отношения. Это тот случай, который называется «хороший человек - плохой король». Хороший человек и плохой король, который спивается, плодит бастардов, бьёт жену. Прекрасный такой человек. Чем он занят? Нэд Старк, о котором, наверное, Владимир хочет сказать чуть подробнее, чует моё сердце. И, опять же, я считаю, что это потрясающая ирония - сделать Шона Бина актёром... Шон Бин вообще склонен самоубиваться, умирать. Карма у него такая. Убиваться, убивать своих персонажей. Но, с другой стороны, он же Боромир во Властелине Колец. Там он вожделеет Кольцо и гибнет от этого вожделения, здесь он совершенно не вожделеет власть, но всё равно гибнет от «невожделения» к власти. Да? Он же отказывается, помните, это совершенно странный персонаж, и я только намечу, ведь ему раз за разом - помните, что ему предлагает ему Ренли? Вот: «Власть в ваших руках. Вам остается только протянуть руку и взять её». И Нэд Старк отказывается её брать. Он весь воплощение рыцарственности, он следует сугубо английской пословице «делай что должно и будь что будет». Он не может поставить мир в известность о... как бы так сказать... инцесте, но он рыцарственно предупреждает Серсею о том, что он сейчас это всё обнародует, ну и дальше мы понимаем, что игра началась. Джоффри - прекрасный плод инцеста, элегантный садист и редкостный недоумок. И совершенно великолепный, и самый интересный и, я бы не побоялась сказать «самый трагичный», на мой взгляд, персонаж - это Тайвин Ланнистер. Который создан, чтобы управлять, который (простите меня за неизбежные ассоциации), сугубо эффективный менеджер, но эта эффективность...
А.М.: Его и губит в конечном итоге...
М.Ш.: Да, да, совершенно верно. Эффективность его в конце концов и губит. Мало того, что он кладёт все силы, чтобы сделать свою семью правящей элитой страны, но что мы получаем в итоге? Старший сын от власти отказывается, дочь, наоборот (мы чуть попозже об этом поговорим), за эту власть цепляется, а умирает он, большой молодец, от руки собственного младшего сына, если, кстати, это его сын, но об этом, я думаю, мы узнаем из очередной книги «Песни льда и пламени». Но трон пуст. Вот мне интересно, что тут можно сказать, согласны ли вы со мной, коллеги, или я как бы притягиваю за уши.
Е.В.: Я думаю, что очень смешная у меня ассоциация сейчас. У меня ассоциация с теорией поля Пьера Бурдье, которая побуждает проанализировать этот мир как поле власти, подумать о том, как оно устроено. Да, на поле есть позиции, которые не зависят от агентов, которые скорее заставляют агентов желать занять позицию, да? Соответственно, эти позиции опасны, если они пусты. То есть если трон пустой - это позиция, которая, естественно, остаётся свободной, и поэтому, так сказать, агенты проявляют свою агентность и игра начинается. Самая главная позиция - она всегда пуста, и все хотят её занять. Начинается борьба, соперничество - так устроена власть. Я думаю, что это очень поверхностная и даже, возможно, неправильная концептуализация.
М.Ш.: Но это же чистой воды, конечно, «Алиса в Зазеркалье», где надо очень быстро бежать, чтобы остаться на месте, и Алиса передвигается по шахматным клеткам, чтобы занять позицию королевы.
Е.В.: Ну, главная метафора Бурдье - это метафора спортивной, в основном, игры, но можно и с помощью шахмат это попытаться понять.
А.М.: Да, но если мы говорим о вакансии поэта, о вакансии правителя или о какой-либо ещё вакансии, которая опасна, то под вакансиями имеется в виду не просто то, что общество назначило некое место, от которого оно ожидает каких-то решений, что оно пытается призвать кого-то в рыцари. Но и то, что сам рыцарь должен учиться той импровизации, которой он до этого не обладал. Допустим, эти испытания были довольно часто в средневековом рыцарстве: например, история Персифаля, который мне постоянно вспоминался при чтении Мартина как образец, потому что Мартина сравнивают с Толкиеном, от которого он постоянно отталкивается, постоянно говорит, в чём он не согласен с ним. Все эти его не очень приличные, иногда приличные замечания о Толкиене в многочисленных интервью, надеюсь, мы ещё обсудим.
Е.В.: Обсудим однозначно.
А.М.: Но я бы, конечно, сравнивал с вагнеровским миром, потому что то, что делает Персифаль, что Тангейзер, что, в общем-то, Менизингер, тоже представляет собой рыцарскую этику. В некоторые моменты они должны следовать своему рыцарскому кодексу, и тогда они правильны, когда они следуют своему кодексу во всём. Они должцы пройти эти испытания, пройти по этой лестнице. Но когда речь идёт уже о том, что они достигают некоего места преображения, некоего места апофеоза, то, что соответствовало их преображению или уподоблению Христу, поскольку мир Вагнера, средневековый, достаточно христианизированный, - то нужно как раз совершить действие, которое рыцарским кодексом не подразумевается. Рыцарь должен, например, поухаживать за больным королём, что является полным нарушением рыцарской этики, полным опрокидыванием всех иерархий, но на этом и происходит, собственно, гибель героя средневекового и, соответственно, вагнеровского.
Е.В.: Ну, то есть это лиминальная фаза.
A.М.: Лиминальная фаза. Другое дело, что Мартин отличается от Вагнера, отличается от средневековых легенд тем, что там, вде у Вагнера в Средние века история кончается, по сути дела, - для Мартина здесь история только начинается. Неудачная епифания, собственно. Для ХIX века это точно неудачная епифания, что для Вагнера, что для Достоевского и Толстого в главные, в общем-то, сюжетообразующие моменты, - невозможность, так сказать, епифании.
B.Б.: Трон кажется пустым не только потому, что необходимо, чтобы игра велась. А ещё и потому, что, когда система в покое - собственно говоря, на неё скучно смотреть. Тут ещё дело в том, что трон как бы посередине всего и, поскольку это всё же не реальная жизнь, а книжка, и она создана воображением, то все эти разные стороны мартеновского мира, мартеновского материка или континента, подобны стереотипам. Вот у нас есть Север. Север - это суровые мужчины с бородами, которые заняты каким-то суперважным делом, Стена там стоит, защита Стены, жизни. Защита самоидентичности. На севере суровые следопыты, на юге непонятная, непонятно откуда взявшаяся орда антилюдей - дотракийцев, о которых на конференции у нас Рома Шляхтин рассказывал, что они намеренно выведены как антицивилизация. Он сравнивал это с тем, как Геродот описывал персов, то есть с