&T» не могло позволить, чтобы Клод Шеннон просто демонстрировал свою роботизированную мышь в кинотеатрах, школах или университетах, создавая впечатление, что та громадная свобода действий и те субсидии, которые предоставляло им правительство Соединенных Штатов, тратятся на всякие пустяки.
Шеннон завершает свое выступление, меняя контуры лабиринта и помещая Тесея внутрь квадрата, не имеющего выхода. «Как и все мы, он периодически оказывается в ситуации, подобной этой», – говорит Шеннон, а в это время мышь двигается, ударяется о стенку, двигается, ударяется о стенку и оказывается в ловушке. Камера наезжает на Шеннона, который ухмыляется, а финальные аккорды музыки говорят об окончании фильма.
Внешний мир проявил неожиданный интерес к Тесею, и та известность, которую он принес Шеннону и «Лабораториям Белла», впечатлила боссов Шеннона. Одна история стала легендой в «Лабораториях». Генри Поллак подробно рассказал о том, что произошло, когда Шеннон продемонстрировал Тесея совету директоров «AT&T»:
«Мне сообщили о том, что один из членов совета директоров по окончании демонстрации сказал: “Теперь это и есть то самое оригинальное мышление, которое компания «AT&T» ждет от своих сотрудников! Я предлагаю ввести Клода Шеннона в состав совета директоров!” И они потратили чертову уйму времени, разубеждая этого парня в том, что Шеннон должен стать членом совета директоров. В конечном счете они сошлись во мнении, что у Клода Шеннона не было достаточного количества акций для этого».
Журнал Time посвятил Тесею короткую статью под заголовком «Мышь, обладающая памятью». Журнал Life опубликовал снимок Тесея, ищущего сыр. Журнал Popular Science разместил трехстраничный материал, озаглавив его «Эта мышь умнее, чем вы». Тесей также пробил себе дорогу в гораздо более серьезные чертоги. Механическая мышь стала предметом бурных дискуссий на знаменитой конференции Мэйси в 1951 году, а также на междисциплинарном совещании ученых и преподавателей в Нью-Йорке. Шеннон был в числе приглашенных, наряду с многочисленными ведущими экспертами в области искусственного интеллекта и вычислительных машин, а также с антропологом Маргарет Мид. Абсурдность ситуации, когда столь выдающиеся умы обсуждают механическую мышь, сглаживалась тем фактом, что Тесей (или, если быть точнее, вся система «мышь-лабиринт») был работающим образцом «искусственного интеллекта» – того, над чем годами билось большинство из собравшейся там почтенной публики в ходе своих теоретических исследований. Тесей обладал искусственным интеллектом. Когда один из присутствующих указал на очевидное – что если убрать металлический сыр, то мышь будет просто носиться, тщетно ища кусочек сыра, которого там нет, – участник конференции социолог Ларри Фрэнк ответил: «Это так по-человечески».
В конечном счете организаторы конференции скептически оценили Тесея (по ходу обсуждения разжаловав его – возможно, неосознанно – из «мыши» в «крысу»).
«Наблюдать за тем, как примитивная крыса Шеннона проходит лабиринт, интересно не из-за какой-то явной схожести между машиной и реальной крысой. На самом деле они довольно разные. Однако механические действия удивительно соответствуют тем определениям, которые дают некоторые ученые относительно крыс и живых организмов в целом».
Другими словами, был сделан вывод, что Тесей не обладал реальным интеллектом, но явно демонстрировал то, как крыса или любое другое существо проходит некий процесс обучения. Какова была реакция Шеннона в тот момент – об этом история умалчивает.
Впоследствии Шеннон расскажет своему бывшему преподавателю, что Тесей был «демонстрационным прибором, доказывающим способность машины решать методом проб и ошибок задачу и запоминать ее решение». На вопрос, можно ли «создать» конкретный грубый образец интеллекта, Шеннон ответил: «Да, можно». Машины способны учиться. Они могли – в том ограниченном варианте, который продемонстрировал Шеннон – совершать ошибки, находить альтернативные решения и избегать повторных ошибок. Процесс обучения и память могли быть запрограммированы и вмонтированы, «сценарий» вписан в прибор, который в каком-то смысле являлся простым предшественником мозга. Идея о том, что машины способны имитировать действия людей, была далеко не новой. Но Тесей сделал эту идею – и перспективу того, что машина будет запоминать и делать логические выводы – как никогда реальной.
За долгие годы мыслящие и не мыслящие машины Шеннона принимали самые разнообразные формы и виды. Некоторые из них демонстрировали определенные функции. Например, «Ultimate Machine» при включении вытягивала металлическую «руку» и выключала себя. Машина «THROBAC» (Thrifty Roman-Numeral Backward-Looking Computer») представляла собой калькулятор, работавший с римскими цифрами, и была интересна только тем, кто мог заметить разницу между, скажем, комбинациями CLXII и CXLII. Все эти устройства были своего рода озорной шуткой. Но Шеннон не отрицал их высокую ценность. «Предназначение этих игровых машин может показаться, на первый взгляд, развлекательным и неинтересным, далеким от серьезных научных исследований», – соглашался он. Но при этом в них была «серьезная составляющая, и цель этой работы была значительной, ведь даже минимум четыре или пять университетов и научно-исследовательских лабораторий запустили проекты на их основе».
И если цели Шеннона были грандиозными, то способы их достижения, по крайней мере в то время, были простыми. «Моя самая заветная мечта – построить когда-нибудь машину, которая будет по-настоящему думать, учиться, общаться с людьми и взаимодействовать с окружающим миром относительно сложным способом», – признавался Шеннон. И его не беспокоил страх зарождения мира, которым будут править машины, или перспектива, что человеческая раса покорится роботам. Скорее, Шеннон верил в противоположное: «В перспективе [машины] станут благом для человечества, и смысл в том, чтобы сделать их такими как можно скорее… На самом деле между человеком и машинами [сегодня] намного больше понимания… и нам нужно сократить этот разрыв, чтобы можно было вести полноценную беседу».
Эта цитата и некоторые другие, приписываемые Шеннону, были взяты из теперь уже почти забытого досье, опубликованного в журнале Vogue под заголовком «Человеко-роботы могут первыми заговорить с доктором Шенноном». При подготовке этого материала Шеннон дал подробное интервью Броку Брюеру по поводу связи между автоматом и его создателями. (И так как это была публикация в журнале Vogue, а не, скажем, в журнале Scientific American, Шеннон должен был поучаствовать в фотосессии, которую осуществил известный фотограф Анри Картье-Брессон.) Так Шеннон оказался в компании выдающихся людей: Картье-Брессон снимал в том числе похороны Махатмы Ганди, коронацию Елизаветы II и первые несколько месяцев правления Мао Цзэдуна.
Для Шеннона перспектива создания искусственного интеллекта была ощутимой реальностью, а не футуристической фантазией.
Статья начиналась с того, что в те времена могло показаться размышлениями сумасшедшего: «Доктор Клод Шеннон… который создает, играет, опережает на шаг думающие машины и с нетерпением ждет того момента, когда человек и машина смогут беспрепятственно общаться друг с другом. А почему бы и нет?» Для Шеннона перспектива создания искусственного интеллекта была ощутимой реальностью, а не футуристической фантазией. Представляя, как «управляемые компьютерами роботы-исследователи» будут действовать, случайно падая во впадину на Луне (и предвосхищая появление робота Roomba), он говорил: «Мы должны обдумывать те проблемы, когда машины почти не задействованы всерьез в реальном мире. Машина на Луне должна уметь защитить себя – не упасть в яму – без нашей помощи. С точно такой же проблемой мы столкнемся однажды, когда роботы-уборщики будут ходить по дому, наводя порядок».
Шеннон, к счастью для него, никогда не задумывался об опасностях бурного распространения искусственного интеллекта, о роботах, порождающих еще более развитых роботов и ставящих человеческую расу на грань вымирания. Ему было присуще исключительно оптимистичное видение технологического прогресса, когда машины будут обретать все увеличивающиеся способности, функции и информацию. На вопрос, какова возможная цель его трудов над созданием роботов, Шеннон ответил, что целей, а точнее направлений, три. Во-первых, снабдить компьютеры лучшим сенсорным знанием реального мира. Во-вторых, помочь им понятно сообщить нам о том, что они знают, помимо распечатывания информации. И третье, заставить машины демонстрировать свои реакции на окружающий мир.
Шеннон оказался прав примерно наполовину: компьютер действительно разгромил чемпиона мира по шахматам в 1997 году, за четыре года до смерти ученого.
А вот еще одно его объяснение из другого, более позднего интервью, где он был еще более оптимистичен:
«Я верю, что сегодня, когда мы собираемся что-то изобрести, это уже больше не будет связано с биологическим процессом эволюции. Это будет изобретательский процесс, при условии, что мы станем создавать машины, которые будут умнее нас. А значит, наша помощь уже не понадобится. И они станут не только умнее нас, но и долговечнее, имея в своем распоряжении съемные части. Они будут намного лучше нас. Здесь открывается столько разнообразных возможностей, связанных с устройством человека, что это просто поражает. Единственное, чем могут помочь нам хирурги в целом, это вырезать у нас что-то. Но, вырезая что-то, они не заменяют это чем-то лучшим или какой-то новой частью».
На самом деле, когда речь заходила о превосходстве человека над машиной, «мышление было своего рода последним аргументом в драке». Шеннон не надеялся, что компьютер пройдет знаменитый тест Тьюринга – когда машину сложно отличить от человека – при его жизни, но в 1984 году он все же предложил ряд более точных целей искусственного интеллекта. Компьютерщики могли предвидеть, что к 2001 году будет создана программа для игры в шахматы, которой присудят корону чемпиона мира по шахматам, программа написания стихов, фрагмент которых будет представлен в еженедельнике New Yorker, математическая программа, которая докажет сложную гипотезу Римана, и – «самое важное» – программа подбора акций, которая будет превосходить учетную ставку на 50 процентов. Шеннон оказался прав примерно наполовину: компьютер действительно разгромил чемпиона мира по шахматам в 1997 году, за четыре года до смерти ученого, и компьютеры действительно осуществляют большую часть мировой торговли акциями.