Аарон… это он?
Я прищурилась, кое-как сфокусировалась.
Точно. Аарон.
Почти сумела порадоваться.
– Прекрати меня колотить, – прошипела неприязненно, – или я смешаю тебе на Новый Год водку с пивом.
Меня грубо приподняли за грудки и, продолжая кричать, указали пальцем в сторону.
– И хлопушкой в лицо выстрелю, – промямлила я мстительно.
Усталая, разбитая, едва способная соображать, но уже выдернутая из черноты, я тяжело вздохнула. Пришлось сесть. Посмотреть на то, что мне показывали.
Знакомая поляна. Сложенные в кучу пустые консервные банки, наспех сожженный мусор; отпечатавшиеся в грязной луже протекторы шин.
Но самого грузовика не было.
Они уехали! Все! ВСЕ!!!
Медленно и постепенно возвращались звуки – Канн брызгал слюной. Его оставили, его теперь сочтут за дезертира – наверное, орал он. Наверное, ему теперь следом за военной машиной придется бежать на своих двоих…
А я вдруг принялась смеяться. Хохотать так громко, что он осекся, затих, воззрился на меня, как на душевнобольную. Под руками грязные листья, под задом ветки, и немилосердно болит от удара между лопаток – чем он меня? Прикладом?
– Дурак, – шептала я с улыбкой. – Ты спасен, понимаешь? Спасен! Нет, ты еще не понимаешь, ты потом…
Он сжал губы до тонкой полосы. Он собрался подойти ко мне, треснуть по лицу, встряхнуть и, вероятно, сообщить о том, что я пожалею о том, что возникла на его пути, но я лишь покачала головой.
– Нет, нет, – прошептала тихо, – ты извини, но мне пора. Это ты «тут», а мне надо домой…
И успела увидеть его удивленный взгляд до того, как закрыла глаза и вызвала в памяти лицо Дрейка.
Мир Уровней. Нордейл. Вечер.
– Они меня… обследовали,… общупывали! – пребывая в растрепанных чувствах, я беспомощно взмахивала руками.
Дорогой ресторан, и на нашем столе гора еды: сырная нарезка, шесть видов горячих булочек и четыре сливочного масла, салат из кальмаров, мясное ассорти, оливки, свекольная закуска – вскоре принесут горячее.
А у меня перед глазами вскрытая армейским ножом банка из-под тушенки.
– Обыскивали? – помог определиться с нужным словом Дрейк. – Это нормально.
Нормально. Наверное.
Он хотел, чтобы я ела. И чтобы оправилась от шока – намеренно привел сюда, где зал взрезают накрахмаленные передники официантов, а на стенах фрески, напоминающие итальянские: виноградные лозы, белокаменные террасы и паруса лодок вдалеке.
А я все еще была «там», в недоброжелательном мире, зовущимся «Калимт».
– Знаешь, как сильно трясет в кузове грузовика? Зуб на зуб не попадает!
– Вечером я сделаю тебе горячую ванну.
– И как пахнет куча давно не видевших душа мужиков?
– И добавлю в нее пену.
– Он ударил меня прикладом, представляешь? – пищала я жалобно. – Прикладом! А Лагерфельда еще нет.
– Я вылечу тебя сам, – Дрейк смотрел на меня с нежностью. – Ты молодец, знаешь об этом? Молодец.
И на сердце стало чуть легче. Стало даже «до еды» – я протянула руку к сыру. Но вздохнула все равно тревожно.
– Канн вернулся, все в порядке?
– Да. Он сейчас во сне, заморожен в точке, которую мы называем «ноль-зэт», – точке возможного перепостроения дальнейшей судьбы. И его будущая карта будет зависеть от того, кто будет здесь, когда он проснется. Именно поэтому, прежде чем будить, на Уровни нужно вернуть всех.
Всех, да.
Но пока сыр, масло и булочка. Маленький отдых, короткая передышка.
– Дрейк, только Бога ради, до следующей моей вылазки сделай что-нибудь с браслетом?
– Сделаю.
– Иначе я больше никуда…
– Ди. Сделаю.
Я успокоилась.
Горячий хлеб таял на языке; приглаживала расшатанные нервы ненавязчивая и негромкая джазовая мелодия, льющаяся от сцены.
Он выбрал дорогой ресторан – позволил мне почувствовать после пережитого контраст. Безопасность, уют, спокойствие. Намеренно, конечно же. Потому что слово «случайно», как я полагала, в лексиконе Начальнике отсутствовало с момента основания времен.
Калимт.
Я больше туда не вернусь. Чужая война, чужой лес. И как странно касаться чужой жизни даже вскользь, вдруг заглянуть в нее краешком – все равно, что просунуть лицо сквозь поверхность зеркала.
– Там у них так странно. Неспокойно… Зачем война?
– Затем, что люди часто по-другому не умеют.
– Но ведь глупо?
– Это все ваши эмоции.
– Ладно, не важно. Важно, что теперь Аарон получит свой шанс прожить счастливую жизнь с Райной.
– Получит. Но куда важнее другое – то, о чем я тебе не сказал.
– В смысле? «Забыл» упомянуть?
– Да, «забыл».
Я отложила нож, которым намазывала на хлеб масло. Почувствовала, как шевельнулась в душе тревога:
– Говори.
Дрейк пригубил воду, отставил стакан. Сложил на столе руки:
– Мать Аарона – тогда еще Дарена – отдала сына в дом малютки, когда тому было несколько месяцев.
Я кашлянула – поперхнулась.
– Зачем?
– Потому что знала, что там его выкормят, а она не сможет. В дома малютки даже в оккупированных городах жители несли все, что могли. Подкармливали. Сама она взяла его сестру, которой было шесть, и уехала в их старый дом на окраине. Рассказать тебе, как сложилась бы жизнь Аарона, не повстречай он представителя Комиссии?
– Как?
У меня пропал всякий аппетит.
– Он отправился бы воевать на западную границу города Койбе и через три с половиной месяца – встреча с той женщиной никоим образом не повлияла бы на это событие – получил бы серьезное ранение ног и лишился бы ступней. Попал в госпиталь ветеранов, где жил бы – поломанный физически и психологически – до сорока трех лет.
Я забыла про еду – перед мысленным взором стоял облик Аарона – почему-то полуседого, рано постаревшего и с испещренным глубокими морщинами лицом.
– Неспособный справиться с превратностями судьбы, он бы запил. И утром первого месяца зимы умер бы, сидя в собственном инвалидном кресле, – отравился грязным метиловым спиртом.
В моем горле стоял ком, а веки щипали слезы.
Почему Дрейк не сказал раньше? Хорошо, что не сказал…
– Знаешь, что именно ты сделала сегодня, Ди?
– Что?
Я ничего не сделала – я просто… просто…
– Ты не просто дала ему шанс прожить здесь долгую и счастливую жизнь с Райной. Благодаря тому, что он получит опыт, который я даю ему здесь – научится тактике, стратегии, выносливости и разовьет интуицию, – он по возвращению назад сумеет избежать эту ситуацию.
– А он… когда-нибудь вернется?
– Да, вернется. Но совсем и совсем не скоро.
– И… – вопросы давались мне сложно, и я боялась ответов. Иногда правда – штука настолько жесткая, что ее лучше не знать. – Не получит ранения?
– Не получит – у него сработает шестое чувство. Ты ведь знаешь, что весь опыт, который люди получают на Уровнях, они переносят потом с собой в виде развитой интуиции в свою «прежнюю» жизнь?
Знаю. Теоретически.
– Он не поедет в Койбе – заранее предположит проигрышность там боевых действий. И вместо этого отправится в Дортен-Брах – собственно, подробности тебе ни к чему. Важно другое: он останется здоров, отыщет мать и сестру и перевезет обеих подальше от войны. Он проживет иначе.
Я больше не хотела есть.
Для меня поблекли рисунки виноградных лоз на стенах, и не ласкала более слух музыка.
– Забери меня домой…
– Поешь, Ди.
– Не хочу.
– Пена. Ванна. Ты обещал.
Вместо ответа Дрейк накрыл мою ладонь своей и кивнул.
Меня нежно терли мочалкой, втирали в волосы шампунь. Гладили по спине там, где кожи коснулся жесткий ствол приклада.
Из тринадцати осталось двенадцать – об этом не хотелось думать.
Поглаживания теплых рук залечивали саднящее сердце, мягко стирали душевную боль, успокаивали.
– Скажи, что дальше будет легче?
– Дальше будет иначе, – тихо и уклончиво отозвался Дрейк. – Но до этого я заверну тебя в пушистое полотенце и отведу спать.
– Нет, халат. Я посижу в кресле, а ты поиграешь мне на рояле, ладно?
У него, вероятно, много работы, и снова нужно заранее что-то вычислять, прогнозировать и обдумывать, но мне хотелось присвоить этот вечер себе. Нам.
– Хорошо.
Наверное, дальше будет еще сложнее, раз мой любимый такой сговорчивый. Но бояться заранее – нет более бесполезной задачи. И вместо того, чтобы волноваться, я втянула запах мыльной пены, пахнущей лепестками роз, и отдалась на ласку теплым заботливым рукам.
Глава 6
Полных десять часов сна принесли желаемый результат: я чувствовала себя живой, бодрой и рвалась в бой.
– Кого следующий, любовь моя?
– Тот, кто сложнее остальных.
Я завтракала длинным, купленным по пути в магазине сэндвичем с колбасой, помидорами и майонезом; мы вновь сидели в кабинете Рэя Хантера.
– Значит, Рен Декстер.
Ух. Мда, можно было ожидать.
– Что, там тоже война?
Дрейк – причесанный, благоухающий кремом для бритья, – смотрел на меня с насмешливым прищуром.
– Нет, там мир.
– Отлично.
– Только… очень странный мир.
Я перестала жевать и прочистила горло.
– Что, мне не понравится?
– Увы. Но я уверен, что нет.
– Невероятно высокий уровень агрессии в Мире мужчин-деспотов. Женщины зависимы от них полностью – морально и физически. Если мужчина не инициирует женщину, та не живет дольше двух недель…
– Что за… – я даже не нашлась с верным словом. – Что… все это значит?
– Это значит, что как только женщина достигает возраста двадцати лет, она обязательно в кратчайшие сроки должна отыскать мужчину, который согласиться сделать ее своей.
– А иначе…
– Смерть в течение двух недель.
И вновь потерялись все слова.
– Что это… за дурь?
Дрейк сложил руки на груди.
– Я предупреждал, что тебе не понравится.
В кабинете, где всегда горела над столом лампа, время терялось. На часах еще не было и десяти утра, но на рабочем месте Хантера будто всегда царил вечер. Или глубокая ночь.