– И Рен родился в этом мире?
– Да, родился и вырос. Его мать, будучи молодой, уговорила Коула Декстера инициировать ее, предложив взамен двадцать тысяч линтов, которые оставили ей в качестве приданого ее родители. Точнее, ее мать. В их мире почти всегда работают женщины.
– Почему?
Я уже знала ответ на этот вопрос: потому что, когда женщина от тебя полностью зависима, ты можешь заставить делать ее что угодно, в том числе и пожизненно работать.
И Дрейк не ошибся: я уже, мягко говоря, недолюбливала этот мир.
– Как… можно…
– Было придумать систему с таким устройством? – он, как обычно, читал мои мысли. – Ну, их местный Создатель, который завязал физиологию женщин на мужскую инициацию, однозначно был шутником.
– Шутником. Да уж. Как и ты.
Я лишь спустя секунду поняла, что произнесла последнюю фразу вслух.
– Я? – Великий и Ужасный даже встрепенулся в веселом предвкушении интересной беседы. – Почему?
И я не стала отступать. У нас никогда не было шанса обсудить эту тему, а тут такая возможность – почему нет?
– Ну, хотя бы потому, что местный шутник по имени Дрейк тоже придумал множество всяких интересных штук.
– Каких, например?
С одной стороны, я шагала по тонкому льду, с другой, между нами царило безграничное доверие, и хождение по любой толщины льду для меня не возбранялось.
– Тот же Корпус, в который однажды попала Элли. Помнишь?
Человек в форме смотрел на меня долго. Улыбался и молчал.
– Я все помню. А еще я знаю чуть больше, чем ты, Ди.
В этом я не сомневалась.
– Только, все-таки, зачем Корпус? – спросила осторожно. – Зачем те шрамы Райны? Зачем… многое.
– Тали? Рудники? Разлучение Мака и Лайзы? Запрет на их общение? Зачем все это, ты имеешь в виду?
Его никогда и никто не осмеливался об этом спрашивать – я была в этом уверена. А еще, глядя в стальные серо-голубые глаза, я по-новому и остро ощутила, с кем рядом нахожусь, – с неимоверно могучей сущностью, чьи разум и намерения невозможно до конца понять. С крайне умным и опасным создателем здешнего мироустройства.
– Ты не подумай…
– Нет, отчего же. Подумаю. И даже отвечу: ты все еще путаешься в понятиях добра и зла, любимая. Меряешь ими жизнь, забывая о том, что некоторые людские качества попросту не выявить без жестких условий. Увы, но это так. Те самые качества, которые после помогут выстроить человеку совершенно иную судьбу. Тебя интересует Элли? Почему Корпус? Все просто: в этом месте она стала бойцом – той женщиной, которую впоследствии полюбил Рен. Думаешь, совершая побег, она силилась избавиться от ловушки, установленной сенсором в ее голове?
– А это не так?
– Мечтая избавиться от одной ловушки, она, сама того не зная, избавлялась от совершенно иной, преследующей ее куда более долгое время, – ловушки из собственных страхов, бесконечной робости и бессилия. Рен – ее идеальная пара, но он в силу того, что вырос в мире, который превращал женщин в бесправных рабов, мечтал об очень конкретной избраннице – не просто храброй, но почти безумной, способной ради любви вырваться из любых оков. Сделать то, что в свое время не сделала его собственная мать.
– А чего она… не сделала?
Я в который раз опасалась услышать правду.
– Она перестала бороться. Отец Рена пил. Он был богат, тщеславен и совершенно беспринципен, а беспринципные и богатые люди обречены на пьянство. Однажды, будучи нетрезвым, он сел за руль и понесся по трассе на скорости под двести километров в час. Разбился. Конечно же, – едкий тон Начальника скреб по напряженным нервам наждачной бумагой. Очередная страшная судьба и чье-то искореженное детство.
– А… мать Рена?
– Она сдалась. После многолетних унижений отказалась искать нового «инициатора» – пролежала в постели две недели, практически не вставая, а после умерла во сне. Сын нашел ее утром.
Мне стало плохо.
Всего десять, а уже хотелось напиться.
Я закрыла глаза и потерла вновь похолодевшими пальцами лоб.
– Послушай, я после всех этих историй стану неврастеником…
Тон Начальника встряхнул меня жестко и без обиняков.
– Для тебя это всего лишь истории. Для них это жизнь. Если ты не вытащишь Декстера из той дыры, он навсегда останется жить в мире, который ненавидит и в котором поклялся, что никогда и ни за что не инициирует ни одну женщину. Чтобы однажды не обречь ее на смерть.
– Но он ведь «инициировал» Элли…
Я не знала, как Дрейк «терпел» все эти истории. Как носил их в мозгах, как «жил» с ними, как умел не жалеть этих ребят, но помогать им.
– Да, сделал. Потому что я больше десяти лет потратил на то, чтобы переделать «волка» в человека. Потому что, в конце концов, я смог объяснить ему, что уметь брать на себя ответственность в виде судьбы другого человека не менее важно, чем эту самую ответственность не брать, понимаешь?
– Понимаю, – пробубнила я раздраженно. И тихо добавила: – Черт, почему мы не начали с Эльконто?
– Успеется. Ну что, приступим? – бодро ответили мне.
И зажужжал на столе системник.
«Твоя задача – сделать так, чтобы до двадцати пятнадцати Рен не покинул свою квартиру. Как? Давай подумаем…»
Я стояла на тротуаре незнакомой улицы. Вокруг высокие, но обветшалые дома – потрепанная кладка старого кирпича, облупившиеся углы зданий, грязные металлические ящики, приспособленные под урны. Начало восьмого, позднее лето (или ранняя осень), но снаружи уже темно. На испещренном силуэтами проводов небе проглядывали редкие звезды. Гудел и хаотично мигал на противоположной стороне улицы неисправный фонарь.
«Ты не сможешь привлечь его деньгами – их у него хватает. Рен – почти копия своего отца, не внешне, но генетически, и потому характер у него далеко не ангельский. Декстер – прирожденный убийца – да, не удивляйся, некоторые – а это ни хорошо и ни плохо – таковыми рождаются. Моррисон – так называется город – наводнен криминалом, силовыми структурами и теми, кто в силу буйного нрава и бесконечной жажды власти желает разобраться друг с другом. И потому будь осторожна, не торопись попадаться на глаза прохожим – особенно мужчинам…»
Я уже попалась. Когда после очередного изучения квартиры Декстера (а Дрейк два раза перемешал меня в нее для изучения личных вещей хозяина) неосмотрительно вышла на улицу. И почти сразу же наткнулась на курящего у подъезда парня в кожаной куртке. Кареглазого, коротко стриженного, неприятного на лицо.
Балда, почему сразу назад не прыгнула?
– Ух ты, неинициированная! – презрительно изрек незнакомец и принялся изучать меня. – Что, буйная очень? Или больная?
Как он понял, что неинициированная? Клейма на мне нет, что ли?
Я опасалась вступать в диалог – местные обитатели, как и устройство здешней системы, меня пугали.
– Могу инициировать, – после очередной затяжки и, изучив меня с ног до головы, милостиво согласился мужик. – Сосать будешь утром и вечером. Готовить два раза в день – завтрак делаю сам. Уборка, работа, стирка – все на тебе. Взамен буду кормить. Будешь глотать сперму – не выкину через неделю…
Как щедро.
От подобного предложения хотелось блевануть. Но отвечать «глотай свое деорьмо сам» было бы опрометчиво. И потому я выдавила из себя лишь одно слово:
– Больная.
Мужик, как ни странно, интереса не потерял.
– Ладно, глотка есть, язык тоже – сосать сможешь. Уборку могу заказывать, но работать все равно придется.
– Спасибо, нет.
В ответ недобро прищурились.
– Ну и мри на улице, мразь.
Окурок полетел в сторону.
– И Вам, – «того же», – всего доброго.
Изумительный мир.
Сделав пару шагов в сторону, я закрыла глаза и «прыгнула».
В следующий дубль ждать на улице машину Рена, которая должна была подъехать в девятнадцать четырнадцать, я вышла только после того, как мужик в куртке докурил и удалился прочь от подъезда. Повторять диалог не хотелось.
Вечер Сурка, блин.
«– Рен не желает инициаций, но ты должна прикинуться, что просишь его именно об этом. Конечно, он осмотрит тебя: ощупает мысленно – так у них принято, – и сообщит об отказе. Он отказывает всем, даже тем, у кого формы в разы пышнее.
– Спасибо.
Когда Дрейк „ощупал“ взглядом мою фигуру, в глазах его было столько любви, что обижаться на предыдущие слова стало бессмысленно.
– И нет, я не пытаюсь тебя под него подложить, как ты понимаешь. Скорее, я предпочел бы обрезать члены всем без исключения мужикам. Надеюсь, это ясно.
Вместо ответа я адресовала своему возлюбленному нежный поцелуй.
И снова к делу – Дрейк посерьезнел.
– Декстеру не требуется, чтобы ему варили, убирали или на него работали, как не требуется и постоянная женщина – утехи он способен получить на стороне.
„Хорошо, что тут стою я, а не Элли“.
– Но он может заинтересоваться кем-то, обладающим нестандартным даром.
– Это каким, например?
– Например, даром экстрасенсорики.
Чудесно. Чем дальше, тем запущеннее. Теперь мне всего лишь предстояло прикинуться экстрасенсом».
Для того чтобы это сделать, меня напичкали гигантским объемом пустой для моих собственных нужд информацией: с кем Декстер встречался, с кем ладил, с кем нет. Что именно держал в квартире, как проводил свободное время, где и как хранил вечно любимое им оружие.
«– Конечно, он будет тебя проверять. Спрашивать о том, чего ты знать не должна.
– И как мне быть?
– Прыгай после его вопросов ко мне – отыщем ответы.
– Прыгать каждый раз? А что, если после моего возвращения, он решит задать другой вопрос? А в следующий раз еще какой-нибудь? Я буду прыгать туда-сюда до своей глубокой старости?
На мой сарказм мне ответили укоризненным, но наполненным весельем взглядом».
Холодно. На мне джинсы, водолазка и тонкая ветровка. В сумке снова в целях безопасности ничего нет – антураж.