– Стив вылечил? Всех?
– Да, всех.
– А ты?
– А что я?
И, правда – что, я? Я нормально. Не совсем, конечно – все-таки, я в этой истории через многое прошла: наблюдала парней в их родных мирах, вместе со всеми участвовала в «битве» и теперь, когда все закончилось, словно контуженная, видела даже в тенях листвы сложные и тонкие переплетения тканей событий и судеб. Но это пройдет.
– Со мной нормально все. Правда. Расскажи лучше, что случилось с Карной – ведь все?
Дрейк долго молчал, прежде чем ответить. Затем изрек «все», и в этом «всем» слышалась такая пустая обреченность, что мне сделалось зябко.
– Ты убил ее?
– Я ее не трогал.
– А… как тогда?
– Ее убил мой мир.
– Саатхе?
– Сатаахе. Не важно, – Дрейк имел в виду мое неверное произношение названия. – Он убил ее сам, на глазах у всех. Она попыталась остановить процесс восстановления, дала очередную команду, и Кристалл…
– Распылил ее? – у меня отчего-то гулко забилось сердце. – Сам?
– Не сам, я думаю. Помнишь, я когда-то объяснял тебе про Карму, про ее законы?
– Конечно.
– Так вот, когда человек ошибается, он платит за свою ошибку. Плохой встречей, событием, стечением обстоятельств. Получает в жизнь что-то, что заставляет его задуматься, а правильно ли он мыслит, поступает? С Карной вышло иначе – она обладала огромной мощью и интеллектом. И ошибки были для нее непростительны – я ее предупреждал…
«Как и для меня», – прозвучало от Дрейка неслышно.
– Когда она попыталась воспрепятствовать восстановления Сатаахе, Кристалл отправил очередное сообщение – запись – в Информационные Поля, и где-то перекопилось. Последняя капля, перебор и… бах.
Я молчала, ждала продолжения.
Человек в соседнем кресле созерцал листву темного сада, но видел не это – что-то из собственной памяти.
– Ее расформировали. Без права на исправление, на возрождение, на дальнейшую жизнь. В любом проявлении. Это страшно, Ди. Страшно, когда исчезает не только физическое тело, но также тонкие тела, а после душа. И все записи о ней. И Кристалл был ни при чем – он просто отправил запись. Никогда не знаешь, где перекопится… Никто этого не знает. Я раньше такого не видел.
Сверчки, редкое перешептывание листвы. Почти ночь. Я долго не решалась нарушить тишину – сложную, красноречивую, наполненную тревожным сожалением и чем-то еще. Облегчением?
– Значит, она все-таки попала «под колеса». Я тоже ее предупреждала.
– Правда?
Да. И есть ли теперь разница? Наверное, мне было не понять того, что понимал Дрейк: всей сложности устройства полотна мироздания, всей этой бесконечно невероятной в многогранности зависимости событий от поступков, до конца жизни не разобрать схему, состоящую из миллиарда слоев. Но он ее понимал – родился с этим пониманием.
– А ты?
– Что я? – мой мужчина смотрел на меня с улыбкой, и любовь его в этот момент казалась физически ощутимой, бархатистой на ощупь.
– Ты сделал все, что хотел?
– Сделал. И нашел больше, чем искал.
– Значит, ты счастлив?
– Я? – он долго смотрел на черное и далекое небо над головой. – Очень.
«Значит, все не зря».
Возможно, я произнесла это вслух, а может быть, просто подумала.
Нас обнимали сумерки мира, где все, наконец-то, встало на свои места.
Глава 14
Удивительное утро.
Нас всех – ВСЕХ – заставили вырядиться в официальную одежду: костюмы, пиджаки, брюки со стрелками, юбки-карандаши, белые блузки. Как для собеседования на вакансию «секретарь для президента», ей-богу…
И никто из нас не знал, что в Реакторе существовал зал таких размеров – зал-стадион.
Сейчас в нем от самой дальней стены и до специально сооруженной для этого случая сцены стояли, сложив руки за спину, люди в серебристой одежде. Стояли, как солдаты-«клоны» из фильма «Звездные войны» – в десятки рядов, если не сотни рядов, – сосчитать не удавалось.
Мы стояли напротив – шеренга из ребят: солдаты отряда специального назначения и их девушки.
Официальный до невозможности Начальник вещал в микрофон с помоста. И то был не вчерашний теплый Дрейк, но Дрейк-глава-мира-уровней. Грозный-творец-тиран-распорядитель-и-большой-босс в одном лице.
Поразительно.
Одетая в белую блузку и черную юбку, я чувствовала себя пионеркой без галстука на параде. По бокам от меня стояли такие же «черно-белые» Тайра и Лайза. Все серьезные, молчаливые – руки сзади, грудь колесом…
– За особые заслуги перед Миром Уровней миссис Лайза Аллертон получает медаль отваги первой степени, денежное пособие на восстановление поврежденного транспортного средства, а также…
«Сюда приглашается Халк Конрад…»
«Прошу пройти ко мне Меган Одриард…»
«За особые заслуги…»
«… перед Миром Уровней…»
Где-то глубоко внутри, не показывая этого остальным, я растрогалась.
Дрейк мог сделать все просто и по-свойски: похвалить, выразить краткую благодарность, сказать «спасибо», и всем хватило бы.
Но он решил иначе – официально, на глазах у всего Реактора, с именными медалями, которые, вместо того чтобы спать, ночью заказал в Лаборатории. И теперь на нас смотрели сотни людей в серебристой одежде – смотрели, как будто равнодушно, а как будто и с гордостью. Они стояли, как почетный караул, как солдаты у дворца. Даже Джон Сиблинг кивком рапортовал каждому, кто подходил для того, чтобы получить на лацкан пиджака или блузы награду из чистого золота. А также грамоту…
«Кто их писал? И когда?»
– За особые заслуги, для того, чтобы получить медаль отваги первой степени, сюда приглашается Бернарда Дамиен-Ферно. Прошу пройти на сцену…
Я настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что вынырнули из них только тогда, когда получила локтем от Лайзы.
И тогда, стараясь не споткнуться, смущенная и гордая, зашагала к помосту.
– Медаль…
Моей блузки – единственной белой блузки, которая нашлась в шкафу, – коснулись пальцы Дрейка; лег поверх ткани тяжелый диск.
«И на груди его могучем один медал болтался кучем», – вспомнилось, как шутила моя мама. Теперь это про меня.
– Зачем так официально? – прошептала я.
Грозные глаза Дрейка смеялись.
– И грамоту…
Грамоту? Ее Клэр обязательно повесит на стену, рядом с осенней картиной.
А все-таки приятно, черт возьми… Вроде бы все ненужное, слишком пафосное, триумфальное, а все равно здорово.
– Спасибо.
Мне чинно кивнул передавший бумагу в рамке Сиблинг, и мелькнула вдруг мысль о том, что, если бы не мы, он не нашел бы свою Яну. Ту самую Яну, которую на время боевых действий умудрился куда-то спрятать и которую вообще так редко нам показывал.
Наверное, теперь полагалось идти, но я вдруг нахмурила брови и спросила Дрейка:
– А как же праздник?
– Какой праздник? – отозвались тихо.
– Ну, мы ведь победили? Значит, должен быть День Города? День «нашей-победы». День Нордейла…
И откуда только взялось это капризное и вместе с тем радостное настроение? Но отчаянно хотелось праздновать – зря, что ли, дали медали? И, пока меня не отправили с помоста, я продолжила сбивчиво шептать.
– Всеобщий выходной, красная дата в календарях. Развевающиеся украшения, флаги, ярмарки, концерты, выступления артистов, парки развлечений. Всеобщее гуляние…
– Иди. Ди.
На меня смотрел все тот же грозный и хмурый Начальник мира Уровней с тлеющим на дне зрачков смешком.
– Нечестно, – прошептала я, – вот нечестно! Мы же победили?
– Иди, моя хорошая. Ступай.
На меня смотрели сотни представителей Комиссии. Пришлось «пойти».
– Сюда приглашается Алеста Регносцирос… Баал Регносцирос… Стивен Лагерфельд… Ани-Ра Эльконто…
Дрейк наградил нашу «Линду Гамильтон» по особенному: выдал разрешение на открытие собственного центра спорта, совмещающего в себе тренировочные отсеки, а также тир. Ани расцвела.
Дэлл Одриард, Логан Эвертон…
Все выходили из шеренги «голые», а возвращались с символом отваги на груди и грамотой. Отличный день, просто отличный. И делалось гордо за себя.
– А теперь, когда награды нашли своих владельцев, – короткое объявление.
Дрейк затих; люди и позади, и впереди него внимали каждому слову.
– Сегодня ровно в шесть вечера все присутствующие приглашены на празднование «Дня Нордейла» – народные гуляния, которые состоятся в центральной части города. Ждем. У меня все. Спасибо за внимание.
И я, как школьница, которой только что пообещали в выпускной концерт любимый группы, а также желанный телефон последней модели, сжала руку в кулак, дернула локтем вдоль тела и выдала неприличное, но безумно счастливое «Yesss!!!»
– Мак, он купит нам новые машины! У меня будет новый «Асти»! А медальку я повешу в спальню на бархатную дощечку. А ты свою? Нет, я повешу ее потом на приборную панель – хорошо будет? И в чем ты пойдешь на празднование? А я?
Мак, глядя на одухотворенное лицо возлюбленной, не мог вставить ни слова.
– Стив, он дал мне возможность участвовать в декорировании улиц растениями и цветами. Участвовать в создании красоты города на постоянной основе – разве не прекрасно?
Она пела, она танцевала, и длинная юбка кружилась юлой.
– Я сделаю красивыми не только наши дома, но и… аллеи, проспекты, парки… ух, столько идей! А где-нибудь есть каталог всех существующих в Мире Уровней растений?
Стив молчал. Он был счастлив уже от того, что их в доме всего трое: он, Тайра и Пират.
И все настоящие.
Ани пекла булочки «бон-бон».
Дэйн говорил ей – брось, зачем тратить время, если вечером от пуза? Но ей хотелось.
И теперь до второго этажа снизу доползал и щекотал ноздри аппетитный запах свежей сдобы с ванилью и корицей.
Шерсть Барта под пальцами ощущалась шелковистой, очень мягкой.
– Вот же, друг, – сам с собой разговаривал Эльконто, – какая баба нам досталась? И булочки нам, и из грузовика стрелять. Ты его видел вообще – этот грузовик? А я видел, он до сих пор у Реактора стоит. То-то и оно…