Таисия Захаровна нас с кухни по обыкновению выгнала – до сих пор не терпела, когда во время готовки «кто-то крутился под рукой», – и потому мы с мамой сидели на потертом диване – разглядывали до боли знакомую комнату и держались за руки. Я прижималась к ней – к маме, – как котенок.
Рамка с фотографией на стене, старый сервант, собранные в вазочку двухкопеечные и более не имеющие никакой ценности монеты, вытертый палас, скатерть с «висюльками», которые будучи ребенком я так любила «заплетать» в косички.
Интересно, кто эти пресловутые косички потом расплетал?
Наверняка он тратил на это уйму времени.
– Надо сводить ее в больницу.
– Зачем?
Мама молчала. Смотрела на темно-зеленые шторы и балконную дверь, у которой под новый год неизменно восставала елка со старенькими и облупленными игрушками.
– У нее печень болит.
– Государство? – спросила я невпопад, но меня поняли с полуслова.
«Печень – вместилище гнева. И часто тот, кто гневается на систему, ее правила, государственное управление и законы, страдает недугами печени…»
– Да, государство. Но ей ведь не объяснишь? Каждый день причитает по поводу пенсии, того, что ее «должны поднять вдесятеро», ругает чиновников, бюрократов и всю их структуру. А еще до сих пор сетует на то, что соседу, который и к войне-то никакого отношения не имел, дали ветеранский значок и квартиру, а ей до сих пор ничего. Боится, что уйдет и ничего ценного тебе не оставит.
– Но ведь мне и не надо.
– А ты попробуй ей об этом сказать.
«Мы все хотим быть «хорошими». Хотим до чувства долга, чувства вины, до тяжелых болезней. Мечтаем сделать чью-то жизнь лучше, не понимая того, что лучше каждый человек может сделать свою жизнь только сам».
– А ты давала ей эти книги?
– Когда-то давала.
– Не прочитала?
– Наверное, нет. Знаешь, Дин, я в свое время их много кому давала, не понимая того, что делать этого не надо. Верила – попадут они людям в руки, и наступит всемирное счастье. Все станут счастливы, здоровы, любимы, все моментально пойдут на поправку. Но знаешь…
– Знаю.
– …они не пошли. Почти никто из моих знакомых, кому я рекомендовала Лууле, не прочитал ее. А кто прочитал, просто взял и отложил в сторону – как книги, так и знания. Я еще в свое время удивлялась – ну как так? А вот так. Если человек не готов выздоравливать, если предпочитает болеть и всячески оправдывает свое поведение, ему ничто не поможет.
– Это точно.
– И потому я рада, что за них взялась ты. Ты сама.
– И до сих пор читаю.
– Много уже прочитала?
– Нет еще. Но я много конспектирую, разбираю, анализирую – это тяжкий труд на самом деле.
– Тяжкий, но ценный.
Мама погладила меня по руке.
– Мам, а есть что-то такое, что мы можем сделать для бабушки? Что-то такое, что ей поможет?
– Мы должны простить ей ее ошибки, дочь. Ее неумение отпустить злобу на государство и его законы, на местное управление. И простить себя, что злимся на все это тоже.
Мда, та еще задачка – попробуй-ка полюби правительство, которое жрет бутерброды с красной икрой, живет в особняках по миллиону долларов каждый и хапает исключительно для себя. Хотя, на этом месте Дрейк бы со мной не согласился и вместо того чтобы кивать, терпеливо пояснил бы: «А тебе не нужно их любить, Ди. Тебе просто нужно их понять. Понять, что все эти люди ведут борьбу за власть не из желания сделать чужую жизнь лучше, хоть и прикрываются подобными лозунгами, они просто боятся остаться никем, а потому мечтают править. Помнишь, что мы говорили об униженности? Чем ее в человеке больше, тем более высокого управленческого поста в итоге тот желает достигнуть. Чтобы повелевать другими, чтобы мстить, чтобы перекраивать этот мир на свой лад и более не чувствовать себя «никем». Плюс, жадность, Ди, – это тяжелый стресс, и от нее сложно избавиться. В итоге она губит всех этих людей. Почему? Потому что еще никто не отменял действия Великой Формулы. Да-да, она видит всех нас изнутри…»
Я прощу бабушку. И себя за то, что злилась на местные законы и управление. Не потому что так правильно или неправильно, а потому что таким образом лучше пойму всех этих людей и мотивы, которые ими движут. Ведь никто не гарантирует, что, попав во власть, я сама не стала бы эгоистичной особой, прикрывающейся фальшивыми лозунгами, верно? В фальшь легко верить, особенно когда она подходит для тебя самого, когда она создана тобой самим.
– Ладно, попробуем, – кивнула я, и в этот момент Таисия Захаровна внесла в комнату тарелку с горкой присыпанных сахарной пудрой пончиков.
– Баб, чур, один оставить – я обещала поделиться!
– Поделиться холодным пончиком? Ой, Дин, ну как же холодным-то? Пригласила бы тогда свою подругу к нам на обед.
Бабушка изначально считала, что поделиться драгоценным пончиком я согласна исключительно с лучшей подругой.
Дрейк, подруга, я для тебя его добуду!
– Она все время занята, много работает.
– Ты и сама все время пропадаешь на работе – вообще тебя не вижу. Ну, что – кто какой чай будет?
– Я черный, – улыбнулась мама.
– Я зеленый и с мятой. Есть у тебя такой?
– Какие вы, молодые, хитрые… Зеленый с мятой – где я тебе такой возьму? Есть у меня пачка зеленого – с прошлого года еще лежит. С жасмином, кажется. Будешь такой?
– Нет, тогда я тоже лучше черный.
Мама ласково пожала мою руку.
Хорошо, когда есть семья. Не потому что она «плохая» или «хорошая», а потому что она просто есть. Держась за бок, Таисия Захаровна медленно подошла к серванту, открыла стеклянную дверцу и принялась доставать с полок довоенные с золотистым ободком чашки и блюдца.
Удивительная и непривычная картина ждала меня сразу же по возвращению в особняк – по коридору, следуя друг за другом ровным строем, катились Смешарики. Во рту почти каждый из них держал пузатую желтую ягоду – уж больно знакомую на вид…
– Эй! Это же… соседская ижма! Куда вы ее тащите?
Ответил мне тот, чей рот не был занят плодом – Ив:
– На-да.
– Надо? Вы что, снова обобрали соседа? Это же теперь его ягода!
– Аша.
– Ваша? Не ваша! Вы попросили меня посадить ее на его участке, и я думала – это ваш ему подарок.
– Мы абра-ли ни сю.
Забрали не всю.
– А ту, что забрали, – как ему это объяснять? Снова несуществующие грызуны?
– Там ос-талась нога.
Угу. Ясно. То есть ему – соседу – хватит.
– Но зачем ижма вам?
– Эта ни иж-ма, – терпеливо пояснил Ив. – Ругая я-гада.
– Другая. Ясно. Но зачем?
– На-ада, – снова терпеливо пояснил Ив, и процессия из меховых яиц укатилась по направлению к подвалу.
Нет, это не дом – это какая-то инопланетная химическая лаборатория. И что все-таки, черт меня дери, я высадила соседу на участок?
Долгожданный день рождения.
Смотреть на счастливого человека – уже счастье.
А Дэйн был счастлив.
Праздник был организован по высшему разряду: крытые белыми скатертями столы на лужайке справа от бассейна, украшенный воздушными шарами и цветами периметр газона, сцена, на которой выступала неизвестная мне, но играющая приятную музыку группа, ледяная скульптура, в центре которой возвышался прозрачный, выполненный, будто из стекла, виновник торжества собственной персоной, обнимающий такую же ледяную, прозрачную и невероятно красивую даму сердца.
Настоящая Ани-Ра – живая и улыбающаяся – в этот момент сидела справа от него, мне же выделили почетное место слева, откуда было удобно наблюдать за сценой, дотягиваться до любых яств на столе и обводить взглядом собравшихся гостей, среди которых я успела разглядеть всех, кроме Марики и Майкла, а так же кроме запаздывающего, судя по всему, Баала.
– Нет, ты представляешь, этот засранец сообщил, что появится лишь на один час, чтобы не сорвать какой-то там сюрприз! – ворчливо ругнулся несколькими минутами ранее Эльконто. – Всего на час – это надо же!
Однако брюзжание снайпера не звучало зло – слишком много счастливых лиц окружало его со всех сторон: загоревший до кирпичного цвета радостный доктор напротив и не менее загорелая, похожая на мулатку, Тайра – их приходу именинник (как и я) был рад до соплей. Хрупкая в огненном платье Меган и ее светловолосый спутник Дэлл в костюме стального цвета, статный Мак в пиджаке и с бабочкой и его верная, сверкающая прической, платьем и украшениями Лайза. Белоснежная ангелоподобная Элли и вечно настороженный, но оттого не менее привлекательный, одетый в голубую рубашку и серые брюки Рен – смотреть на них всех было сплошным удовольствием – все удивительно красивые, довольные, лучащиеся радостью.
– А что с Майклом и Марикой?
– Я их звал. Но бабка сообщила мне, что они блуждают в каком-то новом, не существовавшем до того на Магии лабиринте – постигают его тайны. Сдался им мой день рождения!
– Да ладно тебе. Может, они там заблудились?
– Ну, всякое может быть.
Эльконто светился от счастья. То и дело поглаживал рукав нового вязаного свитера, изредка наклонялся к моему уху и пояснял: «Это его Ани-Ра для меня связала», – пояснял, между прочим, уже в третий раз и каждый раз едва не лопался от восторга.
Я же улыбалась – понимала его. Если бы кто-нибудь связал для меня свитер, я бы тоже очень радовалась, ведь сделанная своими руками вещь во много раз ценнее покупной, пусть даже очень дорогой. В довесок к новому свитеру Дэйна ждали и вязаные носки, о которых тот пока ничего не знал, – подарок Клэр.
Кстати, еще об одном подарке стоило упомянуть отдельно – банке с джемом от Смешариков. Те передали ее мне как раз перед выходом из дома – осторожно прикатили, поставили перед собой и сообщили: «Для айпера».
«Спасибо, не для «ати-вного айпера».
– Что это?
– Жем.
– Джем из той самой ягоды – фурианской ижмы?
– Э-та ни иж-ма.
– Ну, не важно. Из нее?
– Дя. Уви-личиват си-лу.
«Ага, так я и поверила. И скорость, и ловкость, и выносливость, и еще повышает потенцию», – скорее всего в этой банке и скрывался весь задуманный Фуриями подвох, иначе не стали бы они тащить из своего мира семена, заставлять меня выращивать их на чужих грядках, а потом столь спешно собирать урожай.