Создатель, помоги ему. Пусть она окажется сильной не только снаружи, но и изнутри.
Пусть сможет.
Пусть все увидит. И останется.
– Это тебе с собой нужно?
Он крутил в руках извлеченный из пакета новый сапог без каблука.
– У-а-а-о-о-о!? – моталась из стороны в сторону пепельная голова. Вопрос был понятен без слов: «КУДА С СОБОЙ?».
Конечно, он ведь ничего не объяснил, и теперь она смотрела на него выпученными глазами-пятаками.
– А это?
Куртка тоже не прошла критический отбор и отправилась обратно в пакет; Джон кружил по комнате, внимательно осматривая вещи:
– Документы тебе не понадобятся, такая одежда тоже. В сумочке есть что-то полезное – кроме сигарет?
Со стула послышалось крайне возмущенное «м-м-м!!!»
Сумочку он на всякий случай взял.
Деньги не нужны, нижнее белье – с ним она разберется позже, – верхняя одежда – нет…
В итоге в его руках осталась только коричневая женская сумка из кожзама и старые кроссовки, которые он принес к стулу, поставил на пол и пояснил:
– Сейчас я тебя обую. Попробуешь меня пнуть – отключу. Шутить я не умею – ты это знаешь.
Яна продолжала смотреть на него с изумлением; Джон так и не понял, рады его визиту или нет.
Портал он решил открыть на кухне – так надежнее. Не понадобится потом запирать квартиру, беспокоиться об оставленных пожитках, а так же можно будет вернуться по следу прямо в точку отправления – удобно. Прежде чем открыть проход, запер кухонную дверь – сделал все дистанционно, взглянул на свою «будущую вторую половину» (если она ей станет, пережив следующий день), спросил требовательно и жестко:
– Знаешь, что за этой дверью?
И кивнул в сторону кухни.
Яна покосилась. Два раза моргнула, с сомнением качнула головой.
– Точно знаешь?
– У-у-у.
– Ты думаешь, что там кухня, верно?
– У.
– Уверена?
Колыхнулись вверх-вниз платиновые волосы, в то время как взгляд уже принял знакомое выражение – «ты совсем идиот?»
Увы, не идиот.
– Поднимайся.
Мычание.
– Зачем, узнаешь через минуту. Поднимайся.
Яна встала со стула, неуверенно переступила кроссовками по чистому ковру, взглянула вопросительно.
– Пойдем. Прогуляемся на твою…«кухню».
Когда дверь распахнулась, он на несколько секунд застыл – позволил себе полюбоваться ошарашенным выражением девичьего лица: там, где раньше располагались четыре стены, посудный шкаф, стол, плита на три конфорки и пара стульев, теперь зиял ночной пейзаж – темный горизонт, светящийся вдалеке город, покрытый лесом холм справа. На дороге, берущей начало прямо от порога – края отставшего бежевого линолеума, – стоял автомобиль; из прохода тянуло ночной сыростью и смешанным ароматом трав.
– Ну что, прогуляемся? В мой мир.
«Мой мир» он произнес с нажимом – раньше ему не верили, теперь придется.
Пленница ощутимо пятилась назад и протестующе замычала – глаза ее теперь занимали добрую половину лица.
– Давай-давай, вперед. Пришла пора узнать, где я живу.
– М-м-м-м!!!
– Ничего не знаю – ты просила показать, так?
– М-м-м-м!!!
– Вот я и показываю.
И жесткая рука толкнула ее вперед – в пейзаж, который располагался там, где ему не следовало, и который по закону физики попросту не мог существовать там, где существовал.
Стоило кроссовку ступить из квартиры на хрустящий гравий, как Яна начала медленно оседать и заваливаться на бок, – теряла сознание.
– Так и я думал, – проворчал Сиблинг, подхватывая обмякшее тело на руки. – А ведь это еще только начало.
Лежа на краю его широкой кровати – уже без стягивающих запястья пут и скотча на губах, – она выглядела маленькой и беззащитной. Раздевать ее он не стал – только стянул кроссовки, поставил их у кровати; сам опустился в кресле.
Он поступил жестко, да, почти подло – вогнал ее сознание в шок, – но что еще делать там, где слова не сработают? Только показать. Она хотела знать, где он живет, кем работает? Завтра увидит все и даже больше.
А после решит, желает ли остаться.
Вот так и поднимаются до небес ставки, когда на кону если не жизнь, то уж точно судьба, вот так и предпринимаются отчаянные, порой глупые, необдуманные шаги.
Сможет ли она принять увиденное, захочет ли? Или же под конец дня произнесет слова, которые разобьют все надежды? «Верни меня назад, слышишь! Верни, Джон».
Он не хотел возвращать – он хотел, чтобы она осталась.
Он – заместитель Творца мира Уровней, второй великий человек после местного Создателя. Он – представитель Комиссии, которого уважали, которого слушались, которого боялись, – впервые за всю свою долгую жизнь чувствовал себя полностью растерянным, потому что от кого-то зависел. Странное чувство, сложное, щекотное.
Но Джон улыбался – в его постели лежала женщина.
Если повезет, она будет здесь лежать и завтра. Будет спать здесь каждую ночь.
Будет жить в этом доме.
Так сходят с ума? Или же это сон – крайне реалистичный, плотный, цветной и кажущийся почти что настоящим? Запахи, звуки, твердые на ощупь предметы – когда-то ей говорили, что ощутить такое возможно, но не простым смертным, а некоторым объевшимся грибов шаманам.
Она объелась грибов? Или начала колоться? Быть может, в какой-то момент подсела на наркотики (такое будущее ей, помнится, неоднократно прочила директриса интерната) и очнулась под их действием лишь теперь – в некоем третьем измерении? В собственной фантазии?
В прекрасной, однако, фантазии.
Потому что рядом был Джон. И он что-то говорил, однако слова ускользали – «мы куда-то пойдем… ты увидишь…»
Увидишь что?
Яна не слушала фразы – Яна рассматривала его лицо: щетинки на подбородке, светло-русые брови, различала цвет радужки глаз, рассматривала застывшие в них, как в янтаре, крапинки – как будто живой, как будто настоящий.
И рядом.
Ей помогли одеться, ее чем-то накормили, а потом повезли на машине. Город за окном казался сказочным – красивым, монументальным и в то же время уютным, и тогда Каська в очередной раз подумала, что спит, – не бывает таких городов. Нет, и все. Она не видела их ни на картинках, ни по телевизору – вообще нигде.
Сон.
Джон продолжал говорить: что-то рассказывал об улицах, о жителях, сыпал названиями, незнакомыми терминами, упоминал некие Порталы; Яна плыла. Не поворачивалась на звук его голоса, не отвечала, смотрела туда, куда было повернуто ее лицо.
А вдруг она заговорит и проснется? Там, в Омске, в этой унылой новой квартире на восьмом этаже – ночью и совершенно одна?
Нет-нет-нет. Нельзя.
– На каждом Уровне много городов, но это тот, который мы какое-то время назад выбрали для жилья…
Конечно, она не дождалась его в реальности, и истосковавшееся сознание воспроизвело объект ее любви во сне. А что же было наяву? Яна напрягла память: кажется, ей показалось, что Джон возник прямо в ее квартире. Что ходил по ней, собирал вещи, хотел что-то показать – как все это странно и необычно. А, главное, когда все это закончится?
– Работаю я в этом здании… Обычному человеку оно глазом не видно…
Ну, конечно, – а тому, кто спит, – вполне.
Как видно и нарику, который пребывает в собственном чрезмерно разыгравшемся воображении.
Ей открыли дверцу. Машины на парковке казались одинаковыми, как в таксопарке, – похожими друг на друга, словно сиамские близнецы. Только в таксопарке желтые с шашечками, а эти все, как одна, серые и с полоской.
А потом было здание: лифты, коридоры, люди в серебристой, как у него – у Джона, – одежде. С ними здоровались, им кивали, на них смотрели безразлично и в то же время странно – со скрытым любопытством.
– Есть лаборатории… На нижнем этаже… Отвечаю за статистику, принимаю решения…
В царстве Морфея Джон много говорил. В какой-то момент она не удержалась и взяла его за руку – а вдруг она заблудится здесь? Сон без него ей не нужен – он превратится в кошмар. Первый же проходящий мимо них, при взгляде на сцепленные руки округлил глаза.
Она что-то сделала не так?
Перегородки, лифты, окна, кабинеты. Двери-двери-двери-двери. Безликие стены, слишком яркие лампы и одинаковые серые ковры начали раздражать – Каська почувствовала, что устала и впервые за все это время повернулась к своему провожатому. Попросила тихо и жалобно:
– Домой…
– Домой? – тот, кто держал ее за руку, растерянно и почему-то грустно моргнул. – Это все слишком сложно, да? Я знал, что так будет. Потерпи.
Он привез ее обратно в особняк. Хотел накормить, но не смог – Яна плакала. Она прижималась к нему, как ребенок, обнимала за шею, цеплялась за нее, за его короткие волосы, за уши и всхлипывала.
– Не хочу просыпаться… Тут ты со мной, а там не будет…
– Яна, ты не спишь.
– Сплю, я знаю. Иначе бы ты не возник…
– Яна…
– Не уходи, слышишь? Не уходи от меня никуда.
– Я не уйду. Слишком много информации – я знаю, ты пока не можешь ее принять. Но постепенно…
– Мне все равно, где мы. Мы тут. Ты тут. И я тут. Не уходи, слышишь? Никогда больше не уходи…
Он усыпил ее. Уложил на подушку, долго смотрел, поджав губы и упрекая себя за то, что решился на это, – хрупкое сознание вовсю отторгало факт существования другого мира. Все слишком резко, слишком поспешно.
Вернуть ее домой, в тот серый город? Обставить все так, чтобы она проснулась и все забыла, – вот так просто, вот так безболезненно?
И сам же болел от этой мысли. Страдал от нее тяжело, по-настоящему сильно, едва не выворачивался разумом наружу, силясь отыскать выход. Через минуту опустился в кресло, долго сидел в нем, держа сцепленные руки перед лицом, – думал. Несколько раз прошептал в тишине комнаты: «Яна-Яна…», затем поднялся и вышел в коридор. Послал мысленный запрос Начальнику:
«Я не могу сам, Дрейк. Помоги».
«В чем дело, Сиблинг?»
«Отправляю тебе информационный пласт. Ты все увидишь. Помоги».