– Привет.
Он умел гладить словами.
– Привет.
Я улыбнулась.
– Чем занимаешься?
Ответ «сижу в кресле» здесь не подошел бы. Понятное дело, он про «о чем думаешь?»
– О блюдах собственного мира.
Приподнятые брови, веселье в глаза – мол, действительно?
– Соскучилась по родной кухне?
– Да не то чтобы…
А дальше поцелуй. Мягкий, «обычный», приветствующий свою женщину, но из-за него я чуть не растеряла весь мыслительный багаж, который копила за день. И тут же захотелось в постель, потому что плевать на непонятных девчонок из агентства «Счастливая судьба», плевать на Антонио, который недавно задал мне провокационный вопрос: «А что едят у вас на Земле?» Рядом человек, в которого хочется зарыться и обнимать до потери сознания. Но я научилась сдерживаться, иначе постель стала бы единственным моим пристанищем на ближайшие сто лет.
Потому я только разочарованно выдохнула, когда поцелуй прервался, чем вызвала на Дрейковом лице улыбку. Собственно, он хотел туда же, куда и я, но понимал, что вечера, когда можно просто пообщаться и рассказать, как прошел день, не менее ценны, чем жаркие ночи.
– Тогда почему? – продолжил предыдущую тему.
– Потому что Антонио. Недавно он задал мне вопрос, какие продукты мы используем, сколько и какого вида специи кладем, и не могла ли бы я что-либо принести ему на пробу? Вот теперь думаю, то ли Оливье его накормить, то ли Шубой, то ли куда-нибудь в Шри-Ланку сгонять за экзотикой, а то в России специи, по сравнению с его местной коллекцией, примитивные.
– Оливье – это салат из какого-то человека?
– Это салат, придуманный определенным человеком.
– И названный его именем?
– Точно.
– А шуба?
Я прыснула. Ну да, из названия можно подумать, что мы, похожие на хоровод из молей, давимся за столом сухим невкусным мехом.
– Шуба – это потому что много слоев. Как много слоев одежды на нас зимой.
– Ага. Ясно.
«Забавные у вас названия…»
Взгляд Дрейка смеялся. Спустя минуту, когда на столике между нами появились хрустальные бокалы и бутылка ароматного вина, мой любимый – расслабленный и довольный – сидел в соседнем кресле.
– Может просто взять его в «кулинарный тур»?
– В смысле, ко мне на планету?
– Точно. Пусть попробует все, до чего дотянется.
– Боюсь, это займет годы. К тому же, если об этом «туре» узнают остальные, то начнут проситься вместе с нами, и на работе мы появимся еще очень нескоро.
– Ну да, об этом я не подумал. Без них я готов прожить месяц-другой, а вот без тебя не хотел бы.
Конечно, «не подумал», шутник. Но скрытые во фразе слова «я тебя люблю», я очень хорошо расслышала и разомлела в блаженстве.
– А как твой день?
– Как обычно, – Дрейк ловко откупорил бутылку и разлил неожиданно светлое розоватое вино по бокалам, – тысяча дел. Но все решаемые. Ничего критичного.
И, отреагировав на мое удивлением, пояснил:
– Захотелось игристого. У этого фруктовый вкус.
Что ж, замечательно. Значит, вкус у наших поцелуев сегодня тоже будет фруктовым.
И не успела я погрузиться в мечтания о скором сближении, как практически громом среди ясного неба прозвучал вопрос, которого я ждала и, признаться, до сих пор страшилась.
– Познакомилась с Айрини?
Но ответить, хвала Смешарикам, получилось непринужденно.
– Ага.
– И какие впечатления?
– Ну… – Я какое-то время вращала вино в бокале отнюдь не для того, чтобы оно насытилось кислородом, а чтобы потянуть время. – Она умная, осмотрительная. И проницательная.
– Вот как?
Теперь взгляд Дрейка сместился по шкале от «Я просто любимый мужчина» в сторону «Я – Творец Уровней и должен обо всем знать».
– И это все?
– Мы не успели глубоко узнать друг друга. На это нужно время.
– Считаешь?
А за этим словом пятьсот оттенков глубины. Мол, действительно думаешь, что тебе стоит с ней возиться? Или лучше сразу доставить ее в Реактор и быстро со всем разобраться?
– Считаю. Давай я расскажу тебе о ней, когда узнаю. Похожу еще в Школу, присмотрюсь, пообщаюсь.
И по мне скользнул тяжелый проницательный взгляд-рентген – практически мимолетный, секундный, – но я его знала. И взгляд этот, если бы ни Фурии, однозначно зацепился бы за пережитый мной сегодня страх, как за гвоздь. А дальше расслабленный «расспрос» сменил бы статус на настойчивый «допрос». В общем, разговор ушел бы в неприятную сторону.
Но Дрейк отступил.
– Хорошо. Как скажешь.
Он умел идти на компромиссы. Или мне так казалось. Иногда я ловила себя на мысли о том, что он давным-давно все и обо всем знает. О том, что я скрываю или недоговариваю, о вмешательстве Фурий, о том, что произойдет завтра. И просто наслаждается текущим сценарием игры, потому что выбрал его прочувствовать и прожить. И только.
Вот и исчерпала на сегодня себя тема Айрини. Выходит, я больше боялась. Жаль только, что на данном этапе я едва представляла, как общаться с мисс Доннати дальше. С первой попытки не вышло, возможно, не выйдет и со второй. А потом Дрейк возобновит план про «сразу в Реактор». Ладно, не буду переживать раньше времени, жизнь покажет.
Какое-то время мы молча пили вино, смотрели на огонь в камине. Еще один парадокс этого особняка заключался в том, что камин, обычно потухший и тщательно вычищенный, – начинал полыхать, стоило хозяину появиться в доме. И я никогда, хоть и пыталась за этим уследить, не замечала момента, когда возникает пламя. Этот удивительный очаг будто смотрел на меня в ответ невинным взглядом и вопрошал: «Я же всегда горел, разве ты не видела?» В общем, с некоторыми вещами разбираться тщетно.
За окном уже давно стемнело. Октябрь студил холодными вечерами улицы Нордейла, а заодно и еще множество Уровней, о многих из которых я даже не слышала. И вспомнился вопрос, который я уже неоднократно хотела задать их создателю.
– Дрейк, а как они выглядят?
– Кто?
– Уровни. Выглядят в пространстве?
Он какое-то время смотрел в ответ, мол, быстро пытаешься сменить тему? Все знал, все чувствовал, но намеренно поддавался. От этого на сердце становилось еще теплее.
– Непросто объяснить.
– Ну, хотя бы примерно? Как комнаты в пространстве? Этажи? Как лестница?
– Нет. Во-первых, они не разделены в пространстве, они находятся друг в друге или одновременно везде. Сдвигается лишь частота вибрации. Но пространственно нет ни лестницы, ни комнат, ни этажей. Все Уровни в каждом атоме одномоментно.
– Ничего не понимаю.
Умел он «кипятить» мои мозги куда лучше конфорки, поставленной на шестерку.
– Все потому, что ты не понимаешь, что такое квант. Он изначально содержит в себе все. И из него же выстроен любой из миров.
«Э-э-э, я столько не выпью». Как говорится, никакого вина не хватит.
– Слушай, а показать никак нельзя, если словами так сложно?
– Показать можно, только если развоплотить тебя из физической формы. А я к этому не готов.
– Развоплотить – это сделать так, чтобы я перестала быть человеком?
– Именно. Но пока будет очень сложно «собрать» тебя обратно.
Ну и ладно. Обойдусь. Как говорится, не каждый же раз любопытство удовлетворять.
– Согласна. Лучше я пока побуду человеком.
Мой собеседник какое-то время молчал. То ли думал о людях в целом, то ли об их совершенно ненужной нужде удерживаться в привычной форме. Пусть сковывающей возможности, но знакомой, а потому «не страшной».
– Именно человеческая суть ограничивает твое восприятие, Ди. Оно у тебя, как у всех людей, линейное. Для того чтобы увидеть или понять то, что ты просишь, восприятие должно быть другим.
– Каким?
– Объемным. Или многомерным.
– Это как?
Вот, вероятно, снова не пойму, но так здорово с ним просто общаться, слушать, пытаться вникнуть. Знать, что он понимает настолько больше, насколько я даже не способна вообразить. Мы разные, но что-то нас объединило. Любовь, что же еще…
– Положим, ты человек. И, как человек, ты говоришь – я хочу молока. Что происходит? Кто-то продает тебе молоко, ты достаешь из кармана деньги, передаешь, получаешь пакет, пьешь. Так? Это линейное восприятие. Желание возникло, желание удовлетворено последовательно в действиях и времени. При этом ты ощущаешь себя в одной ипостаси – конкретным человеком.
– А многомерное?
– А многомерное – это когда ты чувствуешь, что хочешь выпить молока, но при этом уже являешься: молоком, находящимся в пакете; коровой, которая его производила; упаковкой, в которой его транспортировали; и кассиром, который принял деньги. А также человеком, который захотел молока, отдельно его ртом, который пьет, каждым рецептором на языке. При этом при всем ты осознаешь себя каждым объектом по отдельности и всем сразу. Единым процессом, который всегда происходит в «сейчас», и у которого нет ни конца, ни начала. Вот тебе и главное отличие от линейного.
Обалдеть! Круто!
– И ты обладаешь многомерным восприятием?
Что же получается, что Дрейк одномоментно осознает себя собой, да еще и мной в придачу? От этой мысли почему-то сделалось глупо, «некузяво», что ли. Но мои опасения развеялись следующей фразой.
– Я тот, кто может переключаться с линейного восприятия на многомерное, если этого требует ситуация. Но такое происходит не часто.
– Получается, – я вдохновилась новыми знаниями, – когда ты на него переключаешься, ты становишься всеми Уровнями, отдельно Нордейлом, каждой его улицей и пешеходом?
Мой ненаглядный с важным видом учителя истории кивал после каждого сравнения.
– И домами?
Кивок.
– И окнами?
Кивок.
– И каждой букашкой, которая ползет по дороге?
Кивок.
– И каждым членом каждой букашки?…
На этом месте он понес бокал, который держал в руке, к столу. Параллельно с грозным видом произнес:
– Ну все! Кто не спрятался, я не виноват.
Я же вскочила с кресла как ужаленная, с хохотом понеслась к лестнице, ввалилась в спальню, будто спасалась от зомби и, визжа, накрылась подушкой. Спряталась!