Она не должна была открыться, не должна. И не важно, как он смотрел, что заставлял меня испытывать – это гипнотизер. Хренов актер, притворщик, сволочь. Я ему не верила! НЕ ВЕРИЛА!
«А ты открылась…»
Мраморный пол, повороты, перила, этажи.
Я плакала. Я, мать его, рыдала. Потому что мне теперь с этим жить – с невозможностью полюбить кого-то еще. Уже никогда, ни в одном перерождении. В древности Сутью Мены тестировали истинную пару – если не открывалась, значит – нет. Но если открылась, значит, признала «своего». И это навсегда. Не вытравить, не изменить – приговор. Конечно, это счастье, если выбранный Сутью человек полюбит тебя взаимно, но проклятье, если этого не произойдет. В случае с Кайдом – шансов почти никаких.
Он меня не любил. Как Рори. Он ничего ко мне не испытывал, а моя внутренняя девчонка теперь счастливо сжимала свою первую настоящую игрушку-медведя. Любовь.
На улице уже почти темно, холод и снег. У меня слишком тонкая куртка; я забыла, куда нужно идти. Какой-то мир снаружи – дома, дороги, машины. А девочка внутри меня счастлива – у нее сияющий мишка, она больше не одна.
«Милая, нет… Мне придется его забрать. Это не наш мишка, не наш подарок…»
Она меня не слушает, ей хорошо, ей наконец-то подарили целый мир. Обнимающий, смеющийся, золотой. Видит Бог, как бы я хотела с ней слиться, но нет – все ненастоящее. Только моя любовь. Но не его.
«Его придется отдать».
«Кого?»
Она смотрит на меня большими синими глазами.
«Мишку…»
«Нет…»
И первый ужас во взгляде. Игрушка уже стала самой любимой.
«Да… Придется».
Как же больно.
Нет! Куксятся губы, в зрачках боль, страх.
«Пожалуйста, не забирай…»
«Я должна… Все случайно, ты прости, слышишь? Он не виноват, он не хотел, не знал… иногда так бывает, что никто не виноват…»
Нельзя жить без взаимной любви.
Я поняла, что сейчас она будет рыдать тоже, и мое сердце порвется от жалости. Снаружи стылый ветер в волосах, снег в лицо.
«Случайность, понимаешь? Все – неправда…»
То, как орала внутри меня маленькая девчонка, у которой вырывали из пальцев любовь-мишку, я запомнила навсегда.
Только вот я ее не вырвала, не сумела. Не хватило сил.
Чуть позже я сидела на ледяном парапете у остановки, качалась из стороны в сторону, пытаясь согреться. И все еще не верила – Суть Мены открылась. Признала в Кайде своего мужчину. Как? Зачем? Ведь это означает, что все так и есть, он – истинная пара.
Надо куда-то идти, как-то жить дальше.
«Такой не полюбит в ответ. Значит, навсегда одна?»
На кнопку браслета я нажала почти случайно – вспомнила о ней, пытаясь дыханием отогреть руки.
И до прихода Бернарды думала о том, что «он не должен узнать». Кайд… Да он рассмеется мне в лицо, плюнет в душу, если приду, снова пригрозит убить – не хочу. Я больше никогда к нему не приду – ни физически, ни мысленно. Не прижму к носу шлейф, не попрошу о помощи – это конец. Сегодня он разрушил мою Вселенную, не оставил даже иллюзии, что мне может быть хорошо с кем-то еще.
Полный развал мира. Я на одной его стороне – на темной, девочка с медведем – на залитой солнцем. Едва ли мы теперь когда-нибудь с ней соединимся.
Уровень 14. Нордейл.
Бернарда.
– Ди, что там происходит?
«Там» – он совершенно точно знал, где. На то он и Творец Уровней, чтобы ощущать всплески.
Я дома, возле окна, и говорить не хочется. Свежи в памяти чужие эмоции, в которые я обмакнулась случайно – коснулась Айрини, и ушибло чужой болью. До сих пор перед глазами ее бледное лицо, потекшая тушь. И этот взгляд – растерянный, разбитый. Она ничего мне не рассказала – я не спрашивала. Иногда, чтобы оправиться от удара, требуется время.
– Куда ты сегодня переносила ее?
Дрейк даже не называл имен – не имело смысла. Мы всегда знали «тему».
– На пятнадцатый. В Лоррейн.
В особняке тихо; вечер, но Дрейк – дома, будто понял, что нужен мне безо всяких слов. Стоял позади – в темном оконном проеме его отражение, слева от моего силуэта.
Он не стал высказывать мне за «нарушение межуровневого доступа» для постороннего человека. Знал, если я сделала это – значит было нужно. Мое решение.
Вместо этого констатировал сухо:
– Кайд стал нестабилен. Это плохо.
«Кайд…»
Я молчала. Они плохо поговорили. До трещины размером с каньон в сердце.
Дрейк продолжил, не дождавшись моего ответа.
– Он уже и так слишком силен. И непозволительно эмоционален. Нестабильность именно сейчас может снести его не в ту степь. Опасно.
И что? Сказать Эре, чтобы больше не ходила? Кажется, она сама поняла.
Ничего, Кайд переживет, немаленький. А вот в «Счастливую Судьбу» я завтра загляну хотя бы для того, чтобы поддержать молча.
– Что происходит, Ди?
Теперь Дрейк просил именно ответа. Моих слов. Я развернулась, а внутри почему-то ощущение, что повержена я сама. Айрини было плохо, и тоскливо сделалось мне.
Я пожала плечами.
– Наверное, все будет хорошо. В самом конце…
На меня смотрели с тревогой, волнением. У меня есть тот, кто поддержит, кто не даст упасть. У нее пока нет.
И попросила совсем как в детстве:
– Просто обними меня.
Глава 6
Земля. Рим.
Бернарда.
(Sleeping at Last – Enabling environment)
Утро, а итальянский открытый рынок для поваров уже гудит посетителями, кичится оливковым маслом и красуется бочками с маслинами. В воздухе запах вяленого мяса, томленых томатов, выдержанных сыров, зелени и специй.
Мы здесь за последними. Все потому, что у кого-то скоро день рождения. У Антонио, конечно. Позади уже Индия, Шри-Ланка и Таиланд; в моих руках большой пакет с пряностями, топчется позади здоровяк Дэйн. Он со мной в качестве друга, провожатого и телохранителя. В общем, просто за компанию. Почему он? Потому что ним легко, просто и весело.
– Берите вот эту упаковку, не пожалеете, сеньора! – если бы не браслет-переводчик на моей руке, объяснять бы мне этому усатому дядьке на английском, что я «не парле итальяно». А так все проще. – Сам утром молол, подбирал, букет необычайный. Вам для пиццы, карбонары, фетуччини или брускетты?
– Мне бы… для всего.
– Тогда, вот!
И моему взору предстал вытащенный из-под полога лакированный дубовый ящик с ячейками и крышечками. Очень симпатичный и, по всему видно, дорогой.
– Это для шеф-мастеров. Сорок чистейших ароматов.
То, что нужно, Антонио порадуется. Восемьдесят евро за него я заплатила с огромной радостью. А после повернулась к Эльконто, на которого молодые и старые итальянки поглядывали с любопытством и интересом. На меня, правда, нет, так как думали, что двухметровый блондин, сейчас без плаща, но в черной куртке, джинсах и тонкой серой шапочке, из-под которой выглядывает косичка, моя пара. Ан нет, ошибаются.
Меня эта мысль смешила.
Аромат пиццы, воркующие у тротуаров голуби, чистейшее небо над красивыми домами. Плюс восемь. Надо бы, однако, чаще выбираться в путешествия.
– Слышь, Ди, я вот сразу понял, что нужен тебе в качестве ишака.
Ящик Дэйн в руки принял с кряхтением старого деда. И это несмотря на то, что пузатый пакет, куда мы уже тщательно упаковали в отдельных целлофановых пакетиках (чтобы не смешивались ароматы) штук сто разномастных пряных порошков, носила я сама.
– Не ворчи. Здесь все равно лучше, чем в твоем штабе.
– Не скажи, – Эльконто рассматривал Рим с явным удовольствием. Чего нельзя было сказать о суетном и не очень чистом Дели, который мы недавно покинули, – в моем штабе тоже есть своя прелесть.
– Не спорю. Только здесь светло, а у тебя полумрак и лампочки. И запах спертый.
– Ничего не спертый, у нас новая система кондиционирования.
Спорить бессмысленно – каждому свое.
Я вытащила его в неожиданное путешествие почти два часа назад. Пообещала, что ненадолго, так как к обеду планировала вернуться сама, хотела проведать Эру.
– Скоро уже его увидишь, мы почти закончили.
– Эй, а накормить «носильщика»?
Эльконто комично поднял брови.
Он смотрелся здесь, на улице Деи Фунари, почти нелепо. Слишком высоким и мощным. Вокруг мужчины раза в полтора ниже ростом, а у женщин от взгляда на снайперские плечи взгляды затягивает поволокой. Да, он такой – с виду улыбчивый, открытый. И все же очень непростой, многослойный, глубокий человек. Однозначный магнит для внимания местной публики.
Широкая мощеная площадь, название которой я не прочитала, симпатичный фонтан по центру. Уже топчет ее множество туристических подошв, и кочуют в сумки из окрестных лавок сувениры и магниты.
А у нас в руке по закрытой пицце «кальцоне» – хрустящее тесто, мясо, овощи, томатный соус. Дэйну, судя по довольной физиономии, местная еда нравилась. Мягкий ветерок; купола на башнях, ажурные балконы, лепнина вдоль этажей. За долгое время, проведенное на Уровнях, я отвыкла от вычурности и излишеств. Здесь строения были призваны впечатлять, втолковывать собственную важность, в Нордейле же отличались мнимой простотой. Любой декор там создавался, скорее, для ощущения красоты и уюта, нежели для пафоса.
Но Рим есть Рим. С этим городом не спорят.
– А здесь иначе, – поддержал мои мысли Дэйн. Шуршал в его руках бумажный пакетик; падали на мостовые крошки теста. – Другой воздух… Простор… Не знаю…
Да, Земля есть Земля. Со своими прелестями, со своими напряженными моментами, слишком большим разделением на бедность и богатство. В моем мире всему находилось место: неприметности, вычурности, соревнованию между людьми и странами. Прогрессу, его отсутствию, делению на расы.
– Поел? Теперь домой?
Дэйн поел. Выбросил в урну пакетик, вытер лапищей рот. Положил ладонь на ящик-подарок для Антонио. Вдруг сделался растерянным, взглянул на меня хитро и виновато.