Мастер Кит, как всегда, почувствовал себя лишним в этой деловой суете. Он пошел на поварню, но и там всем было не до него. Получив четверть жаренной на вертеле курицы и хороший ломоть хлеба, мастер Кит ушел наверх, на чердак, и забрался в угол, который уже освободили от товара. Вниз он спустился, когда голоса стихли.
Меррик велел, чтобы ему подали обед прямо в Казенной палате; он ел пряную мясную похлебку и одновременно выслушивал доклад старшего писца Томаса о совершенных в этот день и занесенных в книги сделках, которых было много – каждый ремешок для починки конской сбруи учитывался. Потом Меррик отпустил Томаса и уставился на мастера Кита.
– Дик уже доложил? – спросил мастер Кит.
– Нет, и я его отправил домой – немного отдохнет и вернется. Докладывай ты.
Мастер Кит пересказал разговор с Сулейманом.
– Ну, все оказалось очень просто, – сказал Меррик. – Хотя ответ на свой вопрос мы так и не получили. Отчего милорд Годунов так озабочен судьбой какого-то татарина?
– Да, сэр. Но это еще не значит, что татарин Якуб выполнял всего одно поручение милорда Годунова. Что-то он делал на Крымском дворе, что-то – в ином месте.
Сказав это, мастер Кит задумался.
– Что тебя беспокоит, мой добрый друг? – неожиданно мягко спросил Меррик.
– Тот предатель, толмач, его судьба…
– Отчего?
Мастер Кит понял подкладку вопроса: Меррик удивлялся, что человек, побывавший во всяких передрягах на службе ее величества, вдруг горюет о неведомом предателе.
– Он – человек, который любит жену и пишет стихи! Что-то немыслимое!
Меррик рассмеялся и перешел на английскую речь.
– Тебе это не угрожает, мой добрый Кит. Такие, как ты, семью не заводят.
– Но влюбляются. Если не влюбишься, хотя бы на полчаса, то не напишешь и самого простого мадригала.
– Не знаю. Я никогда не писал мадригалов, – сказал Меррик. – Это занятие не для коммерсанта. Правда, я влюблялся.
– Вы хотели женщину, сэр. Это еще не любовь, – строптиво возразил мастер Кит.
– Да, я хотел женщину, как полагается мужчине и хорошему христианину.
После этих слов наступило тягостное молчание.
– Я хочу его видеть, – вдруг сказал мастер Кит. – Хочу видеть человека, который любит жену и пишет стихи. Жену, сэр! Не даму!
– А еще ты хочешь видеть на московском Торгу белого единорога и королеву фей.
– Не представляю себе, как это возможно…
Мастер Кит имел в виду не королеву фей и не единорога. Он побывал в круглом войлочном доме и понял, что в таких жилищах рождаются, живут, плодят детей и умирают даже самые знатные киргиз-кайсаки. Зимой нельзя убежать из такого дома, потому что в степи холодно и ветрено. Куда бежать, если войлочный дом стоит посреди степи, в какой-нибудь ложбинке, в заветренном месте, тоже непонятно. Как писать стихи при свете от очага, когда справа хнычет грудное дитя, а слева жена ссорится с соседкой, за спиной дерутся ребятишки, а рядом с ними помирает старик?
Стихи обычно пишут о любви или в похвалу вельможам. Сонет в честь королевы Бесс – дело понятное и даже необходимое. Но о чем бы мог писать этот несчастный?
Возможно ли любить женщину, с которой обречен несколько месяцев существовать в одном помещении? Да если даже осенью ты в нее влюблен, то к весне возненавидишь!
В жизни мастера Кита было десятка два женщин, причем красивых женщин, их списка он не составил. Когда у тебя стройное мускулистое тело двадцатипятилетнего мужчины и лицо шестнадцатилетнего ангела, обрамленное пушистыми рыжеватыми волосами, которые на солнце отливают золотом, какая дама устоит? У мастера Кита были англичанки, француженки, итальянки, даже одна совершенно сумасшедшая испанка, которой он побаивался – она могла вдруг соскочить с постели и, распростершись на каменном полу крестообразно, лицом вниз, пролежать так полчаса или даже более. Это было безмолвной мольбой, адресованной маленькому барельефу Мадонны в стенной нише. Однажды она достала кинжал и пригрозила, что убьет любовника, а сама навеки запрется в монастыре. Больше они не встречались.
Каково жить с женщиной, которая каждый день готовит тебе еду и стирает твое белье, мастер Кит не знал. Но полагал, что это – лучший способ истребить всякое желание писать стихи.
И вот ему смертельно хотелось увидеть стихи того толмача, того предателя… да и его самого…
– Возможно быть отцом семейства и сочинять к праздникам панегирики в честь нашей королевы, – сказал Меррик. – Да ты и сам таких сочинителей знаешь.
– Нет, сэр, сочинителей – знаю, но среди них нет ни одного поэта.
Тут вдруг мастеру Киту стало стыдно – он требует поэзии, а сам сочинял простенькие песенки и даже пел их в Казенной палате под лютню: «Мы сядем у прибрежных скал, где птицы дивный мадригал слагают в честь уснувших вод и где пастух стада пасет…» Такое же можно сочинять, когда справа ревет младенец в колыбели, а слева жена ругается со стряпухой!
– Кажется, поел хорошо, а ощущение – будто и не прикасался к ложке… Я устал, мастер Кит, я страшно устал. Ничего, отправим обоз… Ты не забыл, что уезжаешь с этим обозом?
Не успел мастер Кит осознать, что вскоре сбудется мечта, как из уст вылетело:
– Я никуда не поеду!
– Что с тобой?
– Я не могу уезжать, оставляя дело незавершенным, – немного подумав, ответил мастер Кит.
– Какое дело?
– Связанное с милордом Годуновым и Крымским двором.
– Но мы ведь все поняли!
– Главное не поняли – почему милорда Годунова больше беспокоит судьба татарина Якуба, чем наша попытка продать киргиз-кайсакам пушки!
– Да, это очень странно. Не думаю, что он, как дитя, поверил в покупку лошадей. Скорее уж он дал понять: ну, пусть будут лошади, и покончим с этим делом… Ты что, мастер Кит?..
Мастер Кит вдруг резко повернулся и пошел туда, где в углу на стуле стояла лютня. Ему требовалась помощь струн, чтобы в голове наступило прояснение.
Меррик вдруг понял, что этому причудливому человеку нельзя мешать – как нельзя мешать псу, взявшему след.
В Казенной палате было темно, зажигать свечи Меррик не хотел, и в этой темноте раздавалось треньканье струн, довольно бестолковое, как будто музыкант еще не выбрал, что станет играть.
– А если мы уберем с доски эту фигуру? – вдруг спросил мастер Кит. – Сэр, наш лорд-протектор обожает шахматы… Сыграем с ним в эту игру! Вы знаете, сэр, что такое шахматная задача?
– На что мне это?
– А я знаю. На доске стоит совсем немного фигур, черных и белых, игрок всего один, и ему сказано: белые начинают и ставят черным мат в три хода. Забава для изощренных мозгов! Я, кажется, уже вижу эту доску и понимаю смысл задачи!
Пронзительный дисгармоничный аккорд заменил мастеру Киту слово – и вряд ли, что приличное.
– Мы убираем с доски скромную пешку по имени Бакир! – звенел в темноте по-юношески высокий голос. – Все! Бакира больше нет! Предатель – один из тех, кто в нашем списке! Один из киргиз-кайсацких лордов, или секретарь Мансур, или чудовище-телохранитель! Его имя записал Дик, но не в имени дело! Передо мной сидит милорд Годунов! Он делает ход! Какой ход? Он отправляет на Крымский двор своего человека, татарина Якуба, или кто он там на самом деле. Якуб получает задание – подкупить кого-то из свиты посла или же самого посла… Погодите, я еще не додумал до конца! Милорду нужен предатель: если посол затеет какое-то тайное дело, предатель через Якуба тут же сообщит Годунову. Далее – наш ход! Сулейман и Мансур устраивают тайное совещание посла с вами, сэр. Ход Годунова – он узнает о совещании и сразу устраивает послу со свитой головомойку. На самом деле он безумно благодарен Английскому двору за эту ночную встречу – теперь у него появляется повод запугать посла. И посол больше ничего предпринимать не станет – ни искать встречи с нами, ни искать встречи с тем воеводой, которого он мог бы похитить, если бы пожелал. Милорд вывел эту фигуру из игры – вот что ему требовалось, и он своего добился! Именно поэтому он не стал читать мораль вам, сэр, а спросил о том, что его действительно беспокоило, – о верном слуге, который куда-то пропал и не дает о себе знать.
– В твоих рассуждениях есть логика, мой добрый Кит, – ответил Меррик.
– Вот почему нам так легко удалось попасть на Крымский двор! Не спрашивайте, я сам себя спрошу! В этой легкости кроется ловушка. Но на кого милорд Годунов поставил ловушку? На Английский двор? Нет, дьявол побери! Мы в нее случайно угодили. Ему был нужен другой зверь. Вот почему он не стал ссориться с вами, сэр.
– Кажется, ты прав… – пробормотал Меррик.
– Кажется? Да у меня все сходится. И следующая шахматная задачка – куда девался тот татарин Якуб. Угодно вам ее решить?
– Я слушаю.
Меррик невольно усмехнулся – азарт мастера Кита ему нравился. Опять же – после возни с цифрами, которые никак не желают между собой сочетаться и сопрягаться, логическая задача – лакомство для ума.
– Милорд Годунов подкупил кого-то из посольства ценным подарком. Скорее всего, это золото. Татарин пронес кошель, или мешок, или хоть кувшин с золотом на Крымский двор и оплатил услуги предателя. Когда же милорд блистательно завершил свою шахматную партию, предатель сильно забеспокоился – он пустил погоню по ложному следу, но власть случая никто не отменял. Если Годунову зачем-то это понадобится – он выдаст предателя Кул-Мухаммаду. Пока, скорее всего, не выдал. Но предатель забеспокоился. Он дрожит за свою шкуру и за свой бочонок с золотом. Самое простое – уничтожить посредника. Когда посредник будет уходить ночью – пустить за ним верного человека или даже двух. Удар ножом – и никто никогда не узнает про бочонок с золотом! А как вывезти эти тридцать золотых сребреников – предатель придумает. Мы во Франции многое прятали в конских потниках.
– В твоих рассуждениях есть лишь один изъян, мой добрый Кит. Ты все строишь на том, что толмач Бакир невиновен. А если все же виновен?
Мастер Кит задумался. Он еще раз перебрал в уме свои доводы. Ответ нашелся быстро.