– Так оно и было. Того человека нужно похоронить.
– Нужно, бек…
– Да сжалится над ним Аллах, – пробормотала Ази-ханум.
– Теперь рассказывай о себе, – велел Кадыр-Али-бек. – Зачем пришел?
– Бек, я хочу понять, кто я такой.
Сказано было уныло, даже скорбно, однако Кадыр-Али-бек расхохотался.
– О таких делах не рассуждают с пустым животом, – заметила мудрая Ази-ханум. – Алтын, келин, сходи, поторопи бездельниц. Пусть несут угощение сюда.
Наготове был курт, обычный и красный, наготове был жент с изюмом. Но Ази-ханум знала, что мужчинам нужна мужская еда, и потребовала блюдо, на котором лежали бы нарезанные ломтями жал-жая, казы-карта, только, разумеется, без конского ребра. Это – для начала; накануне на дворе Ораз-Мухаммада резали барашка, и печень, сердце, почки и легкие лежали на льду, чтобы сразу, как приедут мужчины, пустить их на кауырдак. Казы-карта запасли еще с осени, а курдючным салом, без которого мясо не готовят, поделился князь Урусов – ему присылала родня курдюки крупных степных овец, большие, весом пуда в полтора. Но Ораз-Мухаммад, судя во всему, пока не желал горячей пищи.
Кадыр-Али-бек был человек веселый – странное Бебенино состояние промеж двух вер его сперва насмешило, как и внезапное желание жениться на красивой татарочке. Потом он задумался.
– Негоже человеку без веры жить, – сказал старый мудрец. – Я мог бы приказать тебе обратиться к Аллаху и произнести нужные слова, которых, кстати, немного, но у тебя голова все еще полна христианских молитв и правил. Я мог бы послать тебя в церковь, чтобы ты там наконец покрестился, имя христианское получил, но ты успел отойти от церкви и повернуться лицом к исламу. Был бы у нашего воеводы на дворе свой баксы – он бы по птичьему полету или иным приметам определил твое будущее. Но все баксы остались далеко, в степи…
– Так ты уж реши сам как-нибудь, – попросил Бебеня. – Как решишь, так я и сделаю.
– А мне потом за тебя перед Аллахом ответ держать? И без того я грехов накопил, а скоро за мной ангел Азраил прилетит… Успеть бы только завершить мой труд о казахах!..
Кадыр-Али-бек задумался.
– Вот что, Бебеня! Доверим это дело Аллаху. Пусть решение о твоей вере по воле Аллаха примет Зульфия. Если она согласится стать твоей женой – тебе дорога в мечеть. Если откажет – в церковь. Сама она об этом, конечно, знать не будет.
– Не отдам, – веско сказала старуха.
– А коли мне откажут… коли откажут… так все едино… хоть самоедскую веру принимать…
– Ты ведь не веришь, что она за тебя пойдет, – сказал Кадыр-Али-бек. – Может, оставишь это сватовство? А я с тобой еще побеседую, ты мне все о себе расскажешь, понемногу сам поймешь, чего твоей душе надобно.
– Нет. Я буду свататься. Не то Ази-ханум ее другому отдаст, у Урака бин Джан-Арслана уже хороший жених наготове, а я всю жизнь локти кусать буду, что даже не попытался!
– Ешь, жигит, – сказала Ази-ханум. – Она хорошая девушка. Только уговаривать ее бесполезно, да и меня тоже. Где она сейчас?
– Поехала в Ростокино с толмачом, его семьей и старухой, которая умеет лечить лихорадку. Там их спрячут. А когда толмач немного поправится, Урак бин Джан-Арслан отправит его к родне, в Ногайскую Орду. И Зульфия вернется сюда.
– Не такого бы мужа я ей желала! Сама поговорю с Ураком бин Джан-Арсланом…
Кобыз за войлочной стенкой замолчал.
– Слава Аллаху, он успокаивается… – прошептал Кадыр-Али-бек.
Но Ораз-Мухаммад пришел в малую юрту не сразу. Старик еще успел предупредить всех, чтобы не задавали вопросов.
Воевода поел холодного мяса, хотя по лицу был видно – ест, чтобы не говорить, и вкуса не ощущает. Потом он все же сказал:
– Нужно что-то придумать, чтобы помочь нашему подьячему. Он все сделал для нас, теперь наш черед.
– Я придумаю, – сразу ответил Кадыр-Али-бек.
– И нужно решить, что делать с этим гнусным чудовищем, которое позорит свой род и своих предков.
– Это Нуржан, – шепнул беку Бебеня. – Мы его привезли и заперли в подклете, велели псам сторожить. Он не чудовище, он просто дурак, ему велели – он пошел убивать. Но ему было обещано, что отделается малой карой, за то, что рассказал правду о Крымском дворе и об Айгуль.
– Иначе узнать не могли?
– Иначе не могли. Для того мы его оттуда и утащили.
– Хорошо. Если Аллах будет ко мне милостив, я придумаю… И научу Ораза. А теперь, жигит, ступай к нашим молодцам.
– Нам тоже уйти? – спросила за себя и за Алтын-ханум Ази-ханум.
– Да, ради Аллаха…
Спорить старая женщина не стала – слишком давно эти люди были знакомы, слишком многое испытали вместе, любезностей друг от друга не ждали. Было не до приятных обоим ночных бесед о давних событиях, о батырах и биях былых времен, не до чтения старых книг и сличения описанных в них событий.
Какое-то время Кадыр-Али-бек и его воспитанник молчали.
– Завтра мы поедем к князю Гагарину, – сказал старик. – Он возглавляет Земский двор, а твой подьячий ему подчиняется. Говорить буду я. Ты еще не нажил хитрости, а я, к сожалению, нажил… Я служил твоему деду, твоему отцу Длиннострелому, был советником, когда мы ушли к сибирскому хану, он поставил меня старшим бием. Простодушный этого всего бы не выдержал. Простодушный уже давно лежал бы в могиле.
– Я никогда таким не стану.
– Станешь. И еще обретешь умение рассекать конский волос точно посередине.
– Что ты хочешь сделать? – спросил Ораз-Мухаммад.
– Еще не знаю. Но девицу уж не вернешь, – ответил старик, – а живым следует помочь. И иных живых сбить со следа.
Он имел в виду нападение воспитанника на Крымский двор.
Ораз-Мухаммад промолчал. Сейчас, когда боевая горячка схлынула, он понимал, что натворил. Но и не натворить он не мог – такую уж горячую душу имел.
– Есть еще одно дело. Нужно предупредить Кул-Мухаммада о том, кто настоящий предатель. Может, он уже сам это понял. Может, нет.
– А как? Я просил подьячего передать послание на Крымский двор – и даже у него не получилось.
– Тогда Крымский двор охраняли очень строго. И наши лучники не могли бы подойти настолько, чтобы отправить туда стрелу с посланием. Стрельцы бы их заметили и устроили переполох. Разве что ночью – но никто из посольства не разгуливал по двору в ожидании стрелы. Она бы просто ушла в снег и пролежала там до весны. Или оказалась на крыше сарая. Стрелу следовало пускать днем…
– И не одну!
– Да. Я все напишу. Думаю, пяти или шести стрел нам хватит. Завтра днем пошлем жигитов – пусть стреляют с разных сторон. Хоть одно послание дойдет…
Иван Данилович Гагарин по прозванию Гусь, возглавлявший Земский двор, не всякий день там появлялся. Ему более нравилось проводить время в государевых палатах. Кадыр-Али-бек, более семи лет проживший в Москве, не только старыми книгами и писанием сочинений увлекался. Он прекрасно знал, что делается в Кремле. Статочно, даже лучше, чем иной боярин: боярин печется о себе и всей расстановки сил, всех козней и плутней, может не разглядеть, а воспитатель Ораз-Мухаммада вроде бы и смотрит издали, а видит и понимает больше.
Он послал человека в Кремль, к служителям Постельного приказа, узнать о здоровье государя, и тот выяснил – государь прихворнул, из своих покоев не выходит, там же ему накрывают на стол, так что князья и бояре разъедутся обедать и вкушать послеполуденный сон по своим дворам. Того-то Кадыр-Али-беку и требовалось.
В гости к князю поехали верхом, воеводу сопровождали чуть ли не все его люди, везли подарки – из тех, что получил Ораз-Мухаммад от посольства Тауекель-хана. Это были большой и пестрый персидский ковер, свертки узорных шелков из Китая, шкатулка с индийскими самоцветами. Поклониться такими дарами – значило сразу понравиться Гагарину.
Князь Иван Данилович проснулся в прекрасном расположении духа, и тут ему доложили о гостях с подарками. Зная, что киргиз-кайсацкий воевода сподобился покровительства боярина Годунова, Гагарин велел просить гостей в столовую палату, и туда же принесли обязательное угощение.
– Батюшка-князь, Иван Данилыч, ты, поди, еще не был сегодня на Земском дворе, – сказал после взаимных поклонов и любезных слов Кадыр-Али-бек. – Ты еще не знаешь, что ночью у Земского двора была сущая битва. Уж не знаю, куда делись мертвые тела, утащили их посольские к себе или так и бросили на снегу.
– Мертвые тела?! – изумился князь.
– Да, то ли пять, то ли шесть. Так вышло, что воевода, – Кадыр-Али-бек указал на молчащего Ораз-Мухаммада, – был этой ночью со своими людьми возле Крымского двора, все видел и человека, из-за которого, как русские говорят, сыр-бор загорелся, спас и с собой забрал.
– А что же воеводе среди ночи там понадобилось? – разумно спросил князь. Все-таки, возглавляя Земский двор, он немало повидал всяких безобразий и даже сам порой докапывался до истины.
– Да в том-то и беда, что иного способа переговорить с послом наш воевода не сыскал. Боярин Годунов своей властью запретил им встречаться – только в собственных своих палатах, под надзором. Может, и сам государь про то не ведает…
Кадыр-Али-бек внимательно следил за княжеским лицом. По усмешке понял – Гагарин из тех, кто считает, будто Годунов слишком много власти себе взял. Это обнадеживало – таких честолюбцев ни при одном дворе не любят. А годуновская неприязнь к княжеским родам была взаимной – на этом старый мудрец и построил свой расчет.
– Стало быть, видели там Ораза Ондановича? – спросил Гагарин.
– Стрельцы-то видели. Но стрельцы будут врать, потому что они службу плохо несли и со двора чуть ли не всю киргиз-кайсацкую орду по глупости своей выпустили.
Ораз-Мухаммад сдержался и не возразил: никакие более не киргиз-кайсаки, а казахи. Воспитатель прямо сказал воспитаннику: его дело молчать, чтобы всю игру не испортить.
– Посольские ночью вышли со двора? – удивился князь.
– Да не вышли – выбежали! Сперва один их человек выскочил, здоровый такой детина, стрельцов распихал, а прочие – за ним, хотели его убить, но воевода спас и доставил к себе на двор. И там он все рассказал – за что убить хотели, и кто, и как…