Как так вообще получилось? Он же просто пошёл за маслом. Но, поворочавшись, Алёха признал, что толку от его размышлений все равно никаких не будет. Да, его уже, наверное, ищут. Или, скорее, нашли, потому что Сергей заставил его отслеживать телефон через Гугл, а это значит, что полиция или спасатели его найдут в пять минут. А раз он сам вот такой, весь погруженный в созданную мозгом другую реальность, какой бы странной она ни была, то и сделать ничего не может, только уснуть. Утро вечера мудренее…
В конюшне и вправду было уютно. Гораздо лучше, чем там, наверху. И лошади были абсолютно не страшные, а даже милые, спокойные, переговаривались о чем-то своем, лошадином. Потом по крыше снова зашуршал дождь, Алёха совсем согрелся, и вот уже голова начала тяжелеть, и если бы так не тянуло желудок… А ведь когда он выходил из дома, там там пахло курицей, и так хотелось чего-нибудь, да сожрать, а сейчас от всего пережитого и есть не особенно хочется…
Наверное, Алёха все-таки задремал, потому что проснулся оттого, что где-то совсем рядом, чуть ли не над самой его головой, громко хлопнула дверь. Кто-то пробежал за стеной, чавкая по грязи, кто-то где-то кричал, заржала на улице лошадь, и ей тотчас ответили лошади в конюшне. Поднималась какая-то суматоха, снова хлопнула дверь, опять пробежал кто-то, и Алёха, ошалело крутя головой, пытался понять, где он, что с ним и что вообще происходит.
Крики уже сливались в один, и ни единого слова вычленить не удавалось. Может быть, там шло побоище, только вот выстрелов Алёха не слышал, зато кто-то, по голосу – Граф, вдруг громко, отчетливо прокричал:
– Измена! Измена!
И тут же будто бы захлебнулся собственным криком.
Глава пятая
Алёха никуда не хотел бежать. Он как-то сразу все вспомнил и даже не успел огорчиться, что очнулся не в больнице, как мечтал, а на конюшне, завернутый в тряпки. Но вспомнил и то, что хозяин – Матиш – его избил хлыстом, и то, что Граф назвал его «лядащим». Раз так, то и шевелиться ему было не нужно, рассудил Алёха, и можно – нужно – пересидеть заваруху вместе с лошадьми. Может быть, про него и не вспомнят, а если и вспомнят, то лучше потом опять получить хлыстом, чем остаться с переломанными ногами или чем похуже: Алёха никак не мог представить себе в здешнем мире хирурга. Или хотя бы травматолога. В лучшем случае, здесь есть знахари какие-нибудь: Матиш что-то говорил про магов, но чем и как они лечат, даже задумываться не хотелось. Скорее всего, решил Алёха, вспомнив пару лекций, маги – как привычные экстрасенсы, то есть, проще говоря, согласно классификатору разных видов предпринимательской деятельности, – где экстрасенсы, там и сайты знакомств, там и платные туалеты…
Лучше бы здесь платные туалеты были!
И поэтому Алёха прислушивался, но с места не трогался. Даже наоборот – завернулся было в тряпки поплотнее, но потом до его слуха донеслось нечто такое, что заставило его подскочить.
Он услышал детский голос.
Нет, не совсем детский, как у Беньки. Этот ребенок был явно постарше, он что-то кричал, он был в ужасе и чуть ли не в истерике, похоже, что он даже плакал, он был совсем рядом – и Алёха не выдержал. В конце концов, он ничего не теряет, потому что ружей здесь, скорее всего, ещё нет, раз никто не стреляет, значит, он может рискнуть, выскочить быстро на улицу и затащить в безопасное место ребенка.
Но сразу Алёха выходить не рискнул: замер у двери в конюшню и прислушался. Это мало помогло, потому что крики всё нарастали, и теперь он различал отчаянный вопль Матиша: «Граф, граф!». Что случилось с Графом, Алёха предпочёл не думать – и так было ясно, что ничего хорошего.
Значит, и ребёнку там, снаружи, грозила опасность. Алёха решительно выдохнул и толкнул дверь.
Ничего толком он не увидел, и даже вопли стали не громче, а лишь отчетливее. Алёха покрутил головой, ещё раз выдохнул, пытаясь унять отчаянно колотящееся от страха сердце, стиснул кулаки и сделал шаг наружу.
– Эй, пацан! – позвал он, но, похоже, вряд ли кто его вообще услышал. – Мелкий, ты где? Беги сюда!
Никакого ответа. Зато где-то в стороне что-то рухнуло, треснуло, а через долю секунды в окне показался робкий язычок пламени, дернулся, словно подумав, и полыхнул столбом огня.
Крики, теперь уже из сарая – или что это было, постоялый двор? – Алёху практически оглушили. Заваруха продолжалась, к ней добавился пожар, и что теперь делать, где искать этого пацана, Алёха не имел ни малейшего понятия.
О том, зачем его искать, он даже не подумал.
Мысль, что пожар начался из-за жаровни, Алёха отмел. Точнее, попытался сделать это: у него и так внутренности скрутились в тугой пульсирующий шар, ещё и собственной вины в случившемся он бы попросту не вынес. Верхний этаж постоялого двора уже был объят пламенем, и люди выбегали из дверей и выбрасывали из окон вещи, и Алёха подумал вдруг, что для каменного строения занялось как-то слишком уж быстро.
Кричала женщина, и звуки драки сместились к конюшне, как показалось крадущемуся вдоль стены Алёхе – опять, потому что и началось ведь всё где-то близко, а потом ушло к постоялому двору, и вот снова.
Он налетел на что-то… Кого-то? И живого, и одновременно и нет. Алёха глянул вниз, движимый лишь только любопытством, и замер, и отвращение, страх и жалость сдавили грудь как тисками. Это был мертвый человек, не Граф, кто-то другой, но все равно мертвый – почему-то Алёха даже в темноте с лёгкостью разглядел его широко раскрытые глаза.
Алёха хотел было заорать, как от ночного кошмара, и точно так же, как в кошмаре, не смог. Потому что отчетливо понял, что это не сон, не кома, не посмертие, это реальность, и в этой реальности убивают куда легче, чем в той реальности, где он жил. Теперь условное средневековье испугало его не только тотальной безграмотностью и грязью, но и тем, как дёшева была человеческая жизнь. Не просто рабов, или слуг, или женщин, или ведьм… вообще. Ничья. Она ровным счетом ничего не стоила.
А ведь он же знал об этом! Просто… как-то никогда не думал. И не представлял, как это.
Алёха отступил назад, вжимаясь в стену, потом побежал, снова налетел на кого-то и опять едва не заорал, но вдруг понял, что этот кто-то гораздо меньше, испуганнее и слабее его самого.
– Эй, – окликнул этого кого-то Алёха, – стой, не беги, не надо. Я тут пришел это… за тобой.
В темноте и сполохах оранжевого света видно было плохо, но Алёха разглядел стоящего у стены мальчишку. На вид ему было лет девять, десять максимум, он был худенький, большеглазый и какой-то тощий – и это было все, что Алёха успел рассмотреть. Пацанчик не успел даже возмутиться, как Алёха сгреб его в охапку и, стараясь двигаться как можно незаметней и быстрее, потащил назад. В конюшню.
Кто-то бился совсем рядом на мечах. Алёха проклял все на свете и впервые в жизни пожалел, что у него самого даже ножа никакого нет. У него же ребенок! Могут они случайно убить и ребенка? Да запросто, наверное. Просто чтобы никому не мешал.
О том, что обращаться с ножом иначе как со столовым прибором он не умеет, Алёха не подумал.
Им повезло: никто не обратил на них ни малейшего внимания. Вероятно, этому поспособствовала, во-первых, драка – пока Алёха добирался до двери в конюшню, он заметил, что один из противников был уже тяжело ранен, – во-вторых – пожар. Где-то гремел колокол, люди кричали уже не только на самом постоялом дворе, а, кажется, по всей округе, но конюшне и лошадям, наверное, ничего не грозило. По книгам и фильмам Алёха помнил – скотину и лошадей всегда выводили, если угроза была. Значит, тут не тот случай.
Закрыв дверь, Алёха прислонился к ней спиной и отдышавшись, попытался как-нибудь собраться с мыслями. Что-то он услышал странное снаружи… да. Точно. Там кричали, кроме прочего, «измена». Кто там изменил кому? Не жена же мужу, явно не причина так орать… А не связано ли это с ожиданием Графа и Матиша?
Мысли Алёхи переключились на Матиша – где он, что с ним? – но он тут же забыл про него, уставившись на мальчика. Тот смотрел на Алёху испуганно, но со странным у такого малыша в подобной ситуации выражением. Женька сказал бы – «как на дерьмо», а Женька был мастер точно описывать ситуации.
– Ну, ты как, пацан? – спросил Алёха, придав голосу сдержанность взрослого человека, потому что стоять под подобным взглядом наглого пацана было глупо и неловко. – Цел? Руки, ноги? Ты вообще чей, откуда тут взялся?
Пацан набычился и промолчал.
– Так, ладно, – кивнул Алёха. – Попробуем снова. Раз ты орал, значит, точно ты не немой. Может, глухой? Ты меня слышишь?
Пацан кивнул. Взгляд его наполнился еще большим уничижением. Алёха вздохнул.
– Я тебя не съем… Слушай, может быть, ты голодный? – осенило его.
– Барон Ставиш сказал, что ужинать будем, как на место прибудем, – внезапно выдал пацан таким поставленным голосом, что Алёха, было бы куда, так и сел бы. – Но, полагаю, барону сейчас не до ужина…
Алёха задумчиво потер лицо тыльной стороной ладони.
– Ты что, поповский сын? – брякнул он первое, что в голову пришло. – Говоришь чересчур заумно. Впрочем, пофиг… Хоть говоришь, уже хорошо.
– Кто ты, чей слуга будешь? – спросил пацан, ещё больше задрав нос.
– Чего? – переспросил Алёха и подумал, что вот, пожалуйста, уже нахватался жаргонизмов у местных-то мужиков. – Смотри, какой борзый, – пробормотал он себе под нос. – Ну, допустим, Матиша. Знаешь Матиша?
– Знаю рыцаря Матиша, – с готовностью отозвался пацан. – Раз ты его человек, доверять тебе можно.
– Хек! – выкрикнул кто-то прямо возле дверей, похоже, нанося удар, и Алёха, опомнившись, поволок пацана подальше к лошадям.
Обеспокоенные, они фыркали в своих клетушках, но попыток вырваться не делали. И все равно Алёха на всякий случай затолкал пацана в свою «спальню».
– Жрать нечего, – предупредил он.
– Найди барона Ставиша, – велел пацан, присев на стог сена.
– Чего? – второй раз обалдел Алёха. – Прости, мелкий, но мне еще жизнь дорога! Я туда больше не сунусь.