Я посмотрела на Андрюшу. Он пожал плечами. Квартиру никто не опечатывал. Мой отец и тетя Майя на самом деле прямые наследники. Других у бабушки нет. Свидетельство о праве собственности на статуэтки и книги не нужно. Хотя может статься, что на какие-то и потребуется. И я также подумала, что то, что находится внутри квартиры, может в несколько раз превышать ее стоимость. Может, все члены нашей семьи с помощью этой обстановки и квартиры решат все наши проблемы? Хотя в той части семьи, к которой относилась я, большая часть уйдет на Яночку.
– Что ты нашел? – тем временем спросила тетя Майя у моего отца.
– Если ты про золото и бриллианты, то только шкатулку с материными драгоценностями. Она в спальне. Я помню некоторые из этих драгоценностей еще на бабушке. От нее они перешли нашей матери.
– А теперь должны перейти мне и нашим девочкам, – объявила тетя Майя и посмотрела на меня. – Аня, выбери себе что-нибудь в память о бабушке.
– Но, Майя… – открыл рот отец.
– Что?! Все должно пойти Яночке? Опять? А с какой стати?! Это драгоценности моей матери. Моей и твоей. У меня есть дочь, у тебя две. Законные, – тут же добавила тетя Майя. – Вот между нами все и должно распределяться. Пусть эти вещи останутся в семье. Я не позволю их продавать! Аня, пошли себе чего-нибудь выберем.
Я взяла себе комплект с изумрудами – серьги с браслетом и медальон на цепочке, на котором была выгравирована буква «А». Я знала, что прабабушку звали Анна. Вероятно, он принадлежал ей. Меня не называли в честь нее. Родители выбирали имена сразу для девочек-двойняшек и остановились на Ане и Яне, без привязки к именам предков. Яны у нас в роду точно не было.
Пока мы рассматривали драгоценности, отец о чем-то разговаривал с Андреем. Слов из-за толстых стен было не разобрать. Значит, не услышат и нас. А я хотела знать, что все-таки произошло с Зиной и зачем она ходила к бабушке.
– За деньгами, – сказала тетя Майя.
– За какими деньгами?!
Тетя Майя тяжело вздохнула и пояснила, что Зина со своими друзьями, борющимися за охрану окружающей среды, решили купить участок на берегу озера, то есть они хотели купить весь берег озера и заняться очищением этого озера.
– А без покупки берега они не могут заниматься его очищением?
– Аня, Зина мне пыталась что-то объяснить, я не поняла. У Андрюши своего спроси, раз у него юридическое образование. Я так поняла, что если весь берег будет их или хотя бы его часть, то тогда они без проблем могут лезть в озеро и делать там все, что хотят.
– Все, что хотят? Ой ли?
– Ну, конечно, не отходы сливать! А они и не собираются. Они чистить хотят. А если берег в собственности, можно всех недовольных посылать подальше.
– А кто может быть недоволен, если люди хотят чистить озеро?! Почему они сейчас, не владея ни сантиметром берега, не могут организовать его очистку, если желают? Вообще сейчас не купальный сезон. Я понимаю, что они летом могли бы помешать отдыхающим. А сейчас зима приближается!
Тетя Майя объяснила, что часть берега захапал какой-то бизнесмен, бывший спортсмен, бывший рэкетир, а теперь уважаемый член общества и владелец нескольких торговых объектов в нашем городе, а также молочного производства в области, неподалеку от озера и его места проживания. Он построил на берегу дом, обнес территорию забором. Участок у него очень приличный, там, конечно, стоит не только хозяйский дом, но и дом для персонала, баня с бассейном и финской сауной, баскетбольная площадка, гараж на несколько машин. Странно, что нет теннисного корта, но, возможно, все дело в том, что мода на теннис прошла, а горнолыжный склон, вдруг появившийся на равнине, привлечет лишнее внимание, которое такому человеку наверняка не нужно, пусть даже горнолыжный склон в наше время – это политически правильное решение. Или, может, хозяин испугался, что лыжники будут слетать в озеро, а ему потом утопленников вылавливать?
В результате всего этого масштабного строительства местные жители и дачники лишились привычного подхода к озеру, которое, вообще-то, является общенародной собственностью. Вроде бы у нас озера пока продавать нельзя.
– То есть к озеру вообще нельзя подойти? – уточнила я. – Усадьба этого спортсмена-рэкетира-бизнесмена построена вокруг озера? С озером в середине? Но если он скупил все земли вокруг…
– Пока можно подойти. И пока не скупил. Но хочет. Поля для гольфа собрался оборудовать, причем с вертолетной площадкой, на которую будут приземляться вертолеты игроков, но окончательное решение пока не принято. Зина с друзьями вначале боролись, а потом им кто-то подсказал, что единственный выход – это купить или арендовать землю, на которую положил глаз этот тип. И предложить что-то в противовес полям для гольфа. Они и предложили облагородить территорию – пляж сделать цивилизованный, озеро очистить, рыбу в него выпустить, то есть мальков. Там и сейчас какие-то рыбешки живут, но совсем не то, что было раньше. Но для проекта нужны деньги.
– И Зина за этими деньгами отправилась к бабушке? Я, правда, не представляю масштаб сумм, но это же миллионы! У бабушки были такие деньги?
– Я не знаю, сколько у бабушки денег и на сколько потянет все, что есть в этой квартире. Но Зина и не рассчитывала, что бабушка финансирует весь проект. Они все сейчас собирают деньги – кто где может. Пишут в различные организации – наши и зарубежные, депутатам всех уровней. Ты слышала про краудфандинг?[2] Людям же там жизни не будет, если построят гольф-клуб с вертолетной площадкой. И дачники, и местные жители подозревают, что их вообще потом из тех мест выселят, чтобы не мешали хозяевам жизни, а их домишки не портили пейзаж.
Я не стала это никак комментировать, но, даже ни разу не видя бизнесмена-спортсмена-рэкетира, я подозревала, что у него больше возможностей (и денег), чем у общественной экологической организации. И связей у него больше, и в гольф к нему будут приезжать играть депутаты и чиновники всех уровней. Или не играть, а общаться на природе. Он же не просто поле собирается делать, а клуб. А в России гольф обязательно должен быть с шашлыками и горячительными напитками. У нас ведь под словом «рыбалка» разные люди понимают разные вещи. У каждого свои ассоциации возникают. Конечно, есть и те, кто ездит на рыбалку ловить рыбу. Но масса других людей ездит совсем не за рыбой. То же самое с гольфом. «Играть в гольф» будут приезжать те, кто не знает ни одного правила. Не исключено, что с клюшками. Но будут просто гулять по полю, например, ведя беседы таким образом, чтобы их никто не подслушал. И как раз такие люди находятся среди тех, кто принимает решения. Им объяснено, зачем будет строиться «гольф-клуб», какие будут предоставляться возможности. И они за гольф-клуб, а не общественный пляж для каких-то дачников.
– А этот бизнесмен что, против очистки озера? – спросила я.
– Нет, он тоже хочет его чистить.
– Тогда в чем дело?! В бюджетных деньгах, выделяемых на очистку? Их хочет получить бизнесмен-спортсмен-рэкетир? И чистить самостоятельно, без экоэнтузиастов? И он боится, что деньги вполне могут достаться им, а не ему? И почему тогда он сам строился на грязном озере? Почему он его до сих пор не очистил?! Он же, как я поняла, живет на берегу? У него и баня есть. Такие люди любят бани на берегу озера, чтобы в него нырять, в особенности зимой. И неужели он сам, живя на озере, в нем не купается? Зачем он тогда строился там?!
– Ходят слухи, что этот тип с друзьями туда трупы сбрасывал, еще в девяностые, и они до сих пор там. Большой скандал будет, если их оттуда достанут.
– Но если в девяностые, то что там осталось?
– Скелеты, – ответила тетя Майя. – С привязанными камнями, гирями или еще какими-то грузами. Он не может допустить, чтобы их кто-то нашел. Сейчас же наука шагнула далеко вперед. Можно провести анализ ДНК и идентифицировать человека. И тогда потянется длинная цепочка… Конечно, многих друзей этого типа уже нет в живых, но многие остались, теперь стали уважаемыми людьми – кто-то в бизнесе, кто-то в чиновниках, кто-то в депутатах. И они знают, что делалось в девяностые, и знают, что посторонних к озеру нельзя подпускать. Может, поэтому он и построил дом на берегу, оттяпав его часть. А ему соответствующие люди дали соответствующие разрешения, а теперь его защищают.
– Но раньше чистить озеро никто не собирался?
– Аня, я тебя умоляю! Где у нас чистят водоемы? В городе или области? У нас, по-моему, только загрязняют. И организации, и отдельные граждане.
– А почему Зина с друзьями обратили внимание именно на это озеро? У нас ведь и другие рекреационные зоны застроены?
– Там рядом дача у кого-то из членов их организации. И дачники объединились в борьбе против гольф-клуба. Подключились экоэнтузиасты. То есть там дачники, местные жители и экологи против одного бизнесмена.
– Но все-таки гольф-клуб – это не завод, не фабрика, которые будут сливать отходы производства.
– Во-первых, берег. Аня, ты забываешь, что люди и так лишились части берега. Те, у кого дома стоят со стороны бизнесмена, теперь вынуждены делать большой круг, чтобы добраться до воды – искупаться, просто на берегу посидеть. Если построят гольф-клуб, то люди лишатся всего берега. Доступ к озеру будет закрыт. Во-вторых, вертолетная площадка. Кому нужно, чтобы над твоей головой регулярно летали вертолеты? В особенности если вспомнить, сколько их и маленьких самолетов разбилось в последние годы. В-третьих, мячи для гольфа.
– А мячи-то тут при чем?!
Тетя Майя объяснила – она сама всю эту информацию получила от Зины. Первые мячи для гольфа (правильнее сказать: игр, подобных гольфу) были деревянными. В XVII веке появились мячи, которые стали называть «пернатыми» (featherie balls). Это были круглые кожаные мячики, набитые куриными и гусиными перьями, которые предварительно вываривали, чтобы размягчить. Процесс их изготовления был трудоемким, соответственно мячи были дорогими – и гольф становился игрой обеспеченных людей. Потом появились гуттаперчевые саподилловые мячи – из застывшего сока дерева саподилла. Они превосходили предшественников своими аэродинамическими свойствами и вскоре стали очень популярны. Это основной мяч XIX века. В ХХ веке им на смену пришли резиновые и были в ходу почти до конца прошлого века. Но в тысяча девятьсот шестидесятых годах появились мячи из синтетических смол. Это более долговечные мячи с хорошими качествами. Они быстро приобрели популярность.