К сожалению, не пойти на работу она не могла. И даже не потому, что сегодня один из самых напряженных дней, когда у нее подряд идут шесть уроков без единой форточки, а потому, что еще один день вне расписания сломает ее окончательно. И даже дождь уже не поможет.
Едва ли кто-то из детей заметил ее нежелание работать. Она как всегда была идеально накрашена, в идеальной одежде и с идеальной прической. Говорила неторопливо, тему рассказывала интересно. Сама не слышала в своем голосе ничего необычного, и это тоже казалось странным.
Единственное, что она себе позволила, — отменила факультатив, который шел седьмым уроком. Это тоже было нарушением режима, но к концу шестого урока Элиза поняла, что если прямо сейчас не выйдет на улицу, ее начнет нервно потряхивать. Дождь почти прекратился, но в воздухе еще висели мелкие капли воды, и она боялась упустить и их.
— Почему? — первой удивилась Яна Васильева, когда Элиза объявила об отмене факультатива.
— На сегодня у меня запланированы кое-какие дела, я не успеваю.
Она видела удивление в глазах детей. Все они знали о ее патологической любви к расписаниям. Она никогда никуда не опаздывала и ничего не отменяла, и они не позволяли себе опаздывать на ее уроки. Это было приятно, но сейчас только добавляло проблем. Странным образом все привычное сегодня добавляло проблем.
Сразу после звонка Элиза скрылась в подсобке, торопясь взять вещи и уйти, пока кто-нибудь не сломал ей новые планы. Дети точно так же радостно торопились покинуть класс, чтобы сбежать из школы. Только Яна и Алиса немного замешкались, переписывая домашнее задание с доски.
— Тогда сегодня в десять как обычно, за домом лесника, — донесся до Элизы голос Алисы.
— Далеко идти же, — возразила ей Яна. — Он сказал, что это рядом с Заболотной дорогой. Может, сразу там и собраться?
— Ну, я предложу ребятам.
«Тебе не должно быть до этого никакого дела, — напомнил ей внутренний голос. — Твое дело — учить их английскому, а воспитанием пусть родители занимаются».
Элиза знала, что позапрошлой ночью подростки все-таки ходили на пожарище: слышала, как Ваня Петрухин хвастливо рассказывал об этом одноклассникам. Ничего с ними не случилось тогда, не случится и сейчас, но Элиза уже взялась за ручку двери.
— Вы снова куда-то собрались ночью?
Девочки покраснели и принялись преувеличенно внимательно складывать тетради в рюкзаки.
— Да ладно вам, Елизавета Николаевна, — первой подняла на нее взгляд Алиса. — Можно подумать, вы в юности глупостей не творили.
— Не творила, — соврала Элиза. Впрочем, самую большую глупость в своей жизни она сотворила не совсем в юности, ей было уже двадцать один. — У меня были строгие родители, а еще я занималась спортом, там не до глупостей.
— То-то вы такая…
Яна ткнула подругу локтем в бок.
— Какая? — удивилась Элиза.
— Ну… — Алиса ни капли не смутилась. — Правильная. Вы всегда знаете, как надо и как правильно, у вас все всегда распланировано. Вы бегаете по утрам, никогда не опаздываете на работу, всегда выглядите идеально. Неужели вам никогда не хотелось сделать какую-нибудь глупость? Прогулять работу, не помыть утром голову? Это я уже молчу о том, чтобы закинуть рюкзак за плечи и поехать автостопом по Европе.
Элиза внезапно улыбнулась.
— Хотите правду, почему сегодня не будет факультатива?
Теперь уже и Яна заинтересованно посмотрела на нее.
— Не хотите же вы сказать, что собираетесь путешествовать автостопом?
— Нет, я всего лишь хочу пойти гулять под дождем, пока он окончательно не закончился. Я обожаю дождь.
Алиса и Яна переглянулись и рассмеялись.
— Я бы сказала, что это не такая уж и глупость, но зная вас, думаю, и это подвиг, — хмыкнула Алиса. — Так что дерзайте! Никакие факультативы не стоят прогулок под дождем.
Девчонки ушли, а Элиза так и осталась стоять у двери в подсобку, глядя в окно. На кого-то другого пасмурная хмарь навевала бы тоску и сон, но она улыбалась. Да, возможно, пойти гулять вместо факультатива — потолок ее незапланированных глупостей, но кто сказал, что другие не могут позволить себе путешествие автостопом или просто ночную вылазку в лес?
Она вернулась в подсобку, быстро закинула в шкаф учебники, которыми пользовалась во время урока, положила в ящик стола ручки и карандаши, но когда попыталась задвинуть его обратно, тот закрываться отказался, как будто что-то попало между ним и задней стенкой стола. Так уже бывало раньше: Марина Петровна бросала свои вещи как попало, а ее ящик как раз был верхним, и с него вечно что-то падало. Возможно, вчера, когда Максим Александрович осматривал стол, он тоже положил что-то неровно.
Элиза вытащила ящик целиком и присела на корточки, чтобы заглянуть за него. Так и оказалось: у задней стенки она заметила длинный белый конверт, одним уголком все еще державшийся за верхний ящик. Элиза вытащила конверт и заглянула в него, тут же почувствовав, как неприятно мелкими искрами закололо кончики пальцев. В конверте лежали деньги и билет на самолет на имя Марины Соболевой из Алексеевского аэропорта до Москвы.
Элиза выпрямилась, все еще держа конверт в руках и не зная, что делать. Внутренний голос упрямо твердил, что ей следует положить конверт туда, где взяла, и уйти гулять. Ведь если она сейчас позвонит в полицию, о прогулке под дождем можно забыть. Сначала она будет два часа ждать, пока те соизволят приехать. Потом еще три — пока осмотрят кабинет и конверт. Затем, чего доброго, снова начнут задавать ей вопросы и в чем-то подозревать. Плакала тогда не только прогулка, но и весь оставшийся день.
Однако сделать так ей не позволяла совесть. Кто-то убил ее коллегу. Пусть не самую лучшую, алкоголичку и прогульщицу, но человека. И она не может скрывать от полиции важные сведения. А в том, что этот конверт важен, Элиза не сомневалась. Сумма в нем лежала огромная, да и билет на самолет намекал, что Соболева собиралась сбежать. Уж не украла ли она эти деньги? И не за них ли ее убили?
Тяжело вздохнув, Элиза вытащила смартфон и набрала номер Вики. Телефон того полицейского она вчера сожгла, не запомнив цифры, а просто звонить в полицию точно было глупо. Возможно, ему она сможет объяснить, что торопится, а вот дежурному — едва ли.
— Ох, ты чуть-чуть не успела! — объявила Вика в ответ на ее просьбу. — От меня пару минут назад ушел от следователь, передала бы ему.
— Нет, мне не нужен следователь, — возразила Элиза. — Просто дай мне номер телефона того полицейского, что звонил тебе по поводу Инги Подгородцевой.
Вика с готовностью продиктовала ей номер, а затем добавила:
— Только он не полицейский.
— В каком смысле? — растерялась Элиза.
— Ну, как я поняла, он не работает в полиции. Просто его Подгородцев нанял Инку найти, а в полиции он так, помогает. Во всяком случае, так мне сказал следователь.
Элиза попрощалась с подругой и медленно положила телефон на стол. Ах, значит, не из полиции? Не из полиции, но посмел ей не только допрос устроить, но и в чем-то там подозревать! Ну держитесь, Максим Александрович! Уж если она не пойдет из-за него гулять, то встречу эту он запомнит надолго. Элиза как раз была в том настроении, чтобы перестать изображать холодную неприступность и показать вторую сторону медали.
Она улыбнулась своему мутному отражению в стеклянных дверцах шкафа и снова взяла телефон.
— Васильев, слушаю, — отозвался знакомый голос.
Пламя внутри на мгновение взвилось вверх. Васильев?
Элиза замерла, и ее отражение тоже замерло. Они смотрели друг на друга расширившимися глазами и не могли поверить. Васильев? Не самая редкая фамилия, конечно, но ведь откуда-то же Яна знала о смерти Соболевой до официального объявления. И сегодня утром в школьном дворе он сказал ей, что привез дочь в школу.
Значит, Максим Александрович Васильев, лже-полицейский — отец Яны?
— Алло, слушаю! — повторил тем временем голос в трубке.
Элиза встрепенулась и снова улыбнулась отражению.
— Максим Александрович, это Елизавета Николаевна из школы, — спокойно сказала она. — Вы можете приехать? Кажется, я нашла что-то важное.
Глава 10
Сегодня он уже не казался Элизе таким неприятным, как вчера. На самом деле, он и вчера был достаточно вежлив, пока не попытался выяснить ее алиби и зачем она носит очки, но раздражал ее уже как минимум тем, что задержал в школе. Сегодня она сама позвала его.
Пока Максим — в своих мыслях Элиза перестала добавлять к его имени отчество, лжецы этого не достойны — присев на корточки, рассматривал заднюю стенку стола, где она нашла конверт, она, в свою очередь, рассматривала его. Давно нестриженные темные волосы и небритое лицо почему-то не делали его неопрятным, скорее наоборот, придавали истинно мужского шарма. Простая, не новая, но чистая и аккуратная одежда. Руки явно знали физический труд. Нет, у него не было грязных обломанных ногтей или раздражения от постоянного пребывания на ветру или в воде, но широкие ладони с длинными пальцами и мелкими царапинами на них едва ли могли принадлежать офисному работнику, весь день щелкающему компьютерными клавишами. По правому запястью протянулась еще свежая красная полоса, а кожа наверняка была шершавой на ощупь. На вид ему было около тридцати пяти, и он вполне мог быть отцом пятнадцатилетней девушки, но в то же время Элиза не представляла, как могли смешаться гены, чтобы у него родился такой белокурый ребенок с просвечивающейся кожей. Разве что мать Яны была такой же истинной блондинкой.
Максим заметил ее заинтересованный взгляд, потому что несколько раз посмотрел на нее, а затем спросил:
— Что?
Элиза подошла к столу с другой стороны, словно проводя между ними границу, которую все равно собиралась нарушить.
— Яна Васильева — ваша дочь?
Он удивленно приподнял брови, как будто ждал вовсе не этого вопроса.
— Она что-то натворила?
— Нет, я спросила из-за фамилии. Сколько вам лет?