Он медленно поднялся на ноги, оглядываясь вокруг, но в этой части города стояла абсолютная тишина. Даже ветер притих, не шелестел голыми деревьями, не гнал по дороге мусор. Максим вытащил телефон, но не только для того, чтобы позвонить следователю. Первым делом он набрал номер старого знакомого из Питера: преподавателя истории, профессора, защитившего диссертацию по обычаям и обрядам народов мира. На самом деле это был старый знакомый его отца, но и сам Максим хорошо его знал. Теперь главное, чтобы профессор его не забыл за столько лет молчания. Если кто-то и мог как-то просветить его по подобным ритуалам, то только он. Следовало давно ему позвонить, но Максиму не хотелось ворошить прошлое. До этой минуты.
Город гудел, как потревоженный улей. Даже если бы мэр хотел скрыть убийство своей жены, у него ничего не получилось бы. Элиза не знала погибшую женщину, никогда ее не видела, если не считать, конечно, билбордов и телевизора, а потому особенного трепета перед ее смертью не испытывала. В глубине души, в самых потаенных ее уголках, она была даже рада, что эта новость затмила собой окружающий город пожар, и по радио теперь говорили в основном о смерти Инги Подгородцевой.
Мучавший ее со вторника внутренний огонь, утихший еще вчера, так и не вернулся, даже ночью она спала спокойно, без кошмаров. Это воодушевляло и давало надежду на небольшую передышку. Элиза больше не проводила все свободное время в ванной, хотя пила по привычке много. Ей даже удалось перекроить расписание частных занятий с учениками так, чтобы вписать в него дополнительные уроки в школе и не сильно подпортить себе жизнь. Стоило немного успокоиться, и оказалось, что все не так катастрофично, как выглядело сначала.
Первого урока у нее не было, но, конечно, в школу она пришла ровно без пяти восемь. Оставалось время подготовиться к занятиям по русской литературе у десятого «А», для чего она еще вчера взяла в библиотеке краткий пересказ произведений классиков, но вместо этого задержалась в учительской, где разгорелся спор между Светланой Михайловной и вызванной с заслуженного отдыха пенсионеркой Маргаритой Филипповной. Впрочем, спора как такового не было, обе пожилые женщины сходились во мнениях, но привычка говорить громко и строго придавала разговору нотки дискуссии.
Элиза пришла не к самому началу, а потому не сразу поняла смысл обсуждаемой сплетни. Лишь несколько минут спустя догадалась, что коллеги обсуждают группу подростков, которая и обнаружила труп Инги. Оказывается, дети проводили в лесу какой-то кровавый ритуал, среди них были и Алиса с Яной. На одно мгновение Элиза почувствовала укол совести, ведь она единственная знала о планах девочек пойти ночью в лес, но тут же перестала себя казнить. Во-первых, она понятия не имела, чем они собираются заниматься, а во-вторых, после школы за них отвечают родители. Как бы чиновники ни утверждали обратное.
— Гены пальцем не раздавишь, — глубокомысленно произнесла Маргарита Филипповна. — Как можно ждать от Алисы хорошего поведения, если вспомнить, что творила в юности ее мать?
— А что такое? — тут же заинтересовалась главная сплетница всея школы — Елена Петровна. Она была еще молода, намного младше матери Алисы, а потому никаких историй, портящих репутацию последней, не знала. Но страшно хотела узнать. — Мне всегда казалось, что Тамара Самойлова приличная женщина.
— Вам казалось, милочка, — снисходительно усмехнулась Маргарита Филипповна. — Это сейчас Тамара Самойлова приличная женщина, уважаемая горожанка, возглавляющая отдел по озеленению города, хорошая мать и добрая соседка. А Томочка Горяева была оторвой похлеще своей дочки. Бывало, милиция ее разыскивала, потому что она домой ночевать не приходила, курила чуть ли не с пеленок.
— Наговариваешь ты на девочку, Маргарита Филипповна, — неожиданно заступилась за Тамару Светлана Михайловна. — Сама по себе она была неплохим ребенком. Просто надзору за ней никакого не было, мать алкоголичка, отец безработный. Вот и попала под влияние подружки своей, Милки. А вот Милка-то да… Не зря ж она в тюрьме в итоге оказалась.
Маргарита Филипповна согласно закивала головой.
— А за что в тюрьме?.. — не унималась Елена Петровна.
— Да кто ж теперь вспомнит? — пожала плечами Светлана Михайловна. — Столько лет прошло.
— За тот пожар и посадили ее, — раздался из угла голос Георгия Дормидонтовича, заставивший коллег вздрогнуть.
Старый трудовик сидел тихо, прикрывшись газетой, и все думали, что он дремлет. А вот поди ж ты, не спал, слушал. Польщенный вниманием, Георгий Дормидонтович опустил газету и снял с носа очки, отчего близорукие глаза тут же начали смешно смотреть в разные стороны.
— То есть сначала ее за кражу взяли, — пояснил он. — А потом нашелся какой-то свидетель, который видел, как она выбегала из горящего дома. Ну, из того, где целая семья погибла. Я уж деталей не вспомню сейчас, давно было. Говорили, что была с ней и Тома, и еще кто-то, но только Миле на тот момент исполнилось шестнадцать, вот и пошла она за все отвечать.
Георгий Дормидонтович снова скрылся за газетой, оставив коллег с новыми сведениями.
— Да, плохо кончила девка, — покачала головой Маргарита Филипповна. — Кажется, я слышала, что умерла она давно или просто заболела сильно в тюрьме, но могла и перепутать.
Прозвеневший звонок заставил учителей прекратить беседу, торопливо похватать классные журналы и разойтись по кабинетам. Элиза тоже предпочла готовиться к уроку в подсобке. Вчера полиция там ничего, кроме конвертов с деньгами и билетами, не нашла, а потому ей давно разрешили пользоваться привычным помещением. Не отвлекаясь на посторонние разговоры и сплетни, Элиза успела прочитать краткое содержание произведения, которое проходили дети, и даже ознакомилась с критикой на него. Надо же знать, что и как говорить и к каким выводам подталкивать учеников. На своих уроках Элиза позволяла им высказывать собственное мнение, даже если оно шло вразрез с ее, но в русской литературе она не разбиралась и разбираться не хотела. Пусть уж думают по учебникам, так она, по крайней мере, не сделает хуже.
Ни Яны, ни Алисы в классе не оказалось. Как не было Артура Михайлова и Вани Петрухина. Когда все ученики расселись по своим местам, Элиза строго посмотрела на них.
— Мне кажется, вас сегодня заметно меньше.
Подростки тихо захихикали.
— Так ведь эта четверка была среди тех, кто ночью ритуал какой-то в лесу проводил, они и мэрскую жену нашли, — доложила староста класса Аня Раковская.
— Небось, родаки такого ремня всыпали, что сидеть не могут, — хихикнула Надя Федорова с задней парты.
Элиза не стала останавливаться на этом, вернувшись к уроку. Но маленькая искорка, вспыхнувшая еще вчера, та, которая ей так понравилась, настойчиво разгоралась, твердя, что это отличный повод позвонить отцу Яны. Просто поинтересоваться, почему ее не было в школе, все ли в порядке. Элиза убеждала этот тонкий голосок, что она даже не классный руководитель десятого «А», но правда была в том, что ей хотелось еще раз встретиться с Максимом Васильевым, и она собиралась использовать этот повод. Ей понравился их совместный обед. Они болтали обо всяких глупостях, и впервые за долгое время Элизу не напрягало общение, простое человеческое общение с незнакомым мужчиной. После переезда в этот город она старалась не сближаться даже с теми редкими ухажерами, которых допускала в свою постель. Обычные естественные человеческие потребности, ничего более. Никаких разговоров, совместных завтраков, походов в кино и, тем более, подарков. Максимум — обменяться телефонами, чтобы встретиться еще пару раз. С Максимом же все почему-то было по-другому.
Элиза никогда не была сторонницей мнения, что мужчина должен звонить первым, как когда-то наставляла ее и ее подружку бабушка последней. Она искренне не понимала, по какой такой причине эта привилегия (или обязанность?) досталась мужчинам. Если девушка хочет с кем-то встретиться, зачем ждать у моря погоды и надеяться, что у парня хватит смелости набрать ее номер? Не проще ли позвонить самой?
Максим поднял трубку быстро, как будто ждал звонка или просто держал телефон в руке.
— Элиза?
Она думала, что он назовет ее Елизаветой Николаевной, даже воровато оглянулась, словно боялась, что кто-то может услышать. Вчера за обедом они называли друг друга просто по имени, но с вежливой дистанцией на «вы», и Элиза была рада узнать, что дистанция эта не стала длиннее сегодня.
— Добрый день, Максим, — голос прозвучал вежливо, лишь с легким оттенком той самой дерзости, которой она дразнила его вчера в подсобке. — Хотела спросить, почему Яна сегодня не была на занятиях.
— О! Так вы звоните как строгая учительница, и мне стоит называть вас Елизаветой Николаевной?
Элиза почти наяву увидела ту самую улыбку, которая была на его лице, когда он спрашивал, зачем она носит очки. Кажется, его вчерашняя растерянность прошла, и он решил общаться с ней так же, как она с ним. Появилось навязчивое желание переиграть его, и Элиза тоже улыбнулась. Где там ваше больное место, Максим Васильев?
— Нет. — Теперь ее голос звучал строго и отстраненно. — Просто вчера я отменила факультатив и хотела дать ей материалы, которые обещала в прошлый раз. Она очень трепетно относится к изучению чешского языка. Не хотелось бы, чтобы она пострадала из-за того, что я променяла факультатив на обед с вами.
— Вот как? — Его тон тоже стал заметно холоднее. — Я думаю, не случится ничего страшного, если она получит эти материалы завтра.
— Вы говорите это как строгий отец, и мне стоит называть вас Максимом Александровичем? — уточнила она.
И вот теперь он наконец рассмеялся.
— Как вы смотрите на приглашение на ужин? — спросил Максим.
Ладони стали горячими, а сердце бухнулось о ребра, как у девчонки, которую впервые позвали на свидание. Играть на его территории показалось еще интереснее.
— Вы принесете Яне эти материалы, а за это я угощу вас своей фирменной рыбой с белым вином, — добавил Максим, видимо, приняв ее молчание за сомнение. — Яна сделает соус. Наверное. Не факт.