На пороге внезапно оказалась Вика. Страшно уставшая, растрепанная, как будто всю ночь разгружала вагоны с углем.
— Привет! — Не дожидаясь ответа, она ввалилась в квартиру, и Элизе пришлось посторониться. — У тебя кофе есть? А то я домой не дойду.
— Безусловно. Проходи.
Ей самой не помешает передышка. Пока Элиза варила кофе на двоих, Вика уселась за высокую барную стойку, без спроса открыла бутылку с водой и разом выпила половину.
— Боюсь спрашивать, откуда ты в таком виде, — хмыкнула Элиза, наблюдая за этой картиной.
— С работы, откуда ж еще. Просто треш какой-то, — пожаловалась Вика, приканчивая бутылку с водой. — Мало нам этого дурацкого пожара, так ночью все как сговорились: пять человек с ожогами по «скорой», трое сами. То кипяток на себя выльют, то с газовой плитой не справятся. Реанимация переполнена, всем резко стало плохо, поэтому даже самых тяжелых им не сплавишь. Мне кажется, если я сейчас не выпью кофе, я просто умру.
— Я этого не допущу, — улыбнулась Элиза, поставив перед ней чашку с дымящимся напитком, а сама села напротив, на всякий случай кинув в свой кофе два кусочка льда.
Пожалуй, Элиза еще никогда не видела подругу такой уставшей. Вика всегда была веселой, неунывающей, с каким-то невероятным блеском в глазах. Она могла находиться в пяти местах одновременно, заниматься десятью делами, не теряя при этом искренней улыбки. Сейчас же перед ней сидела уставшая женщина, которая словно силой заставляла себя находиться в сознании. Как будто не у нее одной ночь не задалась. Но Вика хотя бы понимала, что произошло, от чего так устала.
— До обеда посплю, а потом надо ужин приготовить, — вздохнула Вика, когда ее чашка наполовину опустела. — Костя обещал прийти.
Элиза выдохнула сквозь зубы. Сегодня у нее было достаточно паршивое настроение, чтобы не сдерживаться.
— А не обойдется твой Костя?
— Мы и так давно не виделись. С этими дурацкими убийствами он живет на работе.
— И пьет там же.
— Элиза, — в Викином тоне появились просительные нотки, — ну что ты опять?..
— Это не я опять, это ты опять. Только не начинай снова про свою несчастную судьбу, про то, как тебя никто не любил. Это не повод саму себя тоже не любить.
Вика угрюмо уставилась в чашку и промолчала. Элиза давно знала ее слезливую историю об отце, который был женат на другой, о матери, которая не уставала винить дочь в том, что ее любовник так и не бросил жену, но искренне не понимала, при чем тут алкоголик Костя и с какой стати Вика должна принести себя ему в жертву. Мужик хорошо устроился: звонит, когда хочет, обещает прийти и не приходит, даже, черт побери, замуж не зовет, чтобы наверняка удержать эту дурочку возле себя. А зачем? И так знает, что не уйдет. Будет вечно ждать с горячим ужином у домашнего очага.
— Давай я тебе убраться помогу, — предложила Вика, пока Элиза не продолжила ее отчитывать.
— Ты домой собиралась, спать, — напомнила Элиза.
— Сейчас все равно не усну. Нужно заняться чем-то монотонным.
Элиза знала эту особенность организма: когда слишком возбужден, уснуть не удастся, как бы сильно ни устал. Что-то успокаивающе-однообразное поможет выбросить из головы лишние мысли, и тогда уснуть будет проще. Уборки осталось не так много, как раз хватит для приведения нервов в порядок. Даже если Вика вдруг задремлет у нее на диване, Элиза просто укроет ее пледом, поэтому отказываться от помощи она не стала.
— Только дай мне одежду какую-нибудь сменную, а то ничего нет, — попросила Вика.
Они вдвоем прошли в спальню, и Элиза предложила ей свою рубашку. Худощавой Вике она оказалась немного велика, но для уборки в самый раз. Когда подруга сняла блузку, Элиза увидела на ее спине необычную родинку: две большие коричневые точки соединялись словно маленьким мостиком. Они никогда не ходили вместе в бассейн, не ездили на море, не раздевались друг перед другом, поэтому раньше Элиза ничего такого не замечала.
— Какая у тебя интересная родинка, — чужим голосом сказала она.
Вика обернулась, не сразу понимая, о чем идет речь, а затем повернулась спиной к зеркалу и вздохнула.
— Мама не уставала ею меня попрекать, говоря, что я даже мелочами в отца пошла.
Элиза ничего на это не ответила.
— Расскажи мне лучше, как прошло твое вчерашнее свидание, — усмехнулась Вика, уже стоя на стремянке, чтобы стереть пыль с верхних шкафчиков кухонного гарнитура, и поэтому глядя на Элизу сверху вниз.
— Это было не свидание, — пожала плечами та, старательно избегая смотреть на подругу. Ее вниманием целиком владел чайник, с которого следовало оттереть невидимые глазу пятна. — Просто ужин.
— Ну да, конечно. Просто ужин у него дома.
— Там была его дочь.
— Ох ты ж! — Вика даже руками всплеснула. — Вот так невезуха. Надо тебе было его к себе позвать. Мне Костя про него рассказывал, говорит, классный мужик, рукастый, умный. Возраст самое то: не юнец зеленый, но и не слишком стар для тебя. Ну а дочь что? Ей уже пятнадцать, еще пара лет — и укатит жить в другой город, мешать не будет.
— Ты так говоришь, как будто я за него замуж собираюсь, — хмыкнула Элиза.
— А почему бы и нет?
Элиза не удержалась, посмотрела на подругу. Почему-то нестерпимо захотелось увидеть удивление на ее лице, когда она узнает правду. И Элиза поддалась соблазну:
— Потому что я уже замужем.
Эффект оказался ожидаемым: Викины глаза округлились, став размером с пятикопеечную монетку, нижняя челюсть уехала вниз, а рука с зажатой тряпкой так и повисла в воздухе.
— Что?
— Тебя ведь саму как-то удивляла моя фамилия, — напомнила Элиза.
В больнице почему-то принято называть всех пациентов по фамилиям, поэтому, когда Элиза лежала в ожоговом отделении, а Вика впервые принесла ей таблетки, она, как и практически все в этом городе, ошиблась:
— Новикова!
— Новакова, — поправила ее Элиза.
Вика посмотрела в листок назначения, на секунду нахмурилась, а затем что-то исправила там ручкой.
— Странная у вас фамилия, вот даже врач ошибся, — сказала она, но больше к этому вопросу никогда не возвращалась.
А фамилия у Элизы была обычная, одна из самых распространенных в Чехии. Фамилия ее мужа. В девичестве-то она носила другую, более привычную для русского уха — Корнеева.
— Расскажи, — попросила Вика теперь, спускаясь со стремянки.
— Да что рассказывать? — пожала плечами Элиза. — Я вышла замуж примерно через полгода после того, как погибли мои родители.
— А почему вы не живете вместе?
— Потому что я сбежала от него. — Наверное, вчерашний разговор с Максимом всколыхнул воспоминания. Ему не рассказала, а Вике вот не удержалась. — Мы прожили вместе несколько лет, и, честно говоря, это были худшие годы в моей жизни.
— Он пил? — догадалась Вика. — Ты поэтому так не любишь алкоголиков?
Элиза кивнула. Она алкоголиков не просто не любила, она их искренне ненавидела.
— Пил, водил в мою квартиру странные компании, бил меня, выносил все, что плохо лежало, чтобы хватило денег на новую вечеринку.
— А почему ты не ушла от него?
Элиза с упреком посмотрела на подругу. Странно было слышать этот вопрос от Вики. Уж кто бы говорил! Правда, не ушла от мужа Элиза по одной простой причине: боялась его. Он был тем самым человеком, который видел, как она сожгла дом своего врага. Вместе с ним самим. Это получилось нечаянно, она не знала, что внутри кто-то есть, но какая разница, что она знала и чего не знала? Она — убийца. Муж напоминал ей об этом каждый день, не забывая добавлять, что на свободе она ровно столько, сколько он молчит. Поэтому ей лучше тоже молчать.
Теперь, когда она вырвалась из того кошмара, когда у нее новая жизнь, сознание начало проясняться. Элиза понимала, что он ничего не мог ей сделать. Доказательств у него не было, никаких улик она не оставила. Да и какие улики мог оставить человек, который с легкостью поджег дом, не подходя к нему ближе, чем на десять метров, только страстно пожелав этого? Но тогда она была совсем молоденькой девушкой, в одночасье оставшейся без тех, кто всегда контролировал и направлял ее жизнь. Растерявшейся от ненужной свободы, испуганной перспективой потерять привычную среду обитания. Ее было так легко сломать, и он сломал.
— Я ушла, — напомнила она Вике. — Когда мне появилось куда уйти. О том, что у меня есть в этом городке квартира, я узнала далеко не сразу. Но как только мне сказали, сбежала. Знаешь, что самое смешное? — Элиза усмехнулась, но по ее лицу Вика прекрасно видела, что на самом деле ей не смешно. — Он даже не узнал об этом. Я собрала самые необходимые вещи и убежала, когда его не было дома. Не удивлюсь, если он еще долго думал, что я вышла за хлебом и скоро вернусь. До тех пор, конечно, пока к нему не пришел адвокат и не выгнал его из моей квартиры. Теперь я сдаю ее через агентство, а что с моим мужем — понятия не имею.
— А почему ты с ним сейчас не разведешься? — сочувственно спросила Вика.
— Не знаю. Сначала боялась даже думать о том, чтобы как-то напомнить ему о себе. Потом, когда адвокат занялся квартирой, мне развод не нужен был. Да и сейчас не нужен. Я же не собираюсь замуж еще раз.
— Ох, бедная ты моя, — Вика слезла со стремянки и подошла к ней. Элиза вдруг поняла, что в глазах подруги наконец-то стала нормальной, такой, как все: не холодной стервой, поучающей ее жизни, хотя сама этой жизни и не видела. Такой, настоящей, где не все вокруг в розовых тонах, а желания исполняются по мановению волшебной палочки, где есть место ненависти, предательству и отчаянию. Она стала женщиной, которая тоже кое-что пережила. Элиза давно заметила, что в России почему-то именно такие женщины пользуются уважением и сочувствием. — Надо обязательно развестись. Тебе всего двадцать шесть, вся жизнь впереди. Вдруг ты скоро встретишь — или даже уже встретила — того, с кем захочешь связать свою жизнь?
— Опять ты за свое! — всплеснула руками Элиза, уже жалея о своей откровенности. — Я же тебе сказала, это даже не было свиданием!