Она подняла глаза, и ее взгляд умолял о прощении и понимании. Я была так зла, что перехватывало дыхание.
– Ты… несчастный сукин сын, ты с самого начала заставлял меня плясать под твою дудку, – гневно выдавила я.
– Я сделал это и буду делать снова и снова, чтобы защитить людей, которых люблю, – серьезно ответил Джексон.
Между нами повисла тишина, такая напряженная, что покашливание Миссис Грейсон прозвучало почти как удар хлыста.
– В это дело я не вмешиваюсь, – сказала она наконец. – Но я хочу, чтобы ты знала: я очень сожалею о ситуации, в которой ты сейчас находишься, Элис. В основном из-за проклятия Джексона.
Она уставилась на него строго, и парень упрямо сжал челюсти.
– Этого не должно было произойти, и мы не знаем, какие последствия повлечет за собой это колдовство. Но ты здесь, с нами и, несмотря ни на что, в безопасности. Мы – семья, и даже если ты сейчас не рада этому, теперь ты принадлежишь к нам. Джексон исправит свои ошибки.
– Я не уверена, что это возможно, – твердо произнесла я.
– Все возможно, – удивительно мягко сказала миссис Грейсон.
На ее губах заиграла грустная улыбка.
– Черный, белый – не настоящие цвета. Ты можешь оказаться тем разноцветным оттенком, которого до сих пор не хватало этой игре.
Я открыла рот, не зная, что еще могла сделать или сказать. Пожалуй, кроме как наорать на Джексона, надрать ему задницу, а после плакать во сне.
Миссис Грейсон, казалось, понимала, что этот день переполнил мой мозг. Она подала знак Изольде.
– Тебе дозволено свободно передвигаться по Сент-Беррингтону, Элис. Мы больше не будем удерживать тебя. Изольда переведет тебя в новую комнату. Дверь отныне не запирается, и Бастион, наконец, сможет перестать жаловаться, что ему приходится изображать няньку.
Изольда тут же вскочила и встала рядом со мной, однако не решаясь ко мне прикоснуться.
– Мы еще не закончили, – буркнул Джексон.
– Нет, закончили, – отмахнулась я и выбежала из комнаты.
Изольда последовала за мной. Черная Королева молча взяла на себя инициативу и повела меня этажом выше, в новую комнату. Мы вошли в помещение, небольшое, но с определенно более приятной обстановкой, чем моя прежняя клетка.
Пол был выложен приятно пахнущими старыми половицами, которые тихо поскрипывали при ходьбе. Имелись письменный стол и шкаф. Кровать была простой, но ее украшали разноцветное покрывало и мягкие подушки. Над ней висела невероятно красивая картина. Там был изображен ночной лес. Цвета были выдержаны в синем, золотом, фиолетовом, серебряном и черном тонах. Свет полной луны падал сквозь густую крышу из листьев, нарисованную с такой точностью, что, казалось, словно достаточно протянуть руку и прикоснешься к ней. Серебристый лунный свет заливал разбитую корону, лежащую на земле сиянием, будто кто-то уронил ее там. Картина была почти такой же широкой, как стена, и вставленной в золотую раму.
– Это стандартные комнаты для всех студентов Сент-Беррингтона. Мы бы сразу дали тебе ее, но…
– Эта картина, – прервала я ее.
– Что с ней?
– Она… очень красивая. Кто ее нарисовал?
На лице Изольды промелькнуло странное выражение.
– Джексон.
Я недоверчиво уставилась сначала на нее, потом снова на картину.
– Джексон умеет рисовать?
Изольда, улыбаясь, кивнула и наклонила голову.
– Он даже дал картине название.
– Какое?
– Ночь королей.
Грустно улыбнувшись, она повернулась, чтобы уйти.
– Надеюсь, ты хорошо выспишься, Элис. До завтра.
Я пробормотала ответ, дверь тихо закрылась за ней, и Иззи оставила меня наедине с моей усталостью и этой картиной.
Картиной Джексона.
Я легла на кровать и уставилась наверх. Внимательно следя за филигранными мазками, я искала то противное чувство неприязни, которое поднималось во мне всякий раз, когда я думала о Джексоне Сент-Беррингтоне. Но на этот раз чувство не появилось. Возможно, я была слишком измучена и не заметила его. Картина была простой и красивой. Но чем дольше я на нее смотрела, тем сильнее становилось ощущение, что я никогда не видела ничего более одинокого.
Мои веки отяжелели, и еще до того, как заметить это, я заснула под нарисованным звездным небом.
Второе:
Каждой стороне поочередно даются двадцать четыре часа, чтобы сделать один или несколько ходов в игре.
Все ходы делаются в соответствии с приказами соответствующего короля.
Инструкциям короля необходимо следовать в любом случае.
Глава 26
Черные и белые. Передо мной стояла доска, и фигуры на ней выглядели как забытые миниатюрные скульптуры, ожидающие, когда им скажут, что делать. Его рука была намного больше моей. Он передвинул Короля вперед. Он почти всегда ходил Королем, хотя так риск оказаться убитым был выше. Но я никогда не побеждала его в шахматах. Ни разу.
И в этот раз тоже. Его Король сделал ход вперед и оказался перед моим, еще ни разу не пошевелившимся.
– Шах, – удовлетворенно сказал он.
Я подняла глаза.
– Как ты это делаешь, Огастус? Мне кажется, что я не успеваю моргнуть, как твой Король уже стоит у моей двери.
Огастус рассмеялся. Он выглядел при этом совсем не так, как Чарльз. Жестче. Уголки его рта были опущены вниз, хотя он веселился. Как такая красота могла быть такой отвратительной? Когда он засмеялся, на меня пахнуло спиртным. Как обычно. Я почувствовала, как на моих бедрах пульсируют синяки.
Я ненавидела шахматы почти так же сильно, как ненавидела Огастуса Честерфилда. Но когда мы играли, он, по крайней мере, не бил меня. Тогда его ум был занят чем-то другим, не мной.
– Шах – это еще не конец, моя дорогая Мадлен. Если ты умеешь играть, шах – это только начало.
Начало. Я взяла свою Королеву и передвинула ее влево.
– Я хотела бы, чтобы была фигура, которая повернет судьбу, когда все уже кажется потерянным. Как джокер в карточной игре.
Огастус хрюкнул. Он постоянно хрюкал.
– Не будь смешной, Мадлен. Такой фигуры нет.
– А почему бы и нет?
– Потому что ее просто не существует, – раздраженно ответил он, убирая своего Короля и тем самым ставя под удар моего.
– Шах и мат.
Он выглядел таким довольным, каким обычно бывал, лишь поднимая руку, чтобы ударить меня.
– Я хочу Джокера, – прошептала я, глядя на опрокинутые фигуры на шахматной доске.
Осторожный стук пробудил меня от очередного смутного сна. Я ничего не сказала, только открыла один глаз и наблюдала, как кто-то толкнул дверь, раскрыл ее и вошел.
– Хокинс? – спросила я, зевая.
Блеснули белые зубы, и он усмехнулся.
– Ты проснулась?
– Нет, я разговариваю во сне. Который час?
– Вечер. После такого жестокого потрясения ты полтора дня спала, как мертвая, и я должен был проверить, жива ли ты.
– Как видишь, да.
– Хорошо, тогда одевайся. Мы отправляемся на экскурсию.
Стопка одежды приземлилась на кровать. Озадаченная, я подняла ее и увидела разные части черной школьной формы.
– Что мы будем делать?
– Пришло время, чтобы кто-то показал тебе, какой эта игра может быть забавной. Не все настолько ужасно, даже если так кажется. Кроме того, я считаю, что тебе необходимо немного отвлечься, разве нет? – спросил он, улыбаясь.
– Я… ты хочешь тусоваться со мной? Серьезно?
– Кто-то же должен компенсировать ужасное впечатление, которое у тебя создалось от Сент-Беррингтона, – сказал он. Это прозвучало как шутка, но в его глазах виделась озабоченность. – Ты не обязана со мной идти, но если не против, я подожду тебя в коридоре, – сказал он, закрывая за собой дверь.
Я проснулась мгновенно. Свесив ноги с кровати, увидела, как снаружи только что зашло солнце. Так что мы отправимся куда-то ночью. Мое сердце бешено забилось.
Серьезно? Я выйду отсюда? Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
Когда я одевалась, мой взгляд неизбежно возвращался к метке, которую Джексон оставил на мне. Отпечаток его руки потемнел и выглядел почти как след сажи на моей коже. Я сглотнула тошноту и поспешила надеть форму. К счастью, в Сент-Беррингтоне кроме короткой юбки и гольфов, очевидно, можно было носить и черные джинсы.
Я выскользнула из комнаты и увидела Хокинса, прислонившегося к стене напротив и державшего контейнер с сэндвичем. В другой руке был апельсиновый сок.
– Завтрак вместо ужина? – предложил он.
Мой желудок урчал. Тем не менее я колебалась.
– Почему ты вообще хочешь общаться со мной?
– А почему я не должен этого хотеть?
– Я не из ваших, – напомнила я ему. – Ты меня не знаешь. Я тебя не знаю. Не боишься, что я что-нибудь с тобой сделаю?
Он серьезно посмотрел на меня.
– Ты собираешься что-то сделать со мной? – спросил он наконец.
Я изучающе разглядывала его.
– Только если ты вынудишь меня.
– Чего я делать не собираюсь. И с обратной стороны надеюсь на то же самое. Рассматривай это как бонус доверия. Ты идешь или предпочтешь остаться здесь?
Я посмотрела сначала на него, потом на завтрак, который он мне принес.
– Я пойду с тобой.
Хокинс наградил меня легкой улыбкой. Плечом к плечу мы шли по проходу, пока я доставала сэндвич и жадно глотала его на ходу.
Внизу, в общей комнате, стояли сестра Бастиона Эмбер, Перо и Кит вместе с несколькими черными игроками, которых я еще не знала. Я остановилась в смущении, почти ожидая, что все тут же поднимут тревогу, поскольку я снова вышла из комнаты.
– Эй, народ, вы все еще обсуждаете расписание на сегодняшний вечер? – добродушно спросил Хок.
– Да, но не при ней, – агрессивно сказала Эмбер, вставая перед доской, на которой они только что писали.
Первым инстинктивным движением было уйти, но меня удержал Хок, который невозмутимо смотрел на Эмбер.