Халид растекся по другую сторону огромного резного стола. Он грузный, весом под двести килограмм, и бисеринки не по сезону выступившего пота скатываются по его бороде, пока он изучает оба телефона Ноя. В течение нескольких мучительных минут он не произносит ни слова.
Ной тоже сел, но его черные ботинки выбивают беспорядочную дробь, и ему приходится упереться руками в колени, чтобы прижать ноги к полу. Он физически ощущает, как время тает, и каждая проходящая секунда кажется ему еще одним упущенным шансом. Ему надо бы броситься на поиски, вместо этого он торчит здесь внизу, в здании, которое презирает, ожидая, когда его старый знакомый, его периодический работодатель, примет решение.
Ной скрашивает ожидание, разглядывая обстановку, его взгляд скользит от гигантского неприступного сейфа к главному украшению комнаты — АК-47, старому советскому оружию, висящему на стене.
— Он настоящий, — говорит Халид. — «Калашников». Помнишь, как я мечтал о таком, когда мы были маленькими?
— Да, — отвечает Ной, без особого интереса вспоминая, что когда они были маленькими — Халид был лет на десять старше него, но всегда околачивался поблизости. Они много о чем мечтали.
— Он побывал на Балканских войнах в девяностых, — продолжает Халид. — Каких историй он мог бы порассказать!
— Да, — повторяет Ной, рассматривая оружие с каким-то неясным отвращением. Ему вспоминаются теракты в Париже и та жуткая ночь в Bataclan; его город в трауре и последовавшие месяцы обострившихся предубеждений; для человека его происхождения внезапно оказалось трудно найти работу. Разве не это положило начало еще одному криминальному этапу в его жизни? Так и есть, но перед ним стоял выбор: либо продавать товар на улицах, либо жить в подворотне, когда его вышвырнут, — именно так Ной говорил себе и тогда, и сейчас.
Конечно, он до сих пор помнит тот вечер, когда ему подарили шестизарядную пушку из обширной коллекции Халида. MR73, тот, что на вооружении у GIGN, — французский ответ знаменитому американскому спецназу. Три года назад после того, как у него пытались отобрать товар, угрожая ножом, долгое время он таскал эту пушку с собой, как в каком-нибудь фильме Трюффо или Годара, — важный, романтичный, неприкасаемый. Этот трепет продлился недолго, так же, как и другие, что он испытал в свои двадцать, но с револьвером он не расставался. Он решил, что лучше быть вооруженным бандитом, чем мертвым пацифистом, несмотря на то, что никогда не стрелял, если не считать нескольких пустых стеклянных бутылок. Когда Ной завязал с распространением, Халид не попросил его вернуть пушку, как будто знал, что перерыв, как и во все предыдущие разы, будет коротким, и оказался прав.
Сейчас револьвер находится на хранении у третьего человека в этой комнате — невысокой немногословной фигуры, стоящей за левым плечом Халида. Это был Виктор. Ной с ним почти не знаком, потому что нечасто заходит в клуб, но в курсе, какая роль ему отведена. Он натуральная карикатура на сурового восточного крутого парня. Мышцы. Он забрал пушку — временно, по его словам, — пока Ной не успокоится. Ной сомневается, что это произойдет в ближайшее время, но, по крайней мере, осознает, насколько безумен его вид, и всеми силами сдерживается. Халид друг, но такого рода друзей лучше не пугать.
Халид шумно выдыхает и почесывает бороду.
— До того, как ты ушел вечером, ее поведение не показалось необычным?
— Она казалась… — Ной судорожно сглотнул. — Счастливой. Самой собой.
— И ты никому не переходил дорогу?
— Я вернулся всего на несколько ночей. И не высовывался. Как всегда.
Халид кивает, внимательно следя за ним.
— А это имя, Игрок 4, ни о чем тебе не говорит? Ты не играл во что-нибудь на стороне, Ной? За последний год мы не часто тебя видели…
Ной чувствует жар на щеках.
— Нет, клянусь Богом, я понятия не имею, что это значит. Все это! Как я уже говорил тебе, она не появилась в баре «У Гарри», так что я позвонил тебе с рабочего телефона, он новый, отследить его нельзя, я купил его буквально на прошлой неделе. Я использовал его, чтобы зайти на этот веб-сайт, только это был не совсем сайт. В сообщении было сказано «Игрок 4 вступил в игру», но оно тут же исчезло. Я его не удалял, и все выглядело так, будто его вообще не было. Должно быть, сам сайт что-то сделал с телефоном. Как-то заразил его. Подключился к нему. Это было двадцать минут назад. А сейчас…
— А сейчас вот это, — заканчивает за него Халид, постучав по экрану телефона, на котором все еще светится последнее сообщение.
— Да, — вздыхает Ной. — Это.
Со своего места ему виден экран, хоть и вверх тормашками. На нем все так же висит сообщение, которое не исчезает, даже когда экран заблокирован. На этот раз в черном ящике находится приглашение, какой-то неизвестный ему код из букв и цифр. Под ним — циферблат электронных часов, идущих в обратном направлении. Таймер. Такие бывают на бомбе.
ПРИХОДИ И СЫГРАЙ.
HD7 6UZ 17:48:59
Виктор, из-за спины Халида наблюдавший за телефонами, подает голос:
— Ной, что за дела у тебя с англичанами?
— Англичанами? — пожимает плечами Ной. — Какими еще англичанами?
Мужчины по другую сторону обмениваются взглядами, которые трудно понять.
— Это… приглашение, — медленно произносит Виктор, — я полагаю, это английский почтовый индекс. Координаты.
Желудок у Ноя сжимается.
— Нет. В этом нет никакого смысла.
— Думаю, это там, — возражает Виктор. — Я провел пару лет в Англии.
— Англия? — с интересом спрашивает Халид. — Кто нам известен с тамошними связями? Корсиканцы? Определенно не те гаденыши в девятнадцатом.
— Нет, — говорит Виктор. — Сомневаюсь. Может, цыгане, но…
Халид качает головой.
— Это не их стиль, хотя они уже не раз пытались нас запугать.
— Цыгане, — повторяет шепотом Ной, сжимая кулаки. Какое-то время недалеко от его квартиры на полукилометре заброшенной железной дороги Petite Ceinture в импровизированных трущобах из брезента и фанеры ютились сотни кочевников. Полиция в конце концов уничтожила тот цыганский табор, его обитатели разбрелись по всему центру Парижа, и за прошедшие с тех пор годы цыгане стали костью в горле для криминального мира города. У Ноя, самого выросшего в трущобах магрибов, было двойственное отношение к этим людям. Точнее, двойственное до настоящего момента. Сейчас он готов поджечь Париж да и весь континент, если придется.
— Мы должны что-нибудь сделать! — внезапно кричит он. — Надо действовать немедленно, нанести им удар! Мы должны их найти и…
Халид поднимает руку, прерывая его.
— Друг мой, я понимаю, как ты расстроен, и я дал задание нашим людям искать, но последнее, что нам нужно, это превратить этот город в зону боевых действий. Прежде мы должны удостовериться.
Ной бормочет себе под нос что-то неразборчивое, а Халид снова обращается взглядом к фотографии Софии — Софии с мешком на голове, Софии похищенной — на первом телефоне Ноя.
— Эстонская модель, — задумчиво произносит Халид. — Ее могли похитить для… — Он мрачно смотрит на Виктора, без слов заканчивая фразу.
— Красивая девочка, — со всей серьезностью произносит Виктор. — Это возможно.
— Что возможно? — спрашивает Ной, и вдруг до него доходит, и ему приходится с силой выталкивать из себя слова, будто ворочая камень во рту. — Вы имеете виду торговлю людьми? Думаете, ее везут через Ла-Манш?
— Все возможно, — кивает Халид, — хотя это не объясняет ни этой игры, ни того, зачем им ты понадобился.
— Ради выкупа, — предполагает Виктор. — Это место могло быть выбрано для передачи, где, как они знают, он будет один, без поддержки. Куда мы не сможем его сопровождать.
— Я на мели, — стонет Ной. — Я зарабатываю на свадьбу. У меня нет ничего. — Он заламывает руки. — Если до этого дойдет, ты поможешь мне? Одолжишь мне денег?
Воцаряется тяжелая жуткая тишина.
— Ной… — Халид, похоже, начинает тщательно подбирать слова. — Тридцать лет ты был мне как брат.
— Да. Так будь братом и сейчас.
Виктор удивленно приподнимает брови, явно не привыкший слышать такой тон. Халид не огрызается и медленно продолжает:
— Если мы заплатим за эту девушку…
— Мою невесту.
— Да. Если мы заплатим, то только создадим стимул для любого другого, кто захочет навредить нашему бизнесу в будущем. Ты это понимаешь?
Ной понимает одно: ему сейчас плевать на бизнес Халида.
— Значит так. Мы сыграем, но на моих условиях. Мы найдем их первыми. Они говорят, что следят за мной. Существует ли способ обратить это вспять? Если они видят меня, как мне увидеть их?
— Я не знаю, — признается Халид, откидываясь на спинку кресла и отворачиваясь от двух телефонов. — Если любой из телефонов прослушивается, значит ли это, что они сейчас нас слышат? Или видят? Как считаешь, Виктор?
Виктор наклоняется, заглядывая через его плечо в объективы фронтальных камер, как будто хочет обнаружить кого-то, кто смотрит на него с той стороны.
— Не думаю. Сюда не проходит никакой сигнал, к которому они могли бы подключиться, даже если бы попытались. Пока мы в подвале, я полагаю, мы в безопасности.
— Хорошо, — кивает Халид. — Ной, пока ты должен дать нам заняться этим делом. Как только получим ответы, мы сможем заново оценить ситуацию и…
— Нет. Если они везут Софию в Англию, я еду в Англию. С деньгами или без, я уезжаю сегодня же. Я буду там, когда таймер досчитает до нуля. Только у меня нет паспорта…
— Ной…
— Ты можешь меня доставить туда, ведь так? По крайней мере, в Англию. Ты можешь переправить меня по воде?
Прищурившись, Халид колеблется.
— Это плохая идея, вот увидишь. Ничего хорошего не выйдет, если плясать под их дудку и играть в эту игру.
— Соглашусь, — добавляет Виктор. — В Париже ты в большей безопасности.
— А как же София? — Ной чувствует, как срывается голос. — Она будет в большей безопасности, если я останусь в Париже? Халид, пожалуйста. За всю свою жизнь я никогда ни о чем тебя не просил. София — все для меня. Она моя семья. Мой мир. Прошу тебя.