ВЕРНУСЬ ЧЕРЕЗ 20 МИНУТ!
Ей хочется закричать. Она с отчаянием оглядывается по сторонам.
— Почему ты не оставил номер телефона? — спрашивает она у пустой дороги. — Да что с тобой не так?!
Той рукой, которой, как это ни смешно, все еще держит дракончика за лапу, она проверяет таймер на своем телефоне: осталось четыре с небольшим часа.
Если фургон стоит здесь уже восемнадцать минут, она может подождать.
С другой стороны, если он здесь всего пару минут, то… Она сует телефон в карман и смотрит на передний бампер фургона. Между ним и машиной впереди чуть меньше полуметра, и это бесит, потому что если бы водитель немного сдвинулся, она бы смогла втиснуться в этот зазор со своим «БМВ».
Подождав столько, сколько смогла — около двенадцати секунд, она лезет под пальто, автоматически находит на разгрузочном ремне нужную петлю, достает свою складную дубинку. Так и не выпуская дракончика из руки, другой рукой разворачивает оружие на всю длину и с легкостью разбивает стекло со стороны водителя. Срабатывает сигнализация, но она не оглядывается, чтобы посмотреть, не видит ли ее кто-нибудь. Как ни в чем ни бывало Линда отщелкивает замок, открывает дверь, наклонившись внутрь, отпускает ручной тормоз. Дорога идет под небольшой уклон, достаточный, чтобы гравитация сделала свое дело, и фургон врезается в стоящую впереди машину.
Линда садится в свою машину и заводит двигатель. Мягкая игрушка — когда-то любимая игрушка ее дочери — лежит на пассажирском сиденье. Линда смотрит на нее, сдавая задним ходом.
— Ты ведь знаешь, что мы собираемся сделать, правда? — И отвечает сама себе тем высоким скрипучим голосом, который не использовала уже много лет; голосом, который неизменно вызывал у Алиссы смех, — голосом Дракоши.
— Мы заплюем их огнем, — говорит Дракоша, и по щеке Линды скатывается слеза. — Мы найдем виновных и сожжем их всех.
— Это точно, — отвечает Линда, слизывает с верхней губы слезу и протискивается на своей машине через узкий проход в конце подъездной дорожки. — Сожжем их всех.
Сигнализация продолжает вопить, возмущенный рабочий в каске бежит по тротуару к своему фургону, размахивая руками и вопя, чтобы женщина остановилась, но она на него даже не смотрит.
27Первый игрок
В международном аэропорту Миннеаполис-Сент-Пол полно часов, и кажется, что все они слишком медленно идут.
Мэгги допивает свое пиво и жестом заказывает еще одно. Пиво проскользнуло на удивление легко. Бургер остался нетронутым. Она подносит его ко рту и пытается откусить кусочек. Он все еще теплый, по вкусу примерно такой же аппетитный, как пепел во рту, но ее телу нужно хоть что-то. Она чувствует слабость, и от одного пива — единственное, что она выпила с тех пор, как проснулась этим утром с легким похмельем, — сейчас уже голова идет кругом. Мысли путаются.
Она сидит в баре, который задумывался как открытое патио с видом на аэропорт. Над ее столиком торчит зонтик, закрывающий ее только от света потолочных ламп. Оба телефона лежат на столе рядом. Отсюда открывается хороший обзор на терминал. К сожалению, этот обзор работает и в обратную сторону. Вокруг полно мужчин и женщин в синей униформе, и ей все время кажется, что они смотрят прямо на нее, готовые в любой момент выстрелить. Сотрудники транспортной безопасности не носят оружие. Но носят полицейские и федеральные маршалы[15] под прикрытием, и она никак не может выбросить этот факт из головы.
Она заказала билеты по телефону, несмотря на то, что сидела в это время на скамейке у дверей здания аэропорта. Могла бы купить их на стойке «Дельты», но не решилась подойти с паспортом на одно имя и с кредитной картой на другое. Она потела все время, пока проходила досмотр с единственным предметом багажа — пакет из «Таргета», в которой лежал только ее старый халат. Лишь пройдя контроль и оказавшись внутри терминала, Мэгги поняла, что так и таскает с собой пакет, и выбросила его в мусорку.
Билеты обошлись в тысячу долларов. Одна тысяча долларов. На карте почти пусто.
Чтобы без визы въехать в Великобританию, североамериканцы должны забронировать обратный рейс в течение шести месяцев. Поскольку Мэгги должна быть в Англии завтра поздно вечером — во вторник по Гринвичу, самый ранний обратный рейс, на который она может купить билет, вылетает из Манчестера только в полдень в среду. Два дня. Джексон будет у кого-то с вечера воскресенья до вечера среды, а Мэгги будет на другом конце света. Она задумалась, могут ли Джексона везти в тот же пункт назначения в Англии, но это кажется маловероятным без паспорта. Вот только во время полета Мэгги останется без связи больше восьми часов. За это время может случиться все что угодно.
Кормят ли его? Остался ли он один? Не делают ли они ему больно? Получить ответы на эти вопросы невозможно. Приходится только следовать правилам.
Она сидит, ожидая, когда начнется посадка на рейс; когда ее сестра вызовет копов; когда придет новое сообщение с требованием раздеться догола посреди аэропорта, или крикнуть, что у нее бомба, или выхватить пистолет из кобуры проходящего мимо полицейского и размахивать им в воздухе, пока ее не пристрелят. Почему нет? В конце концов, это просто игра.
Очередное пиво появляется на ее столе, заставляя ее вздрогнуть от неожиданности.
— Вот черт! Простите, — говорит официант. — Не хотел вас напугать.
— Пустяки.
Он примерно ее возраста, этот официант, может, на пару лет старше, полненький, с хвостиком. Он переводит взгляд с ее лица на нетронутую еду и обратно.
— Что-то не так с бургером?
— Нет. Нет, все в порядке.
Он понимающе кивает.
— Нервничаете перед полетом?
— Точно.
Официант улыбается, глядя на нее, как сорока на блестяшку.
— Не переживайте. Еще пара бокалов, и отпустит.
— Уверена, так и будет. — Мэгги задумывается, не улыбнуться ли в ответ, но это ей кажется отвратительным, потому она не заморачивается, а вместо этого делает еще глоток пива.
Официант мешкает. Он маячит возле столика, пристально вглядываясь в ее лицо.
— Э-э, не сочтите за грубость, но… Мы случайно не встречались? Ваше лицо мне кажется знакомым.
— Нет, — вылетает как пуля, как внезапный удар, ответ, который она привыкла давать многие годы. — Нет, я так не думаю.
— Правда? — Он продолжает стоять, держа пустой поднос. — Вы никогда не снимались на телевидении? Вы кажетесь мне ужасно знакомой.
— Наверное, просто похожа на кого-то. — Она ловит себя на том, что дергает прядь волос — старая дурная привычка, и усилием воли останавливает себя. Мэгги собирается сказать ему, чтобы проваливал, но тут ее айфон на столе начинает вибрировать. Она даже благодарна ему за то, что их прервали. — Прошу прощения, мне нужно прочитать сообщение. Не возражаете?
— Нет, конечно. Просто позовите, если еще что-то понадобится, ладно?
— Конечно, — отвечает она, уже зная, что допьет как можно скорее свое пиво, расплатится — без чаевых — и уберется отсюда к чертовой матери. Она дожидается, чтобы он отошел, прежде чем взглянуть на сообщение.
Оно от Кэролайн. Это, конечно, неизбежность, то, с чем Мэгги рано или поздно пришлось бы столкнуться, но от этого понимания она не чувствует себя ни более подготовленной, ни менее виноватой.
«Привет, Мэг, все нормально? Мы должны быть через полчаса, хорошо?»
Дрожащими руками Мэгги набирает ответ:
«Все ок. Скоро поговор.»
Вот только все, что они обнаружат через полчаса, — это пустая квартира и, вполне возможно, полицейское оцепление. Да они с ума сойдут.
Мэгги вспомнила, как в первый раз увидела Кэролайн Тейлор.
Мэгги было шестнадцать. Кэролайн и Шону обоим по тридцать одному. Они показались ей замечательными и жили в самом большом доме, в котором Мэгги когда-либо была.
Она помнит, как сидела на веранде и любовалась ухоженным садом и частным теннисным кортом за ним. Шон и Кэролайн, молодые ортодонты, сидели по другую сторону стола в тени. Рядом с Мэгги — ее посредник, Диана, женщина лет шестидесяти, работающая в агентстве.
Поначалу говорила в основном Диана:
— Как вы знаете, закон устанавливает для матери после рождения ребенка срок в тридцать дней для принятия решения. До этого момента ничего окончательно не утверждено, хотя Мэгги может сразу отдать вам ребенка, если захочет. Вы успели ознакомиться с личным планом Мэгги по усыновлению и знаете, что она выбрала полуоткрытое усыновление. Это означает, что она имеет право на письма, фотографии и общение, если захочет. Существует соглашение о контактах после усыновления, которое мы можем составить в присутствии адвоката, хотя должна сразу вам сказать, что в штате Миннесота они почти не имеют юридической силы. Насколько я понимаю, обе стороны придерживаются одной позиции в отношении переписки?
— Безусловно, — ответил Шон. — Мы бы хотели, чтобы для ребенка это было максимально прозрачно. Меня самого усыновили, и мои родители приложили неимоверные усилия, чтобы скрыть это от меня. До двадцати лет я даже не догадывался об этом. С самого начала, как мы с женой приняли это решение, мы договорились, что биологическая мать должна быть вовлечена в воспитание с первого дня.
— Если ты захочешь, — быстро добавила Кэролайн.
— Да, конечно, — согласился Шон. — Только от тебя зависит, в какой степени ты захочешь участвовать.
Мэгги опустила взгляд вниз на свое оплывающее тело.
— Я думаю… это было бы круто…
Тейлоры тоже уставились туда, в их глазах читалось отчаяние, тоска, чуть ли не голод, и Мэгги застегнула бы кофточку на себе, если бы могла соединить пуговицы. Ей оставалось доходить всего пару месяцев, но она с каждым днем становилась все больше, а так надеялась, что не придется покупать новую одежду до последнего триместра. Она ошибалась.
Кэролайн, должно быть, почувствовала ее неловкость, потому что отвела взгляд от ее живота и смущенно хохотнула: