ьскую дверь, когда Бретт ловит ее за руку:
— Подожди! Она может быть, ну ты понимаешь… заминирована.
— Заминирована?
— Он прав, — соглашается Сара. — От этих людей можно чего угодно ожидать.
Линда забирает ключ у Мэгги и открывает дверцу прежде, чем они успевают ее остановить. Ничего не взрывается.
— Все в порядке, — сообщает она. — Теперь где-то здесь должна быть инструкция. Карта. Помогите мне найти.
Остальные светят фонариками телефонов внутрь машины. Ной обходит автомобиль, и, потянувшись, Линда открывает для него пассажирскую дверь. Он наклоняется и обыскивает бардачок.
— Есть! — Он вытаскивает экран с клубком проводов.
— Спутниковый навигатор? Давай сюда.
Это старая модель, в руках Линды он немного дребезжит, когда включается.
— Здесь координаты, — бормочет она, изучая экран. — Долгота и широта.
— Как далеко? — спрашивает Сара.
— Далеко. Почти пять часов пути.
Сара издает короткий сдавленный писк.
— Кто поведет?
Ной обходит машину, возвращаясь на их сторону, и щелчком отбрасывает окурок в слякоть.
— Не ты. Точно не с такими ногами. — Он протягивает руку за ключом, ловя ладонью снежинки. — Я могу повести.
Линда едва не рассмеялась.
— В такую погоду? Я так не думаю.
— Она дело говорит, — вмешивается Бретт. — У тебя хотя бы права есть?
Ной бросает на него хмурый взгляд.
— Ладно, герой. Почему бы тебе самому не сесть за руль?
Бретт открывает рот, на лице его появляется пристыженное, оскорбленное выражение. Он заглядывает в машину и качает головой.
— Я не умею водить механику.
— Механику?
— Механическая коробка передач, — поясняет Мэгги. — Я тоже не умею.
— Вот именно, — нетерпеливо говорит Линда. — Похоже, кроме меня, некому.
Друг за другом раздаются вибрации, и все тянутся к своим телефонам. Однако три молчат. Только на те, что принадлежат Мэгги и Ною, приходят сообщения.
— Мне ничего не пришло. — Бретт поднимает повыше одноразовый телефон, чтобы поймать сигнал.
— Мне тоже! — с тревогой произносит Сара. — Что там? Что они говорят?
Мэгги с Ноем обмениваются неловкими взглядами, и Мэгги читает на разбитом экране:
— «Отличная работа, игроки Первый и Четвертый. Вы вместе стали победителями предыдущего раунда. Вы оба получаете приз…» — Она поднимает голову, уставившись в темноту широко распахнутыми глазами. — Вот и все.
— Oui. У меня то же самое.
— Что за приз? — спрашивает Бретт. — Какого черта?
Мэгги облизывает губы.
— Понятия не имею.
Тяжело дыша, Сара прижимается спиной к машине.
— Если вы что-то выиграли за то, что пришли первыми, то я что-то теряю за то, что была последней?
— Нет! — вопит Бретт. — Это нечестно! Они вышли из энд-зоны, а это значит, что я был первым, и если уж кто-то выберется из этого дерьма, то это должен быть я! — Он прижимает телефон к губам и кричит в него как в жестяную кружку на веревочке. — Вы слышите меня? Они покинули зону! Это гребаный штраф!
Сара смотрит на свой телефон, как будто тот вот-вот взорвется у нее в руках.
— Что я теряю? Что я теряю? О боже!
Прежде чем кто-либо успевает дать ей ответ, телефоны Ноя и Мэгги выделывают невероятный трюк, отчего все замолкают. Они начинают звонить.
— Это видеозвонок, — выдыхает Мэгги. — Что мне делать?
— Ответь, — велит Линда, в то время как желудок у нее сжимается.
Ной уже ответил и, спотыкаясь, отходит от группы в черную траву. А то, что происходит в следующие тридцать секунд, — это головокружительный хаос.
— София? София!
За его спиной:
— Джексон! О мой бог, Джексон!
— Ной? — Растерянный женский голос из телефона Ноя звучит по громкой связи, как будто из стеклянной бутылки.
Справа от Линды голос мальчика, маленького и настолько испуганного, что его можно принять за девочку.
— Мэгги, это ты?
Голос Ноя, говорящего по-английски, звучит сдавленно:
— София, кто тебя похитил? Они тебе сделали что-нибудь? Где ты? Ты узнаешь что-нибудь? Что случилось?
Взгляд Линды мечется между ними двумя, самыми юными, и она чувствует подступающую тошноту, которая разрывает ее от неприкрытой зависти. Это она должна была разговаривать с Алиссой и прямо сейчас готова причинить боль любому из них за один-единственный разговор со своей дочерью. Она понимает, что в этом и есть смысл награды: дать им надежду, сломать их добротой, поманив пряником — в конце концов, хорошие собачки получают вкусняшку, — но ей плевать. Она готова на все, чтобы голос Алиссы зазвучал из молчащего телефона, и она видит такое же страдание на лицах Бретта и Сары.
— Я приду, малыш, — твердо произносит Мэгги. — Все будет хорошо!
— Ной, — из телефона слева, — у них оружие. Они пока ничего мне не сделали, но сказали… Они сказали, что убьют меня, если ты… если ты… мне так страшно.
— Никто тебя не убьет! Ты только держись, ладно? Мы поженимся, и все это останется в прошлом…
Мимо проезжает грузовик, еще больше забрызгивая слякотью парковочный карман.
— Извини, — говорит малыш Джексон. — У меня случилась неприятность. Я не думал…
— Джексон, не говори глупостей. Просто делай все, что они говорят, и я приду за тобой, я…
Из телефона слева доносится лепет, восточноевропейское невнятное бормотание.
— София? София, останься со мной! — Звонок прерывается, и Ной еще раз выкрикивает ее имя.
Разговор Мэгги длится еще минуту или две, и им ничего не остается, как стоять и слушать, как плачет маленький мальчик на другом конце света.
— Мэгги, пожалуйста, я хочу домой.
— Я знаю, малыш. Я знаю, и ты очень скоро будешь дома.
— Где мои мама и папа? Я хочу к маме и папе. Пожалуйста, я просто хочу к маме и…
Телефон Мэгги щелкает, замолкает, и темнота возвращается на обочину.
45Первый игрок
До конца маршрута оставалось больше двухсот миль, а атмосфера в машине накалилась до предела.
Сара сидит впереди из-за боли в ногах, а Ной, Бретт и Мэгги прячутся сзади. Мэгги не в восторге от этого, но плюс по крайней мере в тепле от тел рядом. Пассажиры вымокли, печка в машине не работает, и в отсыревшем салоне холодно. Здесь воняет заплесневелым хлебом или поганками под гниющим деревом, а пружины впиваются ей в бедра.
Они в пути почти час. Напряжение, десятикратно усиленное физическим дискомфортом, становится невыносимым. Мэгги больше не может этого терпеть.
— Слушайте, если кто-нибудь хочет мне что-то сказать, пусть выскажется.
Ей кажется, они не ответят, но к ее удивлению, подает голос Сара.
— Ты соврала. — Она не поворачивается к ней. — Мы все слышали телефонный разговор. Он, — говорит она, имея в виду Ноя, — меня почти не удивил. Он никогда ничего особо и не говорил. Но ты… ты делаешь вид, будто знаешь, через что мы проходим. Как будто знаешь, каково это, когда у тебя похищают ребенка. Но ты не знаешь. Я просто считаю, что это дерьмовый поступок, вот и все.
Все то раздражение, что копилось в Мэгги, выливается во вспышку ярости.
— Джексон — мой сын! Я вынашивала его девять месяцев, и я родила его. Он мой!
— Мы этого не знаем, — вмешивается Бретт. — Мы все слышали, как он просился к маме и папе.
Мэгги делает движение, как будто хочет отойти от него, но она зажата между его правым плечом и дверцей, и ей ничего не остается, как только рычать в его сторону.
— Вы ни черта обо мне не знаете! Ни один из вас! Как вы смеете меня осуждать?
— Никто тебя не осуждает, — успокаивает Линда, — но согласись: если посмотреть со стороны, не кажется, что ты была с с нами честна. Так Джексон твой сын или нет?
— Я не обязана вам ничего объяснять, — отрезает Мэгги, и между ними вновь воцаряется молчание.
Следовало бы догадаться, что в такой момент Джексон захочет быть со своими приемными родителями, со своими ближайшими родственниками, но его слова после всего того, через что Мэгги пришлось пройти, режут ее, как осколком разбитой бутылки, и боль проникает все глубже. Она прижимается правым виском к холодному дребезжащему стеклу и смотрит в темноту.
— Мне было шестнадцать, когда я забеременела, — тихо признается она. — Они не могли иметь детей. Шон и Кэролайн. Это… родители Джексона. Не знаю, сколько попыток они предприняли, но одну процедуру усыновления они уже точно прошли, только в последний момент биологическая мать передумала. Они уже купили полный набор новорожденного, когда узнали об этом. Можете себе представить, каково это?
— Да, — кивает Сара. — Я могу представить.
— Вскоре после того, как я забеременела, мне пришлось бросить школу, — продолжает Мэгги. — Моя беременность была… — Глубокий, судорожный вздох. — Скажем так, она стала достоянием общественности. Я получила столько оскорблений, что мне пришлось удалиться из всех соцсетей. Мне слали сообщения, обзывали меня шлюхой и проституткой, советовали мне покончить с собой. Отец выгнал меня из дома. Долгое время моя семья ничего не хотела обо мне знать. Я познакомилась с Шоном и Кэролайн через агентство, и они покрыли мои расходы на жизнь в обмен на соглашение об усыновлении. Я переехала в эту дерьмовую однокомнатную квартирку в центре соседнего Сент-Пола. Я осталась без друзей. Мне даже поговорить не с кем.
— Мэгги… — Это Ной, и до нее доходит, что она впервые слышит свое имя, произнесенное с акцентом, и поэтому оно так красиво звучит. — Ты ничего нам не должна.
Она продолжает, вытирая глаза тыльной стороной ладони:
— Многие женщины скажут, что беременность — счастливейшее время в их жизни или что-то в том же духе, и возможно, у вас, дамы, так и было, но я должна признаться, что моя была отвратительной. Большую часть беременности меня тошнило и шатало. Руки так распухли, что мне снилось, будто они лопаются, как перчатки. Я не понимала, какого черта делаю. Когда начались роды, моя мама так и не появилась. Со мной были Шон и Кэролайн, эти двое незнакомцев, которых я выбрала по брошюре. Ему понадобилось восемнадцать часов, чтобы появиться на свет. К концу я уже стояла на карачках и могла поклясться, что мои внутренности выпотрошили крючком. Серьезно, я никогда не была так уж религиозна, но помню, что вспомнила о Боге — этом разгневанном, рассерженном ветхозаветном Боге — и о том, как я была наказана за то, каким образом туда попала. Это был чертов цирк. Кэролайн держала мою левую руку, а ее муж — правую. Они сжимали их так, как должен был делать отец ребенка… — Она улыбается, качая головой со странной печальной смесью счастья и сожаления. — Они рыдали, когда впервые взяли его на руки. Я еще имела право все отменить, но не смогла. Даже если бы хотела.