— Все же им нужна охрана, а втроем мы как-нибудь отобьемся, — сказал он, выпроваживая друзей.
Остальные ушли, оставив на столе нехитрое оружие: два красивых, почти круглых камня, каждый с кулак величиной, и набор дротиков для дартс.
Ника всадила в ручку входной двери ножку от стула, закрыла тяжелыми шторами все окна, словно забаррикадировалась. Здесь, в кафе, было хорошо и уютно. По крайней мере, не было ветра и не мельтешили перед глазами всполохи на небе.
Устроив поудобнее мужчин — раненного Ханса и Пауля с вывихнутой ногой, — она принялась хлопотать у плиты. Горячий чай сейчас был очень кстати, особенно для первого раненого, много часов пролежавшего на холодной земле.
Они неторопливо чаевничали, когда на улице что-то засверкало так ярко, что отблески пробились даже сквозь плотные шторы. И мгновение спустя послышались крики ужаса.
Выдернув ножку стула из дверной ручки, Ника распахнула дверь и выскочила наружу. Там творился ад. Все вокруг укутал плотный туман, а внутри его постоянно вспыхивали крошечные молнии. И после каждой такой вспышки слышались вопли и стоны людей. Что-то трещало и рушилось, гремело и клокотало. Зажав уши, Ника ввалилась обратно в кафе.
— Т-т-там… — стуча зубами, начала она.
— Словно грозовое облако село на город, да?
Пауль стоял у окна и, отдернув штору, вглядывался в темноту. Ника накинула ветровку и двинулась к выходу.
— Ты куда?
— Люди зовут. Посмотрю, может, кому-то смогу помочь.
— Погоди!
С трудом проковыляв от окна к барной стойке, а оттуда — в моечную, он повозился там и вернулся с кастрюлей воды.
— Иди сюда. Там пожары. Давай намочим тебя как следует…
Он поднял кастрюлю и окатил взвизгнувшую Нику водой.
— Так… Повернись… Еще… Вроде бы порядок. Теперь надо замотать лицо, на случай, если там дым…
Ника обмотала голову шалью, на которой до этого лежал Ханс. Пауль вылил остатки воды ей на затылок, а потом помог натянуть капюшон.
— Далеко не уходи… Если там все в порядке, возвращайся поскорей…
Чмокнув его в щеку, Ника выскочила за дверь.
Туман никуда не делся. И огоньки в нем — тоже. Однако сквозь них пробивался неровный, но постоянный свет: чуть правее, на другой стороне, улицы горел дом и оттуда слышались крики. Ника побежала.
Люди — человек пять или шесть — столпились и смотрели на пожар. Дом был обычный, одноэтажный, но с острой крышей, под которой приютилась мансарда с большим окном. За стеклом стоял большой плюшевый медведь. Игрушка.
Внезапно девочка лет десяти в белом платье кинулась к дому. Все закричали, пытаясь остановить ее, двое мужчин бросились вслед, но та уже заскочила в горящий дом.
— С дороги!
Ника догнала мужчин и оттолкнула их — ее мокрая куртка и шаль на лице могли ее защитить, одежда мужчин же вспыхнула бы в одно мгновенье.
Дым стоял такой, что толком разглядеть что-либо внутри было невозможно. Стены и мебель горели. В левом углу мелькнуло что-то белое — там была лестница, и девочка уже карабкалась по ней!
Фигурка прыгнула наверх, к люку, и в следующее мгновение лестница рухнула.
Поняв, что здесь сделать ничего нельзя, Ника выскочила из дома и кинулась к стоящим людям.
Кто-то грубо толкнул ее и стал катать по траве, туша все-таки загоревшуюся одежду. Сильные руки стащили с ее лица обгоревшую и продымленную шаль.
Безостановочно кашляя, Ника прохрипела, указывая рукой на мансарду:
— Стекло!… Разбейте… разбейте стекло!
Все находящиеся вокруг, тут же начали шарить по земле. Кому-то удалось оторвать плитку от тротуара, но бросок не получился, плитка ударилась об стену. Но в этот момент окно распахнулось, и в нем показалась девочка, сжимавшая в руках медведя.
— Прыгай, Шайне!
Крыша дома затрещала. На бросившихся к мансардному окну людей посыпались горящие головешки. В мансарде начали рушиться опоры, и девочка ухнула из окна вниз. В последний момент перед приземлением она выпустила из рук медведя и упала рядом. Поднявшись на четвереньки, надсадно кашляя и тряся обожженными руками, она устремилась к людям.
— В кафе. Идите в кафе, — крикнула Ника. — Там есть моя аптечка и вода…
Ей помогли подняться, и все вместе погорельцы устремились к кафе. Один из мужчин нес на руках задыхающуюся девочку. Добежать до кафе они не успели: очередной заряд молнии попал в крышу и дом загорелся.
— Ханс! Пауль! Выходите! — завопила, дернувшись вперед, Ника.
С крыши огонь быстро сполз вниз, теперь уже горела вся правая половина здания. В дверях показался Пауль, который волоком тащил потерявшего сознание Ханса.
— Помогите им!
Все, кроме обессилевшей Ники, продолжавшей кашлять и задыхаться, и лежащей на траве, притихшей девочки, бросились туда и уже через несколько секунд принесли обоих — Пауль тонко скулил, держась за ногу, но, по крайней мере, был жив.
Тут Ника услышала писк неизвестно откуда появившейся зеленой обезьянки. Огули притулилась на траве рядом с неподвижно лежащей девочкой, глаза которой были закрыты, дыхания не слышно.
— Воды! Аптечку! Что-нибудь! Быстрее, ей плохо!
Какая-то женщина метнулась к кафе и через несколько секунд выскочила оттуда, неся наполовину пустую бутылку с водой и банку с остатками варенья — то, что осталось на столе от гуманитарной помощи, выданной пожилыми беженцами.
Делая девчушке искусственное дыхание, Ника не замолкала ни на секунду:
— Давай… давай… дыши! Ты… герой… живи… давай…
Сильные руки вдруг подняли ее на ноги. Ника попыталась оттолкнуть человека и продолжить реанимацию, но тот обнял ее, прижимая к себе и сказал:
— Уймись. Не нужно трудиться над трупом. Она была уже мертва, когда я принес ее сюда.
Ника вдруг бессильно осела, словно в ее теле не осталось ни одной косточки. Потом завалилась набок и, свернувшись калачиком, тихо завыла. В щеку ей уткнулось что-то мягкое, и она чуть приоткрыла глаза. Рядом с ней сидела огули и пушистой кисточкой хвоста утирала ее слезы.
— Что родители-то скажут…
— Они думают, что Шайне на Тихом острове… А она прибежала к нам, сказала, что не переносит качку… Лучше бы ее там тошнило, чем так…
И вдруг раздался оглушительный шум, у всех едва не лопнули барабанные перепонки — это одновременно закричали сотни горластых кубар.
— Что раскричались, чертовы птицы? — падая на траву и зажимая уши руками взвизгнула какая-то женщина. — Только вас не хватало…
— Смотрите! Небо!
Туман рассеялся, словно его и не было. Всполохи огня исчезли. Запах моря начал вытеснять озоновый флер молний. Показались звезды, блеклые, едва видимые в светлеющем рассветном небе. Под неумолкающую какафонию кубар на улице догорали несколько домов, сидели и лежали на траве изможденные люди. И тело девочки в белом, с неопрятными пятнами сажи, платье.
***
Устроившись в хогане, Алин расспрашивала Карин о ее жизни. Никто никогда не сталкивался с таким чудом, как разговор со своим прототипом, который живет на другой планете. После всех пережитых волнений и тревог в Алин ожил исследователь. Ей не терпелось узнать как можно больше.
— Карин, может ты научишь меня устанавливать связь? И я смогу мысленно дотянуться до своего мужа, который сейчас на Земле?
— Забыла, сестренка, это ведь и моя цель. Я сегодня первый раз говорю, я так рада, что нашла тебя. Даже не могу представить, как это получилось…
— Расскажи мне о себе? — попросила Алин, — я очень благодарна тебе, что ты бросила зерна, и мой хоган возник тут. Набхи — хорошая планета, такое бедствие у нас тут первый раз.
— Я жила на Земле с мужем и детьми. Бросила зерна, потому что всегда хотела исследовать другие миры. Прошло три года, через хоган пришла Надин, наша третья сестренка. Я с ней поменялась. Мне нелегко было решиться войти в хоган, но…
Голос Карин умолк.
— Сестрёнка, куда же ты пропала, Карин, слышишь меня? — Алин звала, но связи больше не было.
Алин обхватила голову руками и уткнулась в коленки. Она думала о сыне, об их доме, о Карин и неизвестной Надин. «Смогу ли я когда-нибудь с ними встретиться? Пока Арес маленький, я ни о каких путешествиях на Землю мечтать не буду. Хоть бы Карин еще раз заговорила со мной!»
Промелькнула неожиданная догадка: «А вдруг сестренка услышала меня, потому что Дух планеты помог, именно он устроил наш разговор? Если Дух планеты мыслящий, то он способен это сделать. А с какой стати Дух будет мне помогать? Вон сколько разрушений он устроил! Но, возможно, Ему интересно, как живут люди в других мирах…»
Размышления Алин прервали крики, доносившиеся снаружи.
***
Впервые в жизни Матиасу было плевать на эту самую жизнь. Восторг. Эйфория. Давно он не ощущал себя таким цельным. Картина и его кисть — больше ничего не имело значения.
Парадокс? Отнюдь! Только в этом миге и есть смысл жизни.
6:05
Ника чувствовала себя обессилевшей. Отравление дымом давало о себе знать, но еще хуже было осознание того, что она не смогла спасти ту девочку.
В поселке шло нервное ликование. Люди встречались, обменивались новостями, осматривали, насколько сильно пострадали их дома (а целых домов практически не осталось). Наверное, каждый хозяин был бы очень огорчен зрелищем разрушений, но на фоне руин других домов и множества погибших скорбеть о своем имуществе было как-то неуместно. Живы сами, живы друзья, и ладно.
У Ники здесь друзей не было, и даже просто знакомые лица она не видела. Она была чужой на этом празднике.
Своих подопечных — Ханса и Пауля — она проводила до открывшегося лазарета: для обоих нашлись носилки и носильщики. Сама она от помощи отказалась. Разве что, хорошо бы было выпить молока… Но молока на Набхи не было: здесь не разводили молочный скот. Не зная, что делать и куда себя деть, она побрела к визитнице.
В беседке при входе в визитницу сидел Сторож. Ника обрадов