Игра случая — страница 31 из 52

Вблизи дом выглядел не так нарядно, как показалось Фёдору с дороги. На крыше сиротливо торчала телевизионная антенна. В левой части двора ютились маленькие сарайчики. Вдоль них тянулись бельевые веревки с гроздьями деревянных прищепок. К дому прилегала уродливая водонапорная башня со ржавой бочкой. Единственным украшением двора было дерево с сочно-зеленой кроной. В его тени за столом сидели люди.

Попрощавшись с Матвеем, приезжий медленным шагом направился к дому, высматривая табличку с номерами квартир, и скрылся во втором подъезде.

***

Матвей достал из коляски сумку. Увидел в окне Софочку и, махнув ей рукой, зашел в дом.

— Вот тебе, Софья, от Марины гостинцы, — Матвей поставил на стол банки и кулек с пирожками.

— Ой, спасибо! Но не стоило. У меня уже так много теть-марининых заготовок, что и места нет! — девушка открыла дверцу шкафчика, плотно заполненного баночками со всевозможными домашними заготовками.

— Ну что ж ты выставку устроила, — ласково пожурил Софью Матвей. — Ты лучше кушай, дочка, кушай. Гостей приглашай.

Короткая занавеска на окне чуть пошевелилась, и на подоконнике сперва появились две мохнатые лапы, затем черный нос, а следом и вся голова Клыка.

— Смотрите, смотрите, хочет в комнату залезть! — засмеялась Софочка.

— Нет, что-то с ним не так. Прямо не узнаю его сегодня, — задумчиво сказал Матвей.

Пес смотрел мимо хозяина на круглый столик в центре комнаты, покрытый белоснежной вязаной скатертью. На столе стояла серая коробка с люстрой.

— Софочка, я на минутку, мне на станцию нужно. Утром Герман позвонил, похоже, что-то с проводкой. Так что извини, люстру в другой раз повешу.

— Ничего, дядя Матвей, еще успеем!

— Я пса тебе оставлю. Не хочу возить его на станцию в таком состоянии — беспокойный он сегодня. Пусть побудет здесь, полежит под окном. Никуда не уйдет и к тебе никого не подпустит.

— А что там за мужчина, который приехал с вами?

— Да не пойму. Странный он. Не сказал к кому едет.

Матвей попрощался и ушел. Софочка подошла к открытому окну, погладила лапы Клыка, потрепала за уши. Пес успокоился и лег под окном, где тени становилось все больше.

***

Короткий сон после ночной смены принес необъяснимую тревогу. Питер проснулся от шума во дворе. Встал, выглянул в окно. Наткнулся взглядом на пса Клыка, который уставился на него. «Он хочет передать мне какую-то информацию, — подумал Питер. — Братья меньшие чувствуют опасность раньше нас. Что это я? Какую опасность?»

Неожиданно перед глазами всплыл последний кадр сна. Питер начал вытягивать из памяти картинку за картинкой. «Да, я видел сейчас маму. Она смотрела в глаза так же пронзительно, как Клык. Мама всегда чувствовала опасность, даже тогда, когда отца перед второй мировой арестовали. По решению обоих, уехала заблаговременно в Финляндию. Там я и появился на свет. А мог бы не появиться! Всю жизнь стараюсь понять, за что они так с отцом… Ведь был ученым с мировым именем, занимался континентальной тектоникой в команде сейсмолога Садовского. Кому-то дорогу перешел? Или талантливых людей тогда отслеживали и обезвреживали? Вижу я мать во сне нечасто, но всегда в момент опасности. Трижды спасала она меня от беды. Всегда вовремя успевал сделать то, о чем просила. А сейчас? Что я видел сегодня во сне? Не помню. Что-то… связанное с пожаром. Было много людей. Крики. Кровь. Мать говорила, что это к несчастью».

Плеснув в лицо воды из-под крана, он заглянул в платяной шкаф. Выбирать было особо не из чего. Футболка сиреневого цвета подходила к единственному пуловеру: «На улице жара, но прихвачу его на всякий случай». Джинсы, как всегда, спасали и придавали современный вид. «Теперь и перед Галиной Петровной не стыдно будет показаться. Может, улыбнется при виде такой гаммы неожиданных цветов, — усмехнулся Питер. — Какая-то тоска женщину гложет. Спросить только не у кого. А сама ведь ни за что не скажет, что с ней происходит. Ну что ж, труба зовет. Пробегусь до станции, где наша не пропадала. Там, может, Герману Ивановичу помощь нужна. С документами поработаю, найду дело».

Тройной звонок в дверь окончательно развеял остатки сна. На пороге стоял незнакомый коренастый мужчина с конвертом в руке.

***

Два коротких и один длинный — так обычно Фёдор звонил «своим». Прислушался к шагам за дверью. Полгода он представлял, какой будет первая встреча с Валентиной. Сейчас волнение подкатило к горлу, и в голове крутилась глупая мысль — обнять или не обнять. В письмах далекой незнакомке он раскрыл свою душу так, как никому на свете. И Валентина, казалось, понимала его, как никто другой.

Человек, открывший дверь, оказался вовсе не «своим». Уже по приветствию Фёдор понял, что это иностранец. Тот представился Питером. Фёдор вспомнил, что Матвей упоминал про американца, работающего на станции.

Хоть Питер хорошо говорил по-русски, но улыбка, одежда, свободный взгляд выдавали в нем пришельца из другого мира.

Оказалось, что никакой Валентины здесь нет. Может жила раньше, но Питер был не в курсе. Иностранец предложил пройти на кухню выпить чаю. Фёдор отказался — ему хотелось быстрее выяснить все и убраться восвояси.

— Зайди в соседнюю квартиру к Екатерине Яковлевне. Она живет здесь лет тридцать. У нее и расспросишь про свою девушку, — посоветовал Питер.

— Спасибо! — Фёдор попрощался и повернулся к соседней квартире.

***

— Кто там? — спросила Екатерина Яковлевна. В прихожей часы с кукушкой били одиннадцать. От старости тельце птички облупилось, краски облезли и только звук боя был таким же звонким.



«Без четверти одиннадцать», — отметила про себя Екатерина Яковлевна. Хоть женщина уже много лет была на пенсии и редко куда-то спешила, привычка ставить часы на пятнадцать минут вперед осталась со времен трудовой молодости. Иногда она шутила по этому поводу, что смерть, мол, придет в назначенный час и опоздает.

Пожилая женщина медленно открыла дверь. Сегодня суставы пораженных артритом рук особенно болели.

— Здравствуйте, меня зовут Фёдор.

У Екатерины Яковлевны екнуло сердце. Оно отказывалось ритмично биться после смерти старшего сына в прошлом году. Его тоже звали Фёдором.

— Я родственник Валентины из восьмой квартиры. Но мне сказали, что такая там не живет. Может, вы мне подскажете, где ее искать.

— Валентина? — переспросила женщина. — Да, это внучка Зинаиды Марковны. Зина уже больше года, как умерла. А Валя в город учиться уехала.

— Странно. Вот письма от нее с этим адресом.

Фёдор протянул Екатерине Яковлевне конверт. В поле отправителя знакомым почерком аккуратно была указана их улица и номер дома. Женщина вернула конверт хозяину:

— Надо было ей написать, предупредить. Мало ли что могло случиться, — проворчала Екатерина Яковлевна, закрывая дверь.

Глава 5. Тревожные знаки

Пронзительный женский визг разорвал тишину двора.

— Караул! Крысы!

Из подъезда выскочила разгоряченная молодая брюнетка в открытом цветастом сарафане. К груди она крепко прижимала таз с бельем.

— Что и где случилось, Оксаночка, солнце? — услышала она спокойный голос Ашота.

— Ашот, щуры! Гадость какая! Возьми глаза в руки — вон они бодро так строем идут, как на параде. Вон-вон! В перелесок канают!

— Это они решили тебя послушаться, сколько ты с ними уже воюешь, чисто генерал! Тут не только крысы, вообще уже все встают по стойке смирно. Ай, успокойся, дарагая моя. Белье любит чистоту и душевный покой.

— Ашотик, я тебя уважаю, только вот забыла уже, за что! «Крысы бегут с тонущего корабля», чтоб вы знали! — Оксана энергично протирала тряпкой бельевые веревки, — почему они таки ушли? Как бы наша халабуда не развалилась! Вон, какая облупленная, страшная.

— Облупленная, но крепкая еще! — уверенно воскликнул Ашот и тихо добавил себе под нос. — А крысы-то, да, не нравится мне это…

— Тетя Оксаночка! — послышался голос Тёмы, — я тут в книжке читал, еще в том году: в одном городе жители заметили, что крысы убежали. Их было много и вдруг — ни одной не стало. Поэтому все и обратили внимание. А через несколько часов произошло ужасное землетрясение и уничтожило весь этот город.

— Тёма, ша! Тетя Оксана будет подумать.

«Позвонить на станцию, Герману, разве? Но мы вчера так крепко схлестнулись! Ох, и схлестнулись!» — обида на мужа за то, что увез ее в эту глушь из красивой, шумной, веселой Москвы, огнем жгла в груди.

Трещина в их отношениях, возникшая после переезда, росла день ото дня. Герман все время пропадал на работе и, похоже, ничего, кроме своих исследований не хотел замечать. Оксана тосковала по оставшимся в столице друзьям, магазинам, кинотеатрам. Ее кипучей натуре было тесно в доме на Обсерваторной. Хотя она очень старалась быть хорошей женой и поддерживать мужа — сама ведь толкала его на получение ученой степени.

«Если б он хоть на чуток больше внимания мне уделял, возил бы в поселок, в кино, звал друзей в гости. Так нет, я и его-то толком не вижу! Если не на работе, то сидит себе всю дорогу молча, думает. Мыслитель», — Оксана с горечью махнула рукой. Накопившаяся боль выплеснулась вчера в семейной ссоре. «Был бы ребеночек, все было бы по-другому», — на глаза навернулись слезы. Женщина вытерла лицо краем передника и наклонилась к тазу с бельем.

***

Фёдор вышел из подъезда и направился к столу под шелковицей. Хотелось покурить и обдумать, что делать дальше.

— Здорово, мужики! Не помешаю?

— Хорошим людям рады, — улыбнулся Ашот, окинув гостя взглядом с головы до ног.

Мужчины познакомились и обменялись рукопожатиями. Тёма тоже протянул руку незнакомцу и вдруг рассмеялся:

— Дядя Фёдор! Вас зовут так же, как мальчика из мультфильма про Простоквашино. Только вот недавно мы с Камиллой его смотрели. Очень смешной!