— Нет-нет! — ответил Тинрайт с натужным смехом. — Я не любитель прогулок под дождем. Дело в том… что ж, буду откровенен. Барон Грейлок и его приятели вбили себе в головы, что я должен развлечь их пением. Но я сильно сомневаюсь, что за мое вокальное искусство они меня наградят, поэтому и развлекаюсь игрой в прятки.
— Барон Грейлок? — переспросила Элан, и суровые нотки в ее голосе зазвучали еще отчетливее. — А, вы имеете в виду Дарстина Кроуэла. Что ж, если он всего лишь попросил вас спеть, это можно считать любезностью с его стороны. Едва явившись в замок, он заявил Хендону, что хочет получить меня. «Я объезжу для тебя эту норовистую лошадку» — таковы были его слова. Мне их не замедлили передать.
— Вы хотите сказать, он выразил желание вступить с вами в брак?
Элан взглянула ему прямо в глаза, и на лице ее мелькнуло выражение горького изумления.
— Клянусь сердцем Керниоса, от брачных намерений он был весьма далек, — бросила она с усмешкой. — Он всего лишь хотел переспать со мной.
Ее лицо вновь изменилось — оно стало гневным.
— Этот негодяй не знал, что у Хендона иные планы на мой счет. Но довольно обо мне, — произнесла она, и взгляд, только что метавший молнии, потух. — Вы бесцеремонно нарушили мое уединение, мастер Тинрайт, но я не сержусь на вас. Более того, я предоставляю эту беседку в ваше полное распоряжение и обещаю сохранить место вашего пребывания в тайне. Мне пора вернуться в замок. Мой господин и повелитель наверняка уже ищет меня.
Элан М'Кори поднялась и собиралась надеть маску, когда Тинрайт обрел наконец дар речи.
— Какие у него… планы на ваш счет? — пробормотал он, не думая о том, что этот вопрос можно счесть бесцеремонным.
— Вы имеете в виду Хендона Толли? — В голосе ее прозвучало неподдельное изумление. — Он осуществил свои планы, и это всем известно. Он хотел меня получить, и он меня получил.
— Но, насколько я знаю, пока что вы ему не жена. Вы всего лишь его невестка. Он собирается вступить с вами в брак?
— В этом нет ни малейшей необходимости. Зачем покупать корову, если молоко и так твое?
Слова эти причинили Тинрайту такую острую боль, что у него потемнело в глазах. Он с трудом перевел дух и спросил, стараясь говорить как можно спокойнее:
— Надеюсь, миледи, он хорошо с вами обращается?
Элан рассмеялась фальшивым неприятным смехом и надела маску, сделавшую ее похожей на покойницу или привидение.
— О, не беспокойтесь, мой господин и повелитель очень внимателен… Увы, я должна идти, — добавила она, отворачиваясь.
Тинрайт, окончательно позабыв о приличиях, вцепился в рукав ее бархатного платья. Элан дернулась, попыталась вырваться, ткань затрещала. Несколько мгновений оба стояли молча, стараясь не смотреть друг на друга.
— Если он сделает вас несчастной, я его убью, — пробормотал поэт, с удивлением сознавая, что ничуть не кривит душой.
— Помоги нам боги, не произносите таких слов! — прошептала Элан, опуская маску. — Старайтесь держаться от него как можно дальше. Он… вы не знаете, что это за человек. Боюсь, вы даже не догадываетесь, сколько зла он способен причинить.
— Будь вы моей, я был бы счастлив, леди Элан, — выпалил Тинрайт, по-прежнему не выпуская ее рукав. — Я… любил бы вас. И сейчас… я думаю о вас дни и ночи напролет.
— Вы еще совсем мальчик, мастер Тинрайт, — едва слышно произнесла она и низко опустила голову, скрывая выступившие на глаза слёзы.
— О, я уже не так молод!
— Годами. Но сердцем вы чисты и невинны, я это чувствую. Когда-то и я была такой, но ныне безвозвратно утратила чистоту. И я не хочу пачкать вас грязью, в которую меня толкнули…
— Умоляю, не говорите так! Вы лучше всех на свете!
— Я должна идти, — повторила она, мягко высвобождая свой рукав. — Вы добры, мастер Тинрайт, вы очень добры. Но заклинаю вас, забудьте обо мне. На моей совести и так много грехов, и я не хочу погубить еще одну душу.
Прежде чем Элан успела повернуться и убежать, он привлек ее к себе и обнял за плечи.
«Неужели эта женщина питает ко мне какие-то чувства?» — спрашивал себя Мэтт, ощущая, как она дрожит.
Она выглядела испуганной, словно ожидала удара. Он не решился поцеловать ее в губы, хотя мечтал об этом сильнее, чем о богатстве и славе. Вместо этого он сжал ее руки и осыпал торопливыми поцелуями ее холодные тонкие пальцы.
— Я люблю вас, леди Элан, — выдохнул он. — Смотреть на вас и знать, что вы несчастны, — невыносимая мука для меня.
Слезы ползли по ее щекам, а глаза светились испугом и радостью.
— Этого не может быть, мастер Тинрайт.
— Мэттиас. Меня зовут Мэттиас.
Он посмотрела на него долгим взглядом, потом поднесла к губам его руки и поцеловала их.
— Вы действительно хотите мне помочь? Это правда?
Мэтт промок насквозь, однако ее слезы жгли ему руки, как капли раскаленного свинца.
— Клянусь богами, ради вас я готов на все. Только попросите.
Она отвернулась и уставилась в темноту. Когда она вновь взглянула на Тинрайта, лицо ее выражало отчаянную решимость.
— Тогда принесите мне яд. Какое-нибудь надежное средство, вызывающее мгновенную смерть.
У Тинрайта перехватило дыхание.
— Вы… хотите убить Хендона Толли?
— Это было бы непростительным безрассудством, — вздохнула она, выпуская его руки и вытирая глаза рукавом. — Вы забыли, что моя сестра замужем за его братом Карадоном. Убив Хендона, я обрекла бы на смерть и ее. А также своих престарелых родителей. Что касается нашей несчастной страны, смерть Хендона Толли не будет ей во благо. Умри он завтра, власть перейдет к своре жадных псов, подобных Кроуэлу и Хавмору. Они могут соперничать с Хендоном в жестокости, однако не обладают его умом и дальновидностью. Не пройдет и полгода, как они утопят королевства Пределов в крови. — Элан помолчала, потупив взор, и произнесла с тяжелым вздохом: — Яд нужен для меня самой.
Она нагнулась, подняла маску и, закрыв ею лицо, вновь превратилась в привидение.
— Если вы действительно любите меня, Мэттиас, вы не откажетесь выполнить мою просьбу. Яд — единственный подарок, который я согласна от вас принять.
С этими словами она выбежала из беседки под проливной дождь.
Глава 21Обитель обречённых на смерть
Отважный Нушаш мчался на своем скакуне и встретил Сайю, именуемую Цветком Рассвета, прекрасную дочь Аргала. Увидев ее, он понял, что девушка должна принадлежать ему. Он остановил коня и протянул к ней руки. В то же мгновение она воспылала к нему ответной любовью. Когда сердца говорят громче разума, даже боги прислушиваются к их голосам. Она отдалась во власть бога Огня, он посадил ее в седло и умчал прочь.
Феррас Вансен лежал лицом вниз, по-прежнему содрогаясь всем телом. Ноги отказывались его держать, и он был не уверен, что хочет подняться. Ужасающий голос, громом прогремевший в его голове, раздался вновь, и на этот раз Вансен не мог понять, звучит этот голос внутри его черепа или вовне.
— Мои слова причинили тебе боль? — спросил голос. — Или тебе не нравится, как я говорю?
Не в силах сдержаться, капитан гвардейцев тихонько заскулил. Он чувствовал себя так, словно мощная океанская волна подхватила его и несет прямо на скалы. Громовой голос в мозгу причинял ему такие муки, что Вансен был готов разбить голову о каменные плиты, лишь бы избавиться от этой пытки.
Голос, заполнивший все его существо, умолк на несколько мгновений. Потом он раздался вновь, уже не так оглушительно. Теперь в нем слышалась откровенная насмешка, и капитану больше не казалось, что голова его вот-вот разлетится на части.
— Что ж, ради дорогих гостей я готов говорить потише. Иногда я забываю, что смертным трудно вынести голос бога…
— Полубога, — поправил другой голос.
Вансен не слышал его никогда прежде, однако он казался до странности знакомым. Второй голос тоже звучал прямо в его голове, но, в отличие от рева одноглазого монстра, не причинял страданий.
— Ты наполовину бог, наполовину чудовище.
— А разве между богом и чудовищем есть разница?
— Зачем мы тебе понадобились, Древний? — оставив вопрос без ответа, спросил второй голос. — У нас много неотложных дел.
— А я хочу, чтобы вы помогли мне в неотложных делах, — прогремел одноглазый монстр. — Но прежде скажи, какая надобность привела одного из племени Изначальных к границам моих владений? Те самые неотложные дела, о которых ты говорил?
— Мы возвращались домой, когда твои слуги напали на нас. Ты так и не сказал, зачем мы тебе понадобились.
Голос Джека Чейна более не разрывал ему мозг, и Феррас Вансен медленно поднимался с пола. Все его тело болело, как после жестоких побоев. Но если его ожидала неминуемая смерть, он хотел встретить ее стоя, как положено солдату. Заметив на каменных плитах красные пятна, он поднес руку к лицу — из носа у него шла кровь.
— Зачем вы мне понадобились? — издевательски переспросил Джек Чейн. — Ты сам знаешь, презренный гоблин, что вы незаконно проникли в мои владения. И после этого ты смеешь возмущаться тем, что мои люди вас схватили?
Одноглазое чудовище качнулось на своем троне. Его гигантские ноги напоминали колонны, голова не уступала размерами соборному колоколу. Джикуйин насмешливо уставился на маленькую фигурку, стоявшую у подножия трона. По сравнению с ним Джаир Штормовой Фонарь казался букашкой. Тем не менее голос его звучал спокойно и уверенно.
— Я выполнял поручение короля, — произнес Джаир.
«Клянусь Тригоном, я начинаю понимать нашего безносого приятеля! — поразился Вансен. Пожалуй, это потрясло его больше, чем все случившееся. — Я слышу его голос так же отчетливо, как прежде его слышал принц!»
Капитан гвардейцев повернулся к Баррику и собирался сообщить ему новость, как вдруг с ужасом увидел, что юноша лежит ничком, а из его носа и ушей хлещет кровь. Сделав отчаянное усилие, Вансен подполз к нему поближе и с облегчением убедился, что грудь принца вздымается.