— Значит, тарелочки все же были?
— Нет. К сожалению, те обходятся без материальных объектов, таких, которые можно было бы сбить зенитной ракетой или лучом лазера.
— Но ведь в книге…
— Наши коллеги постарались навести автора на нужный сюжет. Нет, никто ничего ему не предписывал, действовали тоньше. Организовали встречи, беседы, тут слово, там намек — ну, вы понимаете… В результате книга оказалась страшно далека от реальных событий в деталях, но неожиданно близко — по сути явления.
— ОБЕ книги?
Это так и прозвучало, с ударением на «ОБЕ».
— Представьте себе, да. И это при том, что информации, подобной той, что содержится во второй книге, наши коллеги тогда иметь не могли.
— Вы о…
— Точно так.
— Да, талант не пропьешь…
— Вы правы. Но свою роль книга сыграла. И, как теперь выясняется, продолжает играть. Но уже другую, куда более важную.
Вздох, снова кашель.
— Можно вопрос?
— Пожалуйста.
— А он… сам автор знал о том, что там было на самом деле?
— Разумеется, нет. Он ни о чем не догадывался. И уверен, даже не вспомнил бы, кто заронил в нем эту идею.
— Я почему-то так и думал.
— А вы предпочли бы, чтобы знал?
Пауза.
— Нет.
— Я почему-то так и думал.
Пятница, 8 сентября 1978 г.
Ул. Онежская, и не только.
День семейного торжества.
Целый день не высовывался — лихорадочно пытался понять смысл этого, уже четвертого по счету флешбэка. Утро, школьный день — все пролетело мимо. Я даже не среагировал, когда альтер эго поплыл на физике, а ведь обещал помочь в случае чего…
Женька, видимо, что-то такое понял, а потому меня не дергал — ни по пустякам, ни по серьезным поводам, если таковые и имелись. Ему тоже не по себе, но он благоразумно ждет, когда Второй (так он меня, оказывается, прозвал) разберется и скажет веское слово гостя из будущего. Мудрого и всезнающего, ага.
А что мне ему говорить, когда я сам ни уха, ни рыла?
Но какие все же твари и сволочи! Масса намеков, масса информации к размышлению — и никакой конкретики! Ни имени автора, ни о названии книги… Мне что, на кофейной гуще теперь гадать? Или бросать кубики? С тем же, что характерно, результатом…
Ну хорошо, предположим, выяснил я имя. А дальше-то что? Искать, расспрашивать? Так ведь только что разъяснили, что он не в курсе, ни о чем таком не подозревает, и вообще, уверен, что идея книги зародилась у него сама собой. Что не так уж и далеко от истины, если вникнуть…
А вообще, с чего я взял, что на самом деле есть какие-то «твари» и «сволочи», которые выматывают мне душу, иезуитски дозируя ценную информацию? Почему бы не предположить, что она уже содержится в моем мозгу — но только заблокирована, исключительно для того, чтобы не довести и меня, и моего юного альтер эго до буйного помешательства в первые же минуты, когда на нас свалится ворох таких поразительных сведений? Тут от самого-то факта попаданства крыша едет, а еще и это…
Нет, вполне ведь логично: имеется некий мыслеблок (назовем его так, за неимением иного подходящего термина), который и дозирует информацию — скажем, по мере того, как наши разумы привыкают, приспосабливаются друг к другу. А что, звучит разумно. Недаром генерал из флешбэка предупреждал, что добиться цели я смогу, лишь наладив взаимодействие с Женькой! Вот и необходимые для этого сведения я/мы получаем по мере того, как устанавливаем вожделенный контакт…
Звонок? Уже? Оказывается, учебный день успел пролететь, а я и не заметил. Все, баста! После окончания уроков — вон из головы попаданские проблемы. Ничего, подождут, у нас тут семейное торжество намечается. Надо дать нашему общему мозгу хоть немного отдохнуть, а то ведь так и до крезы недалеко. Помнится, это словечко имело хождение в моей студенческой молодости… Или я опять что-то напутал?
Ох, и тяжела ты, ноша попаданца…
Наконец, семь вечера, семья в сборе. Дед, обе бабушки, пироги, домашний «Наполеон» на взбитом сливочном креме… Как же все это чудесно! Из Карнишиных, правда, только дядя Боря, и тот заехал на минутку, поздравить и передать подарок — диск-гигант «Владимир Высоцкий поет свои песни», экспортный выпуск, «Made in USSR». Женька писает кипятком от восторга, я тоже доволен. Интересно, где это дядя Боря раздобыл такой дефицит, в магазинах ведь не продается?
Удивил дед, преподнесший подарок, от которого мама закатила глаза и опустилась на стул, демонстрируя одновременно и возмущение, и неспособность что-либо предпринять: «С ума сошел, дарить такое ребенку!»
Да-да, тот самый «настоящий мужской подарок», на который намекал отец. ИЖ-18, одностволка 12-го калибра в кожаном чехле. Легкая, надежная, практически неубиваемая. Бабушка сердито поджимала губы, но возражать не пыталась. Несмотря на всю ее властность, спорить с дедом, который что-то вбил себе в голову, пустой номер. Особенно когда дело касается охоты.
Тут имелся нюанс, оценить (а оценив, ужаснуться) который ни она, ни мама не могли. И дед не был бы сам собой, если бы не выкинул что-то подобное. Дело в том, что к «ижаку» прилагался сменный ствол с цевьем. Разборка сего шедевра оружейного искусства была предельно простой: оттягиваешь утопленный в цевье рычаг, отсоединяешь деревянную накладку, потом отстыковываешь ствол, соединенный с казенником массивным стальным выступом-крюком, и все, дело в шляпе, можно убирать части в прилагающийся чехол. Только вот второй, «запасной» (как дед объяснил матери и бабушке) комплект несколько отличался от первого, поскольку был изготовлен под знаменитый патрон 9 «para» и после установки превращал «ижак» в штуцер, предназначенный для охоты на мелких копытных — недаром к стволу сверху была прилажена планка для установки оптики.
Нечто подобное стали выпускать в начале двадцатых голов двадцать первого века серийно, а это был штучный экземпляр, изготовленный по спецзаказу для очень «уважаемого человека» — дед недаром был заслуженным мастером спорта, судьей всесоюзной категории (или как это называется) по стендовой стрельбе. Да еще и занимал почти министерскую должность в госплановской структуре, курирующей титановый и алюминиевый сегменты отечественного цветмета.
С помощью этого подарка дед рассчитывал подогреть интерес моего отца к этому виду охоты — формально-то ружьецо (вместе со сменным нарезным стволом) регистрировалось на него, благо стаж в Охотобществе и связи деда вполне это позволяли.
Если кто не в курсе, этот мощный девятимиллиметровый патрон изначально был создан для армейского автоматического «Люгера 08» в самом начале двадцатого века. Но кроме того, он активно использовался в пистолетах-карабинах на базе того же «Люгера» — для охоты на косуль, оленей и прочую копытную мелочь, вплоть до кабанов. Несколько пачек таких патронов, по полсотни штук, в сером рыхлом картоне, с надписью готическими буквами «Parabellum», прилагались к подарку.
Отец, прекрасно все понявший, прятал ухмылку: если память мне не изменяла, в «прошлый раз» мы расстреляли обе пачки в подмосковной Запрудне, где у дедова родного брата дяди Кости все было схвачено с местными егерями — когда-то Хрущев возил сюда на охоту самого Кастро во время его визита в Москву. Впрочем, мы-то стреляли, по большей части, по банкам.
Вот такой подарочек на день рожденья. Реальные его возможности я быстренько растолковал Женьке, тот проникся. Еще бы, почти что боевое оружие!
Ну а дальше — обязательные расспросы о школе, учебе, секции. Ахи и охи при сообщении о том, что я решил попробовать себя в театральном искусстве, пусть даже и в фехтовальном. И все это — под хриплый баритон Владимира Семеновича, льющийся из динамиков новенькой «Веги».
Ну и дальше: хором, прямо за столом:
— К сожаленью, день рожденья только раз в году!
Герой дня привстает, не выпуская из перемазанных кремом пальцев кусок «Наполеона», раскланивается и подхватывает вместе со всеми:
— …только раз в го-оду!
Спасибо, хоть не «хэппи бездей»…
Суббота, 9 сентября 1978 г.
Ул. Онежская.
Утро. Все непонятно.
Ночь прошла без видений (флешбэков, как их называет Второй), и это было удивительно и немного тревожно. Сам-то Женька выспался отлично, а вот напарник с утра злой как собака. На его нетерпеливые вопросы — «В чем дело, почему, что стряслось, что изменилось?» — он сперва огрызнулся, а потом признался, что и сам ничего не понимает. Единственное объяснение, приходящее в голову: защитная реакция мозга на эмоциональную перегрузку от двух сознаний сразу. Так ведь и неврастеником можно заделаться…
Это Женька понять мог. Недаром весь вчерашний день что в школе, что дома, во время празднования «бездника» (вот же прилипло дурацкое словечко!) Второй почти не давал о себе знать — сидел в уголке мозга и даже не донимал своими обычными «подталкиваниями». Всего разок и оживился, когда дед принес свой подарок, а потом отец выложил из портфеля заказанную палочку-явару, выточенную из серовато-серебристого титана. Пришлось быстренько отпроситься в уборную, сделать там «щелк-щелк», после чего Второй в течение пяти минут развлекал гостей и родителей пальцевыми прокрутками и перехватами. Конечно, не такими зрелищными, как те, с палками. Но, увы, не в малогабаритной двушке демонстрировать такие трюки…
Несмотря на скверное настроение, Второй тоже отдохнул и, похоже, готов к великим делам. Женька тоже готов. Да, ведь сегодня после школы еще и первая тренировка у «театралов»!
Ул. Фестивальная.
Школа № 159.
День сплошных вопросов.
«Ну и зачем? Дело в этом поэте, Гумилеве?»
«Да ладно тебе… — Второй отозвался неуверенно, чего за ним до сих пор замечалось не часто. — Кому от этого хуже-то стало?»
Женька пожал плечами, и сам не понял, сделал ли он это на самом деле или только в воображении. В последнее время их общение со Вторым достигло уровня, когда скрытый диалог почти перестал отличаться от обычного, живого разговора — воображение дорисовывало интонации собеседника, чуть ли не мимику, сопровождающую ту или иную фразу.