— Точно так, Абашин. Случилось побывать, лет шесть назад.
— Война Судного дня?
Вот теперь он удивился по-настоящему.
— Ты и это знаешь?
— Отец там был. Не летчиком, инженером. Они что-то там испытывали на двадцать пя… — И вовремя прикусил язык. Сколько раз сказано: «Болтун — находка для шпиона»!
Жора понимающе усмехнулся.
— На «МиГ-двадцать пятых», что ли? Не бойся, мне можно… А я, как видишь, летал на «сушках».
— Вижу, да. — Женька солидно кивает. И правда ведь, все ясно. — Истребитель-бомбардировщик, Су-7БМК?
Спасибо Второму, его подсказка…
— Ого, ты и в модификациях разбираешься?
— Ну, если египетский — какой же еще?
— Он самый, — кивает военрук. — Хорошая машина, только…
Тут в зал вваливаются десятиклассники, и сразу становится шумно. Жора кивает — «спасибо, мол», и отворачивается.
Попробовать? Пуркуа бы и не па? Хуже точно не будет. Снова Второй. И неймется же… «Щелк-щелк». Секундная заминка.
— Товарищ майор, разрешите вопрос?
Военрук обернулся, явно доволен правильным, «уставным» обращением.
— Ну, спрашивай… боец!
— Позвольте мне тоже пострелять? Если можно, конечно.
На лице Жоры отражается борение чувств. С одной стороны, хочется пойти навстречу толковому парню, будет на кого опереться через год, когда класс дорастет до НВП. Опять же, помог, отец-авиатор… Но, с другой, урок уже начался, девятиклассники дисциплинированно выстроились вдоль стенки, ждут.
— Пострелять, говоришь? Сейчас не выйдет, сам видишь… Ты заходи после каникул, что-нибудь придумаем. Лады?
— Есть зайти после каникул! — бодро отзываюсь. Так и тянет щелкнуть каблуками, но это будет уже перебор. Да и какие каблуки у кед?
— Ну, тогда свободен… боец!
3 января 1979 года
Московская область.
Звенящие деньки.
Ура, у нас каникулы! Серебристый хрусткий наст, трескучий мороз — январь выдался морозный, ртутная нитка градусника стабильно держится ниже минус десяти — высоченные ели вокруг двухэтажного корпуса санатория. Тренировки по четыре часа с утра — лыжи, ОФП в спортзале, а то и прямо на улице. Компот из сухофруктов к обеду, тихий час — Женька и представить раньше не мог, что будет действительно спать посреди бела дня, — а после уже репетиция. То есть работа с клинками, растяжки, сцен-движение.
С первого дня группа разбита на пары, всем дано задание — к заключительному концерту подготовить показательное выступление. Мы в паре с Астом, а как же? Доводим до ума «шотландскую связку», причем работает альтер эго, а я играю роль эдакого внутреннего тренера. Для этих занятий специально привезли из Москвы дюралевые клинки с баклерами, а также килты и рубахи — здесь с одобрением смотрят на работу в антураже. Кстати, и волынка имеется, правда, не шотландская, а малая, славянская, с тремя тростями. На ней играет студент из Минска. Название — дуда. Народный инструмент, однако…
Вечером — каток под музыку, гирлянды разноцветных лампочек подсвечивают кружащийся снег. Потом расползаемся по номерам, гитара, песни, особые, театральные разговоры. Бутылки вина и портвейна, граненые стаканы, им, как школьникам, стараются не наливать, но если нельзя, но очень хочется, то можно. В меру.
На третий день устроили капустник — Женька с Астом животики надорвали. Театралы, у них все по-особому…
У Сереги большое несчастье — он влюбился. По уши, до слез, в нашу снежную королеву Илзе Эглитис, ту самую, с которой я фехтовал во время первого нашего появления в группе.
Блондинка относится к терзаниям восьмиклассника с нескрываемой иронией, принимая неуклюжие ухаживания и даже до какой-то степени подыгрывая им. Похоже, ей нравится лепить из него эдакого влюбленного пажа.
Я не вмешиваюсь, в таких делах каждый должен обжечься сам. Так-то, Серега, любовь зла, и всякие чухонские козы беззастенчиво этим пользуются…
На четвертый, предпоследний день сборов нас посетил Владимир Балон — сюрприз, подготовленный руководителем группы своим воспитанникам. Человек, как это принято говорить, удивительной судьбы: в детстве страдал туберкулезом и астмой, из-за чего учился в спецшколе и не занимался физкультурой. Совсем. В конце концов, это ему надоело, он раздобыл липовую справку о том, что совершенно здоров, поступил сначала в секцию фехтования при Ленинградском дворце пионеров, а потом и в институт физкультуры. В шестидесятые пользовался устойчивой репутацией стиляги и богемного прожигателя жизни. Статья в местной газете «Мушкетер на скользкой дорожке» — это про него, спасибо супруге, солистке ансамбля «Березка».
Наши «театралы» кое-что о нем, конечно, знают. Положение обязывает — и как причастных к кинематографической среде, и в силу занятий сценфехтом. Все же ведущий специалист Союза, это вам не жук чихнул…
А вот широкой публике он известен куда меньше. Эпизодическая роль адъютанта Кутузова в «Гусарской балладе», постановки сцен фехтования в «Берегись автомобиля» — Рязанов вроде пробовал его на роль Семицветова, но предпочел Андрея Миронова, и правильно сделал.
Его «час славы» впереди. Собственно, он уже наступил, когда под Новый год по телеэкранам с триумфом прошла четырехсерийная лента «Д’Артаньян и три мушкетера». Теперь зловещего де Жюссака, блестящего фехтовальщика и смертельного врага неунывающего гасконца, знает вся страна. Работа над фильмом продолжалась весь минувший год, а теперь вот «верный пес кардинала», устроившись в специально принесенном кресле, травит в кругу восторженных почитателей байки из склепа… В смысле — со съемочной площадки.
Я чуть было не спросил: правда ли, что шпаги для фехтовальных эпизодов делали зэки? Прочел как-то в Интернете, что во время съемок под Таллином кто-то залез на склад и украл часть реквизита, и пришлось договориться с администрацией местной колонии о «шефской помощи» в обмен на выступление великолепной четверки — Старыгина, Боярского, Смехова и Смирнитского, исполнителя роли Портоса, перед «контингентом». К счастью, в последний момент успел прикусить язык — вспомнил, что история эта приключилась (приключится?) на съемках «Двадцати лет спустя», аж в девяносто втором…
Ну, вот и все, воспоминания закончены. Руководитель группы дает сигнал к началу занятий. Первое выступление наше с Астом. Килты заранее намотаны по всем правилам, береты лихо сдвинуты набок. Берем палаши, выходим на середину зала. Балон, опершись подбородком на кулак, готов наблюдать за успехами подрастающей смены. Легкий толчок под локоть альтер эго — давай, не подведи учителя! Парнишка-белорус заводит «Черную стражу» на своей дуде, салют зрителям, и мы начинаем.
Вот это называется — настоящий мастер. Нет, даже Маэстро — именно так, с большой буквы. Полюбовавшись на наши пляски с палашами (без вступительной джиги на этот раз обошлось), он попросил у Аста палаш и сделал приглашающий жест: «А ну-ка, парень, покажи, на что способен!»
Кто бы знал, как хотелось мне устроить очередной «щелк-щелк». И ведь Женька был не против — честно говоря, он изрядно перетрусил, осознав, что сейчас предстоит.
Давай, парень, это твоя охота. Откажешься — так и будешь прятаться за чужие спины…
На самом деле никакого боя не было. Балон с самого начала задал довольно медленный темп, с фиксацией промежуточных стоек в начале и конце каждого приема. Он словно приглашал своего юного партнера: «Давай, бери инициативу на себя, я подыграю, не сомневайся…»
И альтер эго не подкачал. Сначала последовал обмен прямыми рубящими — с замаха, в ноги, торс, ноги, голову, — от которых оба уходили, страхуясь простейшими сливами. Потом Женька осмелел и включил левую руку с баклером — принимал удар на меч и щит одновременно, отбрасывал клинок в сторону и толкал партнера в грудь левым плечом. Тот картинно отшатывался и рубил навстречу — Женька отмахивал удар и снова шел в ближний бой, угрожая баклером, словно стальной боксерской перчаткой. А под конец продемонстрировал наш коронный номер: принял рубящий в левый бок на перевернутый острием вниз палаш, рука с баклером скользнула под клинок партнера, заплела, подобно змее, запястье — рывок вверх с шагом назад, и оружие по широкой дуге улетает за спину.
Балон картинно разводит руками, обозначает поклон, приложив ладонь к сердцу, и несколько раз хлопает в ладоши. «Театралы» присоединяются к аплодисментам. Финита.
Дальше были похлопывания по плечам, довольная улыбка руководителя — еще бы, такую смену воспитал! — и предложение обоим посетить семинары по сценическому, которые ведет Маэстро. Разумеется, благодарности и заверения: да, конечно, будем счастливы. Женька старается унять нервную дрожь, Аст улыбается до ушей и победно косится на Илзе. Та холодно улыбается в ответ.
А вот мне сейчас не до восторгов. Сегодня вечером, после репетиции намечена вылазка на поиски первого схрона. Он тут, недалеко, километрах в трех по шоссе, во дворе птицефермы местного совхоза, и это было тем бонусом, из-за которого я принял приглашение на сборы с таким энтузиазмом. Что до семинаров — спасибо, конечно, но бывал я на них, приходилось…
Московская область.
Вечер, прожитый не зря.
В узком снежном лазе тесно. Хорошо, что догадался захватить из дома круглый алюминиевый фонарик, работающий от двух картонных цилиндрических батареек. Его желтый свет выхватывает из темноты снег, смешанный с землей, голова упирается в тракторную гусеницу, холодную, как девятый круг ада.
А вот кое-что другое я прихватить не догадался. Например, малую саперную лопатку или туристический топорик на металлической ручке. И то, и другое хранится дома, на антресолях, рядом с закопченным котелком, свернутой брезентовой палаткой и чехлами с ружьями. Ну, дурак…
Белье под свитером и поддетыми под брезентовые брюки шерстяными спортивными штанами насквозь пропиталось потом. А вот кисти рук занемели от холода так, что «Белка» при каждом ударе так и норовит выскользнуть и сгинуть. Но я упорно ковыряю, бью лезвием ножа в мерзлую глину под вросшим в грунт траком, точно под вторым катком правой гусеницы, как и говорилось в инструкции. Выгребать кусочки промерзшей земли приходится пальцами, отчего вязаные шерстяные перчатки давным-давно изодраны и толку от них чуть.