Игра в четыре руки — страница 35 из 44

Итак, ствол у меня есть. Одна беда, стрелять из него под землей категорически не рекомендуется. Запросто может случиться обвал, а разделять судьбу пропавшего комитетчика меня что-то не тянет. Но ничего, существуют и другие методы.

— Серег, у тебя дома противогаз есть?

— Найдется. — Аст понимающе ухмыляется. — Собираешься ставить волок?

— Ну… — Пожимаю плечами. — Вообще-то нет, но плекс и целлулоидные дымовухи прихватить надо. Мало ли что?

12 марта 1979 года

Близ дер. Девятское, Подольский р-н.

День без солнца.


К началу восьмидесятых годов система «Силикаты» приобрела в кругах московских любителей катакомб устойчивую репутацию проходного двора. Особенно это касалось «нижней», самой обжитой южной части системы — следы человеческого присутствия тут на каждом шагу, да и встречи с поклонниками подземного образа жизни — далеко не редкость.

Здешнее сообщество спелестологов (на подземном жаргоне — «грязная спелета» или «спелеолухи») живет по своим законам, за нарушение которых можно запросто схлопотать по физиономии, а то и вовсе лишиться права доступа под землю. Сильнее всего наказуемо крысятничество. Нельзя трогать чужие вещи, оставленные на стоянках, нельзя брать продукты, топливо, посуду и прочее из нычек. Захотелось пожрать, а нечего — не греши, дождись хозяина, попроси вежливо.

Не уважают «чайников» — в основном за то, что те ставят где попало свои маркеры, вместо того чтобы запоминать уже имеющиеся. Встреча под землей, даже с незнакомым человеком, — это особый ритуал. Принятая формула приветствия: «Доброго времени суток». Собственно, здесь и возник этот всем известный интернет-мем. Происхождение его очевидно: под землей все равно, день или ночь, а при отсутствии часов вообще легко потеряться во времени и сбиться с природного ритма.

Как ни странно это прозвучит, но многие из здешних гротов имеют своих законных владельцев; их имена всем известны и даже порой отмечены на карте. Чужакам останавливаться в таких гротах нельзя — только с разрешения хозяина. Если его нет, ищи гостевой грот, которых тоже хватает.

Определить, что грот чей-то, можно по двум признакам. Первый: если территория обжита, то там присутствуют нычки с продуктами, пенки, посуда и прочие предметы быта, свидетельствующие о частых визитах владельца подземной недвижимости. Второй признак — наличие маскировки. Если вход в грот заложен кладкой, то это ясный намек: незваным гостям здесь не рады. Но в любом случае, даже если вы остановились в гостевом гроте, надо обязательно убрать за собой, вынести мусор наружу или в крайнем случае заныкать его в специально отведенных под помойки тупиках.

Все это я изложил Асту в электричке. Он и сам был немного в курсе — мать немало успела порассказать о нравах обитателей подземелий…

10 часов 25 минут утра, мы на месте. Ночью выпал снег, и по дну оврага, где находится вход в «Силикаты», тянется натоптанная дорожка, причем все следы ведут от входа наверх — ясное указание на то, что по крайней мере сегодня утром подземная братва покидала систему, а отнюдь не наоборот. Мы нарочно выбрали для вылазки понедельник, сочинив для классной руководительницы байку о чрезвычайно важной тренировке со сценическими фехтовальщиками. Расчет на то, что народу в системе будет все же поменьше.

Лаз, отмеченный на карте как «Вход I», прячется под нависшей глыбой известняка — десятиметровый узкий тоннель, где пробираться можно только ползком, толкая поклажу перед собой. Выводит он к гротам «Келья», «Надежда» и «Тихий океан»; у развилки на большом плоском камне лежит отсыревшая, тронутая плесенью амбарная книга, куда принято записывать время входа в систему, примерная цель заброски, а также ставить отметки об убытии. Принято считать, что эти сведения могут спасти неосторожным посетителям жизнь; на деле же многие пренебрегают этой формальностью, и книга давным-давно стала местной достопримечательностью, ритуалом.

Миновав входной тоннель, заново перекладываем рюкзаки, приводим в порядок снарягу. Перед тем как лезть под землю, мы переоделись. Я — в рабочие брезентовые штаны и штормовку, старательно заправленную под ремень, иначе будет задираться к голове, если придется пятиться ползком в узком лазе. Серегин танковый комбинезон из «чертовой кожи» тоже доработан под подземные реалии: откидной клапан на пятой точке (предназначенный для целей сугубо физиологических) наглухо зашит, дабы пуговицы не поотрывались в шкуродерах.

За комбезом и брезентухой пришла очередь касок. У меня обычная, строительная, из красного пластика, у Сереги же — рубчатая «стахановка» из бурой фибры. Поверх каски он пристроил на лоб шахтерский налобник, соединенный толстым резиновым шнуром с увесистой аккумуляторной батареей. Мечта спелестолога, у матери позаимствовал. Заряда такой батареи хватает часов на десять непрерывной работы.

Я фонарик пока поберегу, запасных батареек не так много, всего один комплект. Взамен вытаскиваю из кармашка рюкзака полосу толстого плексигласа, поджигаю. Грот озаряется колеблющимся оранжевым светом. Аст одобрительно кивает и выключает налобник — действительно, с таким «факелом» под землей куда комфортнее…

Напоследок пристраиваем противогазы поверх клапанов на рюкзаки — и достать в случае чего можно быстро, и висящая на боку противогазная сумка не будет цеплять и мешаться в узостях и шкуродерах. Вперед!

Путь по системе, против ожиданий, не занял много времени. Мы просто прошли, следуя за узкими рельсами для вагонеток под ногами — ходят слухи, что они проложены еще в середине девятнадцатого века. Над головами вдоль стен кое-где попадаются столь же древние крепи — почерневшие от сырости дубовые столбы и поперечные брусья под потолком. Аст ткнул в одни из столбов пальцем, и он по фалангу провалился в труху. На потолке — надписи, сделанные копотью от плекса, по стенам, на каждой развилке — малопонятные непосвященному взгляду значки. Обращаюсь к карте — такие же значки присутствуют и там…

И — летучие мыши. Их реально много. Света они не боятся, висят себе на потолке в зимней спячке — снаружи снег, мороз, ловить нечего. Можно взять крошечное тельце в ладонь и ощутить еле заметное биение крошечного сердца…

Гроты — «Любовь», «Тайвань», «Море Франца», «Курилка»… Коридоры-ответвления уходят только вправо, мы следуем по большой дуге, замыкающей систему с севера и с запада. Ни черта не помню, хотя бывал тут не раз и не два — правда, давненько, году в восемьдесят втором — восемьдесят третьем. В той, прошлой жизни, разумеется.

Следов недавнего пребывания людей не так много — мусор тут принято убирать. Тем не менее в «Любви» мы нашли еще мягкие натеки парафина от свечей на каменном блоке, традиционно заменяющем обеденный стол, в «галерее» остро, свежо пахло бензином — здесь на выходные обосновались люди хозяйственные, солидные, с примусом. Но из посетителей мы никого так и не встретили.

«Верхняя», северная часть системы, куда можно попасть, лишь преодолев несколько хитро запрятанных шкуродеров за гротами «Море Франца» и «Кис-88», освоена гораздо меньше. На Серегиной карте ее нет вовсе, и сомневаюсь, что из завсегдатаев «Силикатов» о ее существовании знают больше полудюжины человек. Туда нам и надо попасть, а для этого предстоит по известным мне приметам (вызубрил, готовясь к переброске в прошлое, как и многое другое) отыскать эти тайные лазы, и лишние глаза при этом точно ни к чему.

Как ни странно, нашли мы их довольно легко. Нужный нам тоннель уходит вбок посредине длинного шкуродера, соединяющего западную, основную, и северо-восточную части «Силикатов». Натолкнуться на него случайно почти невозможно — надо пошарить рукой под нависающей слева глыбой, потом извернуться, заползти под нее — и вот тебе заветный лаз! Он короткий, не больше трех метров, после чего тоннель приобретает привычную высоту, так что можно идти, не скрючившись в три погибели.

Здесь подземная братия наследила гораздо меньше и довольно давно. Вот и хорошо, вот и славно — меньше всего нам нужны сейчас свидетели или добровольные помощники, а они наверняка появились бы, увидь кто, как мы раскапываем завал. Короткий язык осыпи, высовывающийся в коридор из ответвления. Сверяюсь с картой, потом дохожу до следующей развилки, проверяю маркеры, отмеченные на бумаге, — оно!

Завал мы расковыривали часа три с половиной. Поначалу по одному бегали к ближайшей развилке, караулили. Потом бросили это занятие — «верхняя» система пуста, можно работать вдвоем. Воткнули в щели между известняковыми блоками два длинных куска плекса, зажгли, так, чтобы свет падал на «операционное поле» с двух сторон. Спасибо Асту, прихватил с собой две пары особых «сварочных перчаток» из грубого серого спилка — обычные, кожаные, не помогали, кисти рук запросто сбили бы до костей. А так — ничего, обошлось, разве что прищемили пару пальцев.

В какой-то момент Серега выколупнул фомкой что-то длинное, желтое. Пригляделся — крупная кость, треснувшая вдоль. А дальше, под россыпью мелкой гальки, еще две…

— Это человеческие? — придушенно произнес Аст. Побледнел, лоб весь в капельках пота, несмотря на промозглую подземную холодрыгу.

— Нет, блинский нафиг, летучих мышей! Копай давай…

Череп, расколотый придавившей его глыбой известняка, нашелся чуть позже, как и клочья полусгнившей ткани — остатки одежды. Серегу трясет уже конкретно, да и мне, признаться, стало слегка не по себе. В самом деле, натуральный Голливуд, фильм ужасов: раскопки в зловещем подземелье, человеческие кости, расколотый череп… Альтер эго предусмотрительно забился поглубже в наш общий мозг и подсматривал оттуда одним глазком — давай, Второй, отдувайся…

Сплошной завал тянулся метра на два с половиной, и оставалось удивляться, почему любопытная подземная братва раньше его не раскопала? Видимо, дело в том, что в «верхней» системе народу вообще немного.

…Он лежал во втором от завала гроте. Человеческий скелет, кое-как прикрытый клочьями сгнившей одежды. Кости очищены дочиста — местные крысы не привыкли терять времени и способны найти лазейки куда угодно. Осторожно сдвигаю то, что осталось от брючины — берцовая кость сломана пополам. Видимо, тоже попал под завал…