«Естественно, — подсказал из тины Второй, — родители собираются в эмиграцию, и можно представить, что они налили в уши единственной дочке…»
Ночь. Наши дрыхнут без задних ног. Толя бдит на веранде, сейчас его очередь — в окошко видно, как улетел в снег огонек бычка. Карменсита поставила на стол чайник с заваркой, вазочки с вареньем и деликатно удалилась.
— В целом предположение о непрофессионализме наших противников подтвердилось, — рассказывал дядя Костя.
Он нацедил из электрического самовара (раскочегаривать настоящий, дровяной ради ночных посиделок не стали) кипятка, положил в блюдечко «изумрудного» варенья и теперь наслаждался сочетанием аромата индийского «со слоном» чая и вкуса варенья. Я же вяло ковырял вилкой в блюдечке, ловя прозрачную, бледно-зеленую ягоду — есть не хотелось совершенно.
— Ликвидированная нами группа состояла из технических специалистов, незнакомых даже с азами оперативной подготовки. Они, как ты заметил, даже приличным земным оружием обзавестись не удосужились за все эти годы — зачем? Пленник рассказал, что в операцию «Вирус» их ввели в последний момент, по требованию их руководителя, десантника высшего — как это в твоей книжке — «разряда», да?
Дядя Костя привычно пользуется книжной терминологией, как, впрочем, и я сам, и те, кто отправил меня сюда. Похоже, он не только сотрудникам своим велел проштудировать обе повести, но и сам сподобился.
— Ни «посредников», ни устройств, способных поддерживать связь с «коллегами», что на Земле, что за ее пределами, у них не имелось. Единственной функцией группы было отслеживание действий оставшихся на Земле десантников — сеансов связи, перемещений, пересадок «мыслящих». Собранные сведения они раз в месяц передавали своему руководству, тому самому… высшего звена.
— Значит, с ним связь у них все же была? — уточняю я.
Генерал кивает.
— Была, но только односторонняя, по этим своим хитрым «внеэфирным» каналам. Как ты понимаешь, нашими методами их отследить невозможно, как и выйти на этого самого «шефа». Так что придется нам теперь иметь в виду, что где-то в Союзе разгуливает резидент. И, в отличие от уничтоженной группы, у этого с подготовкой все в порядке. Одно утешение: он один, без группы, это наш пленник знает совершенно точно.
Отправляю подцепленную наконец ягоду в рот. Вкус изумительный — тонкий, с кислинкой и настоящим крыжовенным ароматом.
— Но раз они всего лишь техники, почему стали сами охотиться за мной?
— Чрезвычайная ситуация, не предусмотренная инструкциями, — усмехается собеседник. — Оказывается, не мы одни такие. Инопланетяне тоже действуют по шаблону, а когда он дает сбой, теряются и начинают делать глупости. Когда они засекли твою «переброску», то, разумеется, хотели сообщить руководству. Но связи с ним, как мы знаем, не было; старший группы решил подождать, но когда «шеф» пропустил один за другим несколько ежемесячных регулярных сеансов, запаниковал и принялся действовать на свой страх и риск. Он, видишь ли, вообразил, что зафиксированный неопознанный «перенос» — это своего рода заброска «мыслящего»-диверсанта, который ликвидировал «шефа» и намерен теперь действовать против земной резидентуры пришельцев.
— И он решился со своими неподготовленными технарями выступить против такой угрозы?
— А что ему оставалось? Руководство на связь не выходит, а «чужак», то есть ты, обосновался в Москве и, судя по всему, чувствует себя вполне вольготно. Они навели справки, а когда выяснили, что гипотетический диверсант вселился в тело подростка, решили рискнуть.
Я поболтал ложечкой в чашке — чай уже остыл. Добавить, что ли, кипятку? Ладно, сойдет и так.
— Все вроде ясно. Но остается вопрос: почему десантники не решались нападать в Москве, а ждали, когда я окажусь подальше от людей? Только лишь из осторожности?
— Зришь в корень, — кивнул генерал. — Разу меется, не только. Оказывается, это связано с их методами отслеживания. Своих-то они фиксировали без всякого труда — среди «мыслящих» землян десантники выделяются, как жираф в стаде буйволов. С тобой же — дело другое. Сам факт переноса они, как я уже сказал, засекли, а потом ты как бы растворился в большом городе. Но нечто вроде отпечатка у твоего «мыслящего» все же осталось, и они могли тебя нащупать — правда, очень грубо, с точностью в несколько городских кварталов.
— Ясно! То есть когда я уезжал оттуда, где много людей…
— …ты упрощал им работу. Отсюда и выбор мест нападения. И знаешь, что самое забавное? Они так до конца и не выяснили, кто именно засланец — ты или Сергей!
— Верно, мы и живем в соседних домах, и в школе вместе, и на тренировках…
— …а когда десантники устраивали нападения, вы тоже оказывались вдвоем — и на Бештау, и на птицеферме, и в «Силикатах». Вот они и путались.
Дядя Костя сделал паузу и добавил, как мне показалось, неохотно:
— Когда мы проанализировали три этих нападения, то заподозрили нечто в этом роде. И постарались спровоцировать их на новую попытку.
Вот, значит, как! Кто бы сомневался, впрочем…
— Значит, мы были вроде сыра в мышеловке?
Генерал виновато развел руками.
— А ты чего хотел, внучок? Это война, а на войне, знаешь ли, не до церемоний. Но о безопасности мы подумали, вам ничего не угрожало. И если бы ты не сунулся к окну со своим чудо-оружием…
— А что мне было делать? — возмущаюсь я. — Я же не знал о ваших планах. Вот если бы заранее предупредили…
Генерал сощурился.
— И ты бы согласился, чтобы твои друзья так рисковали?
— Ну, не знаю…
— Вот то-то и оно. — Он отодвинул чашку. — Ф-фух, больше не лезет, лопну… Ты вот что: винтовочку свою показал бы как-нибудь? Толик с Кармен мне уже все уши о ней прожужжали, любопытно, что это за чудо-оружие такое?
— Да, конечно, — киваю я. — Только почему «как-нибудь»? Она здесь, в моей сумке, разобранная. Нести?
— Валяй.
На цыпочках, чтобы не разбудить Аста, захожу в спальню, извлекаю из-под кровати сверток. На сборку «покемонгана» уходит не больше минуты.
— Вот, смотрите. Я с собой ее взял, потому что опасался — вдруг отцу вздумается в чехол заглянуть, а там только гладкий сменный ствол да железяки напиханы. Вообразит ведь невесть что, с ума сойдет…
Кривлю душой, разумеется — оружие я сюда перевез совсем с другими целями. И, кстати, любопытно, почему у меня его до сих пор не конфисковали?
Дядя Костя вертит бывший «ижак» в руках, поднимает к плечу, целится куда-то в темень. Потом переламывает затвор, заглядывает в ствол и одобрительно цокает языком.
— Молодец, в порядке оружие содержишь. Это, значит, ты сам сваял, из Саниного подарка?
Саней он называет моего родного деда, своего брата.
— Да… в некотором роде.
— Что ж, толково. Надо будет документик тебе на него состряпать как на спортивное оружие. Мало ли, пригодится?
— Спортивное? — не скрываю я удивления. — Так я же не занимаюсь стрельбой…
— Теперь займешься. И удостоверение сделаем, и разрешение на оружие, не проблема. Как она в деле, кстати?
— Удобная, — говорю. — И бой приличный. Я в того, на заборе, куда целил, туда и попал — в бедро, чуть выше колена.
— Сделано вроде аккуратно… — Он еще раз клацнул затвором. — А хочешь, я отдам нашим оружейникам? Доработают малость, то се…
— Конечно, — говорю с энтузиазмом. — Я даже прикидывал, что надо сделать. Давайте набросаю, а они посмотрят…
Генерал с удивлением смотрит на меня и подо двигает блокнот с карандашом.
Ну все, не спать мне сегодня…
31 марта 1979 года
Москва.
Последний день каникул.
Гроб беззвучно опустился в черную с осыпающимися краями яму. Ни траурных лент, ни канатов, перевитых красными и черными шнурами, — обычные веревки в трясущихся руках запойных работяг. Четверо стоящих возле могилы одинаковыми движениями вытащили из-за отворотов пальто и курток пистолеты, оттянули затворы. Негромко хлопнул залп салюта — видимо, в магазинах были холостые патроны, потому что гильзы, как это положено при стрельбе боевыми, не вылетели. С голых берез снялась с пронзительным карканьем стайка ворон. Четверо передернули затворы — новый залп, карканье, хлопанье черных крыльев. И еще раз.
Ваганьковские гробокопатели смотрели на этот ритуал равнодушно, опершись на лопаты — спасибо, хоть папироски попрятали в кулаки. Здесь давным-давно разучились удивляться и задавать лишние вопросы. Тем более таким серьезным людям.
Один из четверых подал знак, и лопаты дружно замелькали, обрушивая на крышку гроба комья оттаявшей земли вперемешку со снегом. Другой — вернее другая, смуглая, латиноамериканской наружности девушка, — присела на корточки и стала снимать мешковину с каменной плиты, дожидающейся своего часа на дощатом поддоне-волокуше.
— Ну, вот и все, Женя. Как там сказано в одной не самой глупой книге, «пусть мертвые хоронят своих мертвецов».
Дядя Костя надвинул на лоб каракулевую шапку-пирожок, типичный головной убор советских, выше среднего ранга, номенклатурщиков, прославленный на весь мир дорогим Леонидом Ильичом.
— Поехали-ка ко мне, пообедаем. Родители твои сейчас все равно на работе, а к вечеру я тебя домой отвезу, не переживай.
Я кивнул — говорить не хотелось — и пошел вслед за ним, к выходу с кладбища, где на стоянке, покрытой грязным весенним снегом, ждала его «Волга».
С «конспиративной дачи» мы уехали рано утром — на часах не было и восьми. Погрузились уже в знакомый микроавтобус с задернутыми шторками и засопели потихоньку в пропахшем бензином и машинном маслом тепле салона, добирая часы сна. Дорога не заняла много времени — меньше чем через час «РАФ» остановился. Дверь открылась, и в салон просунулась улыбающаяся физиономия Карменситы.
— Женя, выходи, сomandante Коста говорит, что дальше поедешь в его машине. Сompañeros Серхио, Мила — hola, скоро увидимся!
Сделала ручкой удивленным ребятам и исчезла, прихватив наш с альтер эго рюкзак.