Она не знала, что побудило ее прийти – в последний раз доктор Шивон Ни Леоч ходила к исповеди, будучи еще зеленой стажеркой, к живому отцу Гжезинскому. Но знала точно, что заставило ее выскочить из автомата, будто ошпаренной, – страх Божий. Подлинный страх.
«Исповедальню» поставили на пятом ярусе Лингвистической исследовательской станции на Омеле – планете, куда все они собирались переезжать. «Господь пошлет тебе покой, веселый человек», – напевали невидимые динамики в коридоре. Где-то там, на Земле, приближалось Рождество.
– Ну и почему я?
Вопрос был риторическим и просто ненужным – Шивон не собиралась отказываться. Но об этом спрашиваешь, когда тебя оставляют дежурить на Рождество.
– Потому что твоя очередь. Ты здесь год и еще ни разу не дежурила, – напомнила начальник станции. – Имей совесть.
– Она мне еще зачем?
– Здесь на Рождество сплошная благодать, – сказала начальник станции. – Наши соберутся по приемным центрам, станут пить и не будут ссориться с местными. У тебя есть все, что надо, половина роботов активирована, доктор Дюпре остается работать, ему документы в Галактическую аттестационную посылать до первого января…
– А врач?
– У нас же лингвистическая станция, Шивон. Будет нужен доктор – вызывай девятнадцатый галактический или гагаринцев. Аптечный отсек знаешь где.
– Еще кто-нибудь остается?
– А, ну да, – пробормотала начальник станции. – Мои стажеры, на четвертом ярусе. Двадцать особей, пятнадцать наших, пять ксено.
– Стажеры? Они что, и на Рождество практикуются?
– Все не так просто. За ними послали катер, чтобы отвезти на «Щербу». Там рождественская вечеринка для последних курсов. Но вокруг планеты сейчас заносы, со мной связывались с катера – даже в лучшем случае они будут здесь не раньше десяти вечера по местному.
«О вести утешения и радости», – пел динамик.
– Я похожа на воспитателя детского сада? – уныло спросила Шивон.
– Будут шуметь – прочтешь им лекцию.
– Как они?
– Да так себе. Хотя, казалось бы, все у них есть. Эмотивные сканеры, декодеры метафор…
– Мои университеты! Помнишь, как мы интонационные уровни карандашом рисовали?
– Помню. С крючочками. И лексикометрию на пальцах считали…
– И первые словари в «переводчики» забивали, поверх земных языков…
– Ага! И фонозаписи…
– …на «костях»…
– А у этих – декодер метафор. Иисус Мария.
Начальник станции торопилась. Она должна была лететь на «Гринберг», чтобы встретиться с мужем. Они работали на разных кораблях, и у них все время не сходились орбиты, не совпадали вахты. Теперь она смотрела испуганными, но счастливыми глазами. И спешила.
– Если что-то случится – вызывай Центр. Хотя ничего не случится.
– Ну-ну, – сказала Шивон.
На самом деле Шивон никуда не собиралась. Не хотелось ей ехать на Первую Исследовательскую, где «зимовщики» радостно упьются по самую нейрофузу, отмечая первый год освоения Омелы. Ее это вполне устраивало – остаться на громадной, вмиг опустыневшей станции, бродить тенью отца Гамлета по зимнему Эльсинору, пробираться сквозь джунгли из серебряного «дождя», мимо шаров, таинственно мерцающих в свете генератора-ночника, будто маленькие неизвестные планеты. Вдыхать симулированный запах яблок и корицы. В тихой тоске по своей планете земляне украсили станцию так, что было не продохнуть.
– Межпланетный лингвистический центр, с вами говорит Лингвистическая исследовательская станция, Омела. Я – доктор Шивон Ни Леоч, идентификация – ЗЕЛ, первая категория. Сейчас – пятнадцать ноль-ноль, двадцать четвертое – двенадцатое – две тысячи сто двадцатого по времени станции и предположительному земному, принимаю дежурство.
– Слышу вас отлично, дежурный. Доложите ситуацию.
– Все спокойно.
– Нам докладывали о заносах возле Омелы. Обращайтесь, если возникнут проблемы. До связи, дежурный.
– До связи, Центр.
В комнате отдыха по спроецированному темному небу летел Санта-Клаус на оленях. Стажеры пошутили: из искусственного снега слепили бабу и на выдающуюся белую грудь прикрепили бейдж начальника станции. Вместо языка изо рта у скульптуры свисала чья-то «хвостовка».
Шивон хмыкнула и уселась у потрескивающего камина с журналом. Она приберегла для себя статью, но никак не хватало времени.
В этот момент на станции дрогнул и погас свет.
– Та-ак, – сказала Шивон.
– Межпланетный лингвистический центр? Здесь Омела. У нас проблемы. Нет света.
– Я предупреждал вас насчет заносов. Сейчас трудности с подачей энергии по всей Омеле. Отсутствие энергии угрожает чьей-то жизни?
– В общем, нет, – сказала Шивон.
– Могут пострадать живые организмы, результаты научного исследования, редкие биологические экземпляры?
– Э… э, нет. Но запасы еды…
– Аварийный генератор работает?
– Только на одном ярусе. На остальных темно.
– Ну так зажгите свечи, – сказали из Центра. – Рождество, как-никак.
– Что мы сделали с Богом, Лоран? – спросила Шивон.
– Нет бога, кроме ГАКа, – рассеянно сказал Лоран, уставившись в монитор. – И научный отдел – пророк его. Не знаешь, как пишется в протоколе по новым правилам – «решили» или «постановили»?
– По-моему, «решили». Ты помнишь, когда в последний раз был на рождественской мессе?
– Ma chere, я француз. Мы все католики, но мы не ходим на мессу.
– Это странная планета, – проговорила Шивон, устраиваясь поближе к лампе. – Некоторые из их историй так похожи на наши…
Камин погас, но несколько островков света еще держалось на аварийном генераторе. Лоран устроился в одном из островков и упрямо заполнял формуляры. Было неярко и уютно. Шивон остро ощущала резко возникшую, почти неудобную тишину в месте, которое трещало обычно на всех языках вселенной. Застрявший в глубине комнаты робот мурлыкал «Белое рождество». Шивон подивилась – какой программист и зачем научил его этому? Она хотела переключить робота, но передумала.
– Я исследовала их легенды, – рассказывала она.
Лоран, похоже, ее и не слушал, уткнулся в свой отчет. С потолка ему на лоб свисала гирлянда, он время от времени убирал ее досадливым движением руки.
– Ты же знаешь, история планеты – это история ее легенд… Послушай. Фон Бекман опубликовал статью, мне прислали два дня назад. Так вот, письменные свидетельства доказывают, что Омела еще не так давно была монолингвом.
– Что ж мы раньше не прилетели, – вздохнул Лоран.
– И вот что интересно – по всем преданиям, по крайней мере тем, что расшифровали, выходит, что распад на языки произошел в одной временной точке.
– Это же ненаучно, – сказал Лоран. – Как мы теперь пишемся – имя, идентификация, категория?
– Имя, идентификация, степень, код специальности, – перечислила она.
– Эти образцы что, докосмической эпохи? – расстроился француз.
– Ты меня послушай, – сказала Шивон. – Если верить легендам, распад произошел во время крупного строительства в зоне номер три.
Лоран набрал код специальности и задумался.
– Ты не был в зоне номер три, а я была. Этот город – он недоделан. Выглядит так, будто в один прекрасный момент все просто бросили строительство и разошлись.
Лоран молчал.
– И вот еще. Зона номер один. Наше подопечное отделение. Так вот, в этой зоне омельцы не жили изначально. Произошел массовый исход из зоны четыре-два.
– Понятно. – Лоран наконец отвлекся от документов. – Сорок лет блуждания по пустыне? А море перед ними не расступалось?
– Об этом тоже говорится в легендах, – вполголоса сказала Шивон, которую вдруг пробрала дрожь.
– Ma puce, ты мыслишь земными категориями. За это даже стажеров ругают.
– А Окаменевший город, Лоран? Его так зимовщики называют.
– Иди поищи, может, там найдется статуя жены Лота, – засмеялся Лоран.
Шивон казалось – уж он-то, в такой вечер, сможет ее понять.
– Я иногда думаю, – тихо сказала Шивон, разглядывая осколки света в гирлянде, – может быть, Бог писал этот сценарий не только для нас?
– Разве это не обидно?
– По-моему, нет, – она покачала головой. – Мы-то, если уж совсем честно, испортили Божий план. Может, у кого-то получится лучше…
– Скоро заберут твоих стажеров? – спросил Лоран.
– Обещали к вечеру.
– Роботы в столовой готовят вино и индейку. Уж не знаю для кого. Может, присоединимся?
– У них там что, вечеринка? – раскрыла глаза Шивон.
– Кто их знает… Да ладно, пока это не противоречит трем законам…
– Я на вахте, – сказала Шивон.
– Тебе не надоело? Все время быть на вахте?
– Будто я просилась. Ты ведь понимаешь, о чем я.
Она потянулась и убрала от его лба гирлянду.
В ухе зазвонило.
– Помогите! – в панике кричал человек. – Помогите! Я в яме! Я не могу выбраться! Черт, кто-нибудь!
– Сэр, пожалуйста, успокойтесь. Успокойтесь, прошу вас. Назовите ваше имя и идентификацию.
– О Господи! Джон Уэнрайт, ЗАК! О Боже! Они упрятали меня в яму и не дают выбраться!
ЗАК. Землянин, американец, коммерсант. Хуже не придумаешь.
– Спокойно. Спокойно, Джон. Меня зовут Шивон Ни Леоч, я дежурный лингвист, я постараюсь вас вытащить. Можете рассказать мне, как вы там оказались?
– Я… Ох… Я просто хотел добраться до тридцать четвертой базы, а на этой трижды клятой планетке не летает ничего!
– Вас предупреждали о заносах?
– Да идите вы!
– Джон, продолжайте, пожалуйста.
– Я думал добраться на вездеходе, а потом эта штука сдохла! Я решил дойти до ближайшей базы и попросить помощи, а они… они меня сцапали! Упрятали в яму! Господи, она глубокая! Я просил их отпустить, а они ни в какую!
– Просили? – Шивон начинала понимать. – Джон, у вас есть традуктор?
– Он заглох!
– Где вы его взяли?
– Купил, где взял!