Лаэрт, облегченно вздыхая, выкарабкался с пола.
Кронборг ночью выглядел зловеще. Шпили двух башен остро вырисовывались в темноте; о стонах и криках, шедших из казематов, не хотелось думать. Переполненная днем стоянка для туристских автобусов теперь пустовала. Гамлет задрал голову и сказал:
– Не видно.
– Говорят, у совы отец был хлебник, – пробормотала Офелия. – Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать!
Офелия нервничала. Она не хотела оставлять машину; кровь на заднем стекле не так уж и мешала. У нее было предчувствие, что с этой троицей она никогда не попадет в Христианию.
Лаэрт сорвал ромашку и сказал:
– Пошли наверх?
Они забрались на башню. Вдалеке затуманенными огнями светилась Швеция. У Гамлета заиграл мобильник. Тот его будто и не слышал; он гадал на отобранной у Лаэрта ромашке, далеко уйдя от внешнего мира, и только губы тихонько шевелились: «быть – не быть – быть…»
Воспользовавшись этим его состоянием, Горацио предложил Офелии руку, и они пошли танцевать в вышине над почти уснувшим Эльсинором, под чуть механические трели финской польки.
Гамлет оторвал последний лепесток (вышло «быть») и, опомнившись, вытащил мобильный. Мелодия прервалась.
– Опять он обламывает, – недовольно сказала Офелия, подошла к краю башни и стала смотреть вдаль.
Горацио было хорошо. Он любил Офелию и собирался ей признаться; ему, правда, было неловко делать это при Гамлете. Но, повернувшись, он увидел задумчивый профиль Гамлета, размышляющего над проблемами бытия, и почувствовал, что и его любит тоже; и не знает уже, кому признаваться. А тут еще этот Лаэрт в завораживающем белом костюме.
– А Копенгаген где? – спросила Офелия.
– Вон там, – показал очнувшийся Гамлет.
Офелии пришла в голову идея. Она залезла на ограждение башни, вцепившись в него двумя руками.
– На хрена я буду с вами связываться? Вы тут… торчите, вам фиолетово, что человеку надо уехать. Я сама полечу!
– Тут же далеко! – испугался Лаэрт.– Не долетишь! Давай лучше на пароме.
– Реально, – сказал Гамлет, – далеко.
Офелия начала осторожно подниматься.
– Ну ты хоть вернешься? – занервничал Лаэрт.
– Я тебе долбаную открытку пошлю! – засмеялась Офелия. Балансируя на ограждении, она помахала всем и изящно, будто девушка-вампир, прыгнула и полетела в темноту.
– Ну ладно, – в конце концов сказал Лаэрт. – Она ведь обещала вернуться.
– Вот блин, – вздохнул Гамлет.
А Горацио вдруг заплакал, и плакал долго.
– Ладно, – сказал Гамлет, когда они остановились у дверей единственного открытого в Эльсиноре бара. – Дальше я пойду один.
– Вы проиграете этот заклад, мой принц, – покачал головой Горацио. Лаэрт поглядел на него странно.
– Короче, ждите тут.
Гамлет вошел в переполненный бар. Его мать и Клавдий сидели в углу, пили вино и заедали оливками и куриными крылышками, и было видно, что Гертруде скучно до смерти.
– Сынок! – оживилась она, когда Гамлет протолкался к ним через толпу. – Почему ты не отвечаешь на звонки?
– Мобильный сел. – Гамлет смерил Клавдия черным взглядом. Клавдий смотрелся богатым и очень противным.
– Мы заказали тебе вина. – Он протянул Гамлету кружку. – А где мой шофер?
– Ему нельзя, он за рулем.
– Гамлет, где Полоний? – уже настойчивее спросил Клавдий.
Гамлет схватил с блюда копченое куриное крылышко и запихал в рот.
– Дядя Клавдий как раз согласился дать тебе денег на университет, – сказала Гертруда, умоляюще глядя на любовника.
Тот кивнул.
– Ты пей, пей, – сказал он Гамлету.
– А вы знаете, – Гамлет прожевал крылышко, – моя мама убила всех своих любовников. Всех! Я даже знаю, где спрятаны трупы. У меня была маленькая красная лопатка, и я помогал закапывать, правда, мама?
– Правда, дорогой, – отозвалась Гертруда. – Только дяде Клавдию это неинтересно.
Она нервно потянулась к бокалу, но там уже ничего не было. Гамлет дал ей свой.
– Не пей вина, Гертруда, – поморщился Клавдий. – С утра наливаешься. А твоему сыну не в университет надо. Я тебе говорил, куда ему надо.
– А вы видели череп на мамином туалетном столике? – не унимался Гамлет. – Это Йорик. Зря, мам, ты его так, он был классный.
– Дорогая, – сказал слегка раздраженный и слегка встревоженный Клавдий, – ты говорила, что это папье-маше!
Гамлет прыснул и едва не подавился куриной костью.
– Так она вам все время врала. Вы ее совсем не знаете.
– Не обращай внимания, – торопливо сказала Гертруда, – у него Эдипов комплекс, ты же знаешь.
– Держу пари, вы и настоящего лица ее никогда не видели.
– Гамлет! – скандализованно воскликнула Гертруда. – Ты уши мне кинжалами пронзаешь! О, пощади!
Он вытянул руку и рванул молнию на затылке матери. Накладное лицо упало на блюдо с оливками.
Образовалась тишина. Клавдий глядел на Гертруду; та пораженно рассматривала свое отражение в зрачках любовника. Подбежавший было к столику официант на цыпочках отошел, сообразив, что момент неподходящий.
Гертруда с выражением дикого ужаса на лице поднесла руку ко рту и вдруг упала замертво, опрокинув стул. Клавдий вскочил. Пока он делал Гертруде искусственное дыхание, Гамлет поменял его стакан на свой и встал, скрестив руки на груди и невозмутимо наблюдая за сценой.
– Гаденыш! – проревел Клавдий, поднимаясь с пола. – Ты убил свою мать!
– Да ведь это вы ее отравили, – пожал плечами Гамлет. – Ну тут одно из двух: или вы ее, или она вас.
Клавдий покачал головой, глядя на распростертое на полу тело любовницы. Ему очень хотелось пить; он механически взял стакан и осушил его в один миг. Лицо его тут же исказилось, и в судорогах он упал на пол.
– Вот, блудодей, убийца окаянный! – прокомментировал Гамлет. – Пей свой напиток! Вот тебе твой жемчуг! Ступай за матерью моей! Смотреть надо, что людям подаете, – сказал он уже в адрес суетящегося метрдотеля
За окном завыли сирены. Гамлет развернулся и очень спокойно направился к двери.
Горацио с Лаэртом на улице не было. Гамлет огляделся, перешел на другую сторону и стоял там, пока в подъехавшую «скорую» не отгрузили трупы. Тогда он вздохнул и зашагал, одинокий, по улице, залитой лунным светом.
Он пришел туда, где они оставили машину. На крыше «Вольво», заляпанной кровью, сидели две вороны.
– Он на ужине, – сказала одна.
– Не на том, где он ест, а на том, где его едят, – уточнила вторая.
Гамлет шуганул птиц и сел за оторванный руль, размышляя, куда бы ему поехать. У него была своя маленькая идейка насчет того, куда и зачем смылись Лаэрт с Горацио. А он еще хотел взять этого паршивца в Амстердам…
У «Вольво» не было зеркала заднего вида, оттого Гамлет не заметил, как сзади подъехала полицейская машина. Из нее вышли двое полицейских. Приблизились, козырнули.
– Офицер полиции Розенкранц, – представился один.
– Офицер полиции Гильденстерн, – представился второй. – Не могли бы вы выйти из машины?
Гамлет нехотя вылез, прислонился к дверце и сунул руки в карманы.
– Могу я узнать ваше имя? – спросил Розенкранц.
– Я Гамлет Датчанин, – ответил он и носком правой кроссовки почесал левую лодыжку.
– С вами в машине кто-то есть? – спросил Гильденстерн.
– Мои воображаемые друзья, – пожал плечами Гамлет.
– Боюсь, мы должны вас арестовать.
– За хранение.
– И распространение.
– Откройте, пожалуйста, багажник.
Гамлет нарочито медленно прошел к багажнику и открыл его.
– Ты только посмотри, – сказал Розенкранц, доставая полиэтиленовый пакет с килограммом травы.
– Нет, ты на это посмотри, – показал ему Гильденстерн маленький мешочек с кокаином.
– Это не мое! – взвыл Гамлет в негодовании, праведном, потому что все и вправду было не его.
«Долбаный итальянец, ну покажись мне только!»
– Я хотел бы заявить об убийстве, – сказал он. – Мой дядя убил моего отца и пытался отравить меня.
Но Розенкранц и Гильденстерн ткнули его носом в капот и надели наручники.
– Вы имеете право хранить молчание, – сообщил Розенкранц.
– Все, что вы скажете, может быть использовано против вас, – добавил Гильденстерн.
Угрюмого Гамлета усадили в полицейскую машину.
– Желаете сделать заявление?
– Нет уж, – сказал он. – Дальше – тишина. Пока я не поговорю с адвокатом.
Розенкранц с Гильденстерном синхронно хлопнули дверями и умчались. Луна на секунду спряталась за облаками, вывалилась обратно в чистое небо и продолжала освещать ночной Эльсинор. Закаркали вороны и вдруг умолкли; и все замерло в ожидании Фортинбраса.
Ольга Славникова как-то назвала Россию страной победившего постмодернизма. Вот и меня он стороной не обошел. Я очень люблю Шекспира и отдельно – «Гамлета»; когда-то я хотела написать по нему «альтернативную историю» (это желание вообще многих авторов не обошло). Не получилось, но частично из него зародилась идея «Пепла на укреплениях» – второго моего романа в работе, который, я надеюсь, мне удастся когда-нибудь дописать. А когда еще начитаешься Стоппарда и наслушаешься на лекциях про Беккета, а потом возьмешь, да и съездишь в Данию… хочется создать что-нибудь такое вот, без всякого смысла и слегка похожее на бред – но зато про Гамлета.
Наша кровь
Остланд, Южный регион
– Так значит, – говорю, – ты не видел, как воспитанник Белта укусил учителя?
– Не. Ниц я не видел, пан директор.
Смотрит в угол стола, странно как-то повернув голову, лицо тупое, как коровья морда. Толстые губы сжаты, для ответа на вопрос расклеиваются медленно, сжимаются снова.
– Ты же сидел со всеми на уроке. Как же ты мог не видеть?
– А я… в окно смотрел, пан директор. Там эти… птички.
– Птички, – говорю. Взять бы розог да выбить из них этого «пана»… пока не дошло до чужих ушей. Так ведь не выбьешь.