равду. И когда я умру, то перестану каждый день чувствовать свою вину за то, что знала и промолчала.
– Знала… что?
– Вика, я ведь просила… денег Пашкиных я никогда не трогала, слово себе дала, что не возьму ни рубля из того, что на счетах лежит. Может, я неправа была, когда фамилию тебе поменяла, ведь ты, в конце концов, его дочь. Но мне невыносимо было думать, что ты наследница денег, которые не заработаны, а вырваны с кровью у других людей. Ты уже давно взрослая, Вика, и сможешь сама решить, что делать, а я не могу больше в себе это носить. Тяжело на тот свет уходить с таким грузом.
У Вики голова пошла кругом, она никак не могла уловить нить теткиного рассказа, не могла понять, о чем она говорит, почему так все сплелось – родной отец, его друг, брат Максима… и деньги. Какие деньги, какие счета? У них копейки лишней не было, а тетка сейчас говорит о каких-то деньгах отца, к которым она имела доступ, но не прикасалась даже в те моменты, когда жилось совсем уж трудно.
– Мама Света… – взмолилась она, осторожно опуская голову на ее колени, – я тебя умоляю – не сейчас… ну, не сейчас, ладно? Я не могу… Максим убит, понимаешь? Его зарезали точно так же, как предыдущих жертв, его нет больше. Давай не будем говорить об этом, хорошо? Мне неважно, что там и как было с моим родным отцом, я его даже не помню… а ты сейчас растравишь себя этими воспоминаниями и только состояние свое ухудшишь… ну, пожалуйста, я тебя очень прошу…
Тетка молчала, опустив тонкую, почти невесомую руку ей на затылок, и Вика чувствовала, что ее слова не достигли цели, что разговор этот мама Света затеяла неспроста, возможно, готовилась к нему, и теперь не успокоится, пока не скажет всего, что хотела, чего бы ей самой это ни стоило.
– Вика… ты должна быть осторожной, – проговорила тетка, не выразив никаких эмоций от новостей о гибели Максима. – Тот, кто убил его, скоро придет и за тобой тоже.
– Что?! – Вика выпрямилась и с ужасом взглянула в бледное лицо Светланы Александровны.
– То, что слышала. Все эти смерти вовсе не случайны, они – расплата за то, что произошло много лет назад. И ты тоже в этом списке. Потому будь очень осторожна, моя девочка.
Через два часа Вика стояла на пороге больницы и, обхватив себя руками за плечи, напряженно соображала, как быть дальше и, главное, как теперь жить дальше с тем, что рассказала тетка.
Первым импульсом было бежать. Купить билет и уехать куда угодно, только чтобы оказаться как можно дальше от этого места. Но Вика всегда трезво смотрела на вещи и понимала, что ее никто и нигде не ждет – с деньгами или без, а здесь есть человек, который сейчас зависит от нее полностью. Мама Света. Человек, хранивший страшную тайну столько лет.
Листок с написанным номером счета в одном из банков Швейцарии в буквальном смысле обжигал бедро даже через карман джинсов. Ей даже не было интересно, сколько именно денег там лежит, потому что никаких усилий для их возврата себе она предпринимать не хотела. Условием получения денег был возврат фамилии, данной ей при рождении. Только Виктория Павловна Никулина могла претендовать на владение этими деньгами, Виктория Негрич же не имела к ним ни малейшего отношения.
«Может, это и к лучшему, – думала Вика, шагая по бульвару в сторону дома. – Может, мама Света правильно сделала, что сменила мне фамилию и никогда ни словом не обмолвилась о существовании этих денег. Возможно, я бы выросла другой. Нет, я ничего не хочу, мне ничего не надо…»
Она вдруг остановилась посреди дороги, вернулась к проезжей части и подняла руку, останавливая такси.
– В прокуратуру, – наклонившись к открывшейся двери притормозившей рядом машины, сказала Вика.
– Понимаете, мне срочно! Мне очень нужно с ней увидеться, пожалуйста, позвоните, пусть она пропуск выпишет! – она почти умоляла молодого полицейского, категорически отказавшегося пустить ее к следователю Каргополовой. – Скажите, что пришла Негрич, что у меня важное заявление, ей это нужно больше, чем мне, ну, пожалуйста!
Но молодой полицейский стоял насмерть и никуда звонить не желал.
– В чем дело? – раздался у нее за спиной голос Каргополовой, когда Вику охватило отчаяние. – Вы ко мне, Виктория Павловна?
– Да! У меня к вам серьезный разговор.
– Ну, идемте, – следователь кивнула полицейскому, и тот сделал шаг в сторону, пропуская их. – Что-то случилось? Как состояние вашей тети?
– Ее перевели в отделение. Но вы, видимо, об этом знаете, раз охрану у палаты посадили.
– Это вынужденная мера. Я считаю, что вашей тете и вам тоже грозит опасность.
Вика приостановилась:
– Погодите… так вы уже знаете?
– Знаю что?
– Кто убивает этих людей.
– Пока нет. Но есть догадки. У вас, как я понимаю, они тоже есть, потому вы и бросились ко мне, едва вышли из больницы, – отпирая двери кабинета, сказала Каргополова. – Проходите, располагайтесь.
Она сняла плащ, повесила на вешалку в углу кабинета, прошла к столу.
Вика медлила – ей было страшно сесть и начать рассказывать, но она знала, что должна. Только так она сможет помочь и тетке, и себе.
– Ну, так что, Виктория Павловна, будем разговаривать? У меня еще есть дела на сегодня, – усевшись за стол, сказала следователь, и Вика встрепенулась, потянула к себе стул:
– Я сегодня разговаривала с мамой Светой. И подумала, что должна вам об этом рассказать, мне кажется, вы поймете, что делать с этой информацией. Дело в том, что… в общем, мама Света считает, что тот, кто убил всех этих людей, мстит за то, что произошло здесь в девяностых годах. Ну, когда завод водочный делили… мой… отец, – запнувшись, произнесла она, – он с друзьями имел отношение к убийству первого директора… ну, то есть не имел… они его убили, вот… господи, неужели я это сказала? – Вика закрыла лицо руками и часто задышала. – Мой родной отец и его друзья, Пострельцев и Митин, убили директора завода и его жену, потому что тот отказался платить деньги какому-то местному авторитету. Мама Света знала об этом, потому что однажды слышала разговор между Пострельцевым и моим отцом, они обсуждали убийство в деталях, смеялись… потом в доме стали появляться деньги – огромные по тем временам деньги, бабушка моя никак не могла понять, откуда – отец ведь после техникума по специальности не работал, говорил, что в охрану устроился, но разве охранникам платили столько… бабушка не верила, а отец смеялся только… Через какое-то время он вдруг квартиру купил, сделал там ремонт, переехал, потом женился на моей матери, родилась я. И вдруг погиб авторитет, которому завод принадлежал, и отец вместе с друзьями оказался владельцем акций. Но разделили они их как-то не поровну, а кому больше, кому меньше. Доля отца оказалась средней, а доля Митина – самой большой. И тогда они с Пострельцевым… – Вика снова задохнулась, закрыла ладонью глаза. – Не могу… не могу представить, что мой родной отец… что он…
Каргополова молча встала, налила в стакан воды из пластиковой бутылки, стоявшей на окне, и протянула Вике:
– Возьмите. И успокойтесь, Виктория Павловна. Да, ваш родной отец оказался не совсем порядочным человеком, но вы-то другая.
– Другая?! Да вы же сами меня подозревали в убийствах! По-вашему, я такая же, как он! – выкрикнула Вика, едва не расплескав воду на себя.
– Произошла ужасная, чудовищная ошибка, но мы ее признали, – спокойно ответила Каргополова, садясь обратно. – И вы не такая же, вы совершенно другая, раз бросились ко мне сразу, едва узнали о том, что сделал ваш отец. Да и в сущности – какой он вам отец? Во сколько вас удочерили, в три года?
– В четыре, – всхлипнула Вика, которую начала колотить нервная дрожь.
– Ну, вот. Вы сформировались благодаря совершенно другим людям, а ваша приемная мать, судя по тому, что о ней говорят сотрудники училища, человек глубоко порядочный.
– Зачем же она молчала столько лет?
– А вы подумайте. Вы бы смогли на родного брата донести? Или нанести психологическую травму его дочери? Вы вот взрослая уже, а как восприняли… а представьте на секунду, что с вами стало бы, если бы Светлана Александровна открыла правду об этом раньше?
Вика опустила голову. О таком развитии событий даже думать было страшно, и выходило, что мама Света поступила совершенно правильно.
– Я ей за это очень благодарна, – тихо произнесла Вика, поставив стакан на стол. – Не представляю, как бы я пережила это, будь моложе и не имей жизненного опыта. Но я и теперь, если честно, плохо понимаю, как мне жить дальше и что делать. Я могла бы потратить деньги, доставшиеся мне от отца, на лечение тети где-нибудь за границей, но прекрасно понимаю, что она ни за что не согласится. Да и я, если честно, не хочу менять фамилию… нет, пусть все останется так, как было. Только бы теперь вы смогли найти того, кто убивает.
– Я тоже заинтересована в этом. А вы пообещайте мне, что будете крайне осторожны. И на вашем месте я пока не спешила бы выходить на работу, там мы не сможем обеспечить вам безопасность.
– Работу я, по всей видимости, потеряла, придется искать другое место. Да и не смогу я на эту подстанцию теперь выйти, после всего… попробую куда-то в стационар, может… Но вы ведь найдете убийцу, правда? – она с надеждой посмотрела на Каргополову. – Мама Света считает, что этот человек не остановится, пока не убьет и меня тоже.
– Мы ему не позволим, – твердо пообещала следователь, – но вы пока посидите все же дома, Виктория Павловна. Тетя ваша в безопасности, а вы не подставляйте свою шею под лезвие чужого скальпеля, хорошо?
И Вика кивнула.
Она поймала себя на том, что боится идти домой. Кружила у здания прокуратуры и никак не решалась отойти в сторону, словно это место было самым безопасным.
«Надо в руки себя взять, так ведь с ума можно сойти, – думала Вика, снова и снова возвращаясь к зданию прокуратуры. – Со мной ничего не случится. Каргополова пообещала, что мою квартиру возьмут под наблюдение, что никаких посторонних рядом не будет. Надо просто поймать такси и поехать домой. Да. Такси…»