Она решительно свернула к проезжей части и подняла руку. Машина с желтыми наклейками затормозила рядом практически сразу. Вика назвала адрес и забралась на заднее сиденье, почувствовав себя в относительной безопасности.
Водитель оказался пожилой, молчаливый, в машине играла негромкая музыка – что-то очень старое, смутно знакомое, и это помогло Вике окончательно расслабиться.
– Хотите, я вас провожу? – вдруг спросил водитель, когда она уже рассчиталась и открыла дверь, чтобы выйти.
– Зачем? – удивилась Вика.
– У вас лицо как у перепуганного ребенка, мне показалось, вы чего-то боитесь.
– Нет, что вы… вам показалось, – с запинкой пробормотала Вика. – Спасибо, я сама.
Она выскочила из машины и опрометью бросилась к подъезду.
«Я точно сойду с ума, – думала она, поднимаясь по ступенькам. – Начну шарахаться от любой тени, от любого звука за спиной. Буду спать со светом, бояться выходить из квартиры… когда же это закончится?»
В сумке зазвонил мобильный, но Вика не сняла трубку до тех пор, пока не вошла в квартиру и не заперла за собой дверь, для верности накинув еще и весьма раритетную цепочку, от которой мама Света никак не желала отказываться.
Проделав все эти манипуляции, она вынула телефон и увидела на экране незнакомый номер.
Неизвестный абонент был настойчив, трель звонка не умолкала, пришлось ответить:
– Алло.
– Виктория Павловна, что же вы трубку не берете? – раздался голос Каргополовой, и Вика с облегчением выдохнула:
– Это вы, Полина Дмитриевна… извините, я по лестнице поднималась, видимо, не сразу услышала.
– Вы дома, все в порядке?
– Да…
– Значит, ситуация такая. У вашего дома дежурит наш сотрудник, его машина припаркована напротив вашего подъезда, белая «Камри», видите?
Вика выглянула в кухонное окно и увидела машину, о которой говорила следователь.
– Да, вижу.
– Это я к тому, что можете спокойно заниматься своими делами, главное – далеко от дома не уходите пока и избегайте знакомств – любых, с мужчинами, с женщинами – неважно. Просто не вступайте ни с кем в разговоры, по возможности посидите пока в квартире. Вы меня поняли?
– Да, но… мне хотя бы продуктов каких-то купить нужно, меня ведь столько времени не было…
– Завтра с утра сходите, но постарайтесь выбрать магазин рядом с домом.
– Я поняла. Спасибо…
– Не за что. Спокойной ночи, Виктория Павловна.
– Спокойной ночи, – автоматически ответила она, положила мобильный на стол и прислонилась к стене.
Осознание того, что рядом есть кто-то, знающий, что делать в критических ситуациях, немного ее успокоило. Завтра с утра она сбегает в магазин, а потом займется уборкой. Маме Свете теперь можно позвонить по телефону, объяснить причину, по которой Вика пока не сможет к ней прийти, она, конечно же, поймет и не обидится.
Ночью ей вдруг приснился Максим. Он смотрел на нее в упор, чуть склонив по привычке голову на левое плечо, а по шее справа у него текла кровь.
«Зачем ты меня убила, Викуля? – спрашивал он, не шевелясь и не меняя позы. – Да, я поступил с тобой отвратительно, но убивать-то меня зачем было?»
Кровь хлынула, заливая оранжевую футболку Максима, а Вика вскочила от собственного крика, зашарила рукой по стене в поисках выключателя, хлопнула по ней изо всех сил и, когда мягкий свет бра осветил кровать, поняла, что это был сон.
– Боже мой… боже мой… – прошептала она, вцепляясь в волосы. – А что, если я действительно его убила, просто не помню? Но ведь психиатр сказал, что я здорова… и что не делала этого… тогда почему Максим… почему он вдруг приснился? Ни разу не снился до этого, даже в камере не снился, и вдруг сейчас…
Она выбралась из постели, пошла в кухню, включила там лампу над столом и щелкнула кнопкой чайника. Часы над холодильником показывали половину пятого, за окном было еще темно. Белая машина по-прежнему стояла на парковке, и, приглядевшись, Вика увидела, что сидящий в ней человек курит – мелькал огонек сигареты.
«Вот работа… тоже ночами не спит», – подумала она, насыпая в чайник заварку.
Устроившись за столом, Вика обняла ладонями большую белую чашку, расписанную красными маками – это была любимая чашка Светланы Александровны, и уставилась в календарь на стене.
Она не представляла, сколько времени ей придется провести взаперти, как она справится с таким напряжением. Если в самом начале, еще в беседе с теткой, разговоры о грозящих неприятностях казались Вике надуманными, то после визита в прокуратуру она перестала воспринимать их как плод беспокойства мамы Светы. Человек, убивший уже пятерых, реально существует, и если все так, как говорила тетка, то у Вики есть шанс пополнить этот страшный список.
Она пыталась представить себе, кем может быть этот человек, что произошло в его жизни, если он решился мстить таким ужасным способом, но никак не могла сделать этого. Ее воспитывали пусть и неродные, но любящие родители, у них не было больших денег, но зато были принципы и представления о том, что можно, а что нельзя, как правильно, а как – нет, и все это вкупе с огромной любовью они отдали Вике. А человек, взявший в руки скальпель, возможно, был одинок и несчастен и во всех своих бедах винил людей из прошлого, считая, что это они отняли у него все.
Наверное, так и было… но кто этот человек? Где его искать? Как его остановить? Этого Вика, конечно, не знала, да и знать была не должна. Ее дело сейчас – затаиться, как просила следователь, и просто выжить.
Журналист
Борис открыл глаза, потянулся и скосил глаза вправо, где на второй подушке, раскинувшись, крепко спала Алиса.
Оказалось, что не так уж она строга и неприступна, как хотела показаться, и вчера после непродолжительных уговоров согласилась пойти с ним в гостиницу.
Борис не испытывал угрызений совести – с чего бы, он ведь никого не тащил силой. Кроме того, он был совершенно уверен в том, что у девушки останутся только приятные впечатления от близости с ним, так что чего ему стыдиться? Жениться он не обещал, да и Алиса, похоже, отлично понимала правила игры. Для него это приятный, необременительный роман в командировке – мало ли он заводил подобных романов в разных городах и даже в столице, ухитряясь потом никогда больше не пересечься со своими временными пассиями. А девочке явно льстила близость с известным московским журналистом – так почему бы и нет?
Он пошел в душ, долго стоял под тугими струями, зажмурившись и подставив под них лицо.
«Пробежаться, что ли, пока она спит?» – думал Борис, испытывая желание оказаться где угодно, только не в номере рядом с Алисой.
Так бывало часто – после проведенной ночи он терял интерес к женщине и даже начинал испытывать отвращение, нежелание дышать одним воздухом. Сейчас же ему просто хотелось выйти из номера и вдохнуть свежего утреннего воздуха.
Убедившись, что девушка все еще крепко спит, Борис оделся, сунул в карман мобильный и банковскую карточку и вышел в коридор. На часах была половина седьмого, слишком рано даже для Хмелевска, не говоря уж о Москве, но Борис все равно решил пробежаться по набережной.
К его удивлению, утренним бегом увлекался не он один, даже в такое раннее время – ему навстречу то и дело попадались люди, мода на здоровый образ жизни докатилась и до провинции, чему Борис не переставал удивляться.
Его предубеждение к маленьким провинциальным городкам никак не исчезало, да Борис и не стремился от него избавиться. Столичная жизнь всегда представлялась более выигрышной, более комфортной, более перспективной во всех отношениях. Возможно, подобный столичный снобизм в нем воспитала мать, которая категорически отказывалась выезжать на гастроли в маленькие города. Отец считал, что она совершает ошибку, что подобное отношение к публике мешает ее карьере, однако Валерия Федоровна, особенно не обольщавшаяся насчет возможности когда-то стать «примой», считала, что совершенно нет необходимости совершать те телодвижения, которые все равно ни к чему в конечном счете не приведут, зато сил и нервов потребуют значительных.
Борис, будучи ребенком, часто слышал споры родителей на эту тему, и возможно, потому испытывал к маленьким городам не то что отвращение, но некую настороженность и предубеждение.
Хмелевск ему тоже не нравился, он будил в Борисе что-то непонятное, что-то темное и тревожное, как будто внутри разливалась чернота и страх.
Порой ему начинало казаться, что он уже был в этом городе, просто забыл об этом, а сейчас некоторые места кажутся ему смутно знакомыми, словно бы раньше он их видел. Но нет – название города, названия его улиц и районов ничего Нифонтову не говорили, и слышал он их впервые, как и приехал сюда – тоже впервые.
Вдруг прямо перед собой он увидел знакомую фигуру и длинные каштановые волосы, забранные в хвост на затылке. Этот хвост буквально заворожил его, как заклинатель змей – кобру, хвост мотался равномерно влево-вправо, и Борис невольно подстроился под темп бегущей впереди женщины в серо-розовом спортивном костюме и кроссовках.
«Надо же, следачка бегает по утрам», – думал Нифонтов, держась на небольшом расстоянии вслед за бегущей впереди Каргополовой.
Внезапно она побежала медленнее, сунула руку в карман кофты и произнесла:
– Обгоните меня.
– Что? – не понял Нифонтов.
– Я сказала – обгоните меня, если не хотите шокером в шею получить.
Нифонтов захохотал:
– Ну, вы даете, Полина Дмитриевна!
Женщина резко остановилась, повернулась и протянула:
– А-а… это снова вы… если не ошибаюсь, Борис, да? И вы снова приняли меня за сестру.
Борис опешил – это опять была не следователь Каргополова, а ее сестра, ну, надо же…
– Конфуз… – растерянно пробормотал он. – Но у меня в мыслях не было вас преследовать, даже если бы это была ваша сестра, а не вы. Я на пробежку вышел…
– Ну, я так и поняла. Извините за шокер, это Полька настаивает, чтобы я с собой носила – мало ли кто тут по утрам мотается, не только бегуны же.