Только он собрался убрать мобильник, как тот начал звонить. На дисплее имя Луисы. У Эрика возникло неприятное ощущение, что она увидела, как он только что пялился на двух девушек в топиках, проходящих мимо машины.
– Эрик Свенссон, инспектор уголовной полиции.
– Привет, это я. Ты занят?
– Немножко, но могу говорить, давай.
– Ничего срочного, но я считаю, что нам надо переговорить, пока положение не ухудшилось. Речь об этом Ахмеде Абдулле из университета.
Эрик чуть не подавился. Как, черт возьми, она могла узнать, что он сидел в парке и как раз проверял этого типа? У нее что, шестое чувство или она притаилась в кустах и следит за ним?
– Я понимаю, что ничего в этом нет. Но мы все равно должны отнестись к этому со всей серьезностью.
Эрик вообще перестал понимать, о чем речь.
– Я говорю о заявлении. Насчет расизма.
Какое еще заявление? Какой расизм? Он заставил себя сделать паузу и глубоко вздохнуть, прежде чем ответить.
– Что ты имеешь в виду?
– А тебе Рикард ничего не сказал? Я с ним только что говорила. Ахмед утверждает, что ты его оскорбил. Это наверняка простое недоразумение, вы друг друга недопоняли, но было бы хорошо, если бы ты перед ним извинился. У нас нет времени на внутренние разборки, если вдруг появятся инспекторы из дисциплинарного отдела. Нам не до этого. Ты же не мог ляпнуть что-то расистское?
Эрик попытался сдержать раздражение.
– У Ахмеда Абдуллы экстремально плохая установка. Она может корениться в расизме, но я говорю не о моих потенциально расистских взглядах, а о его. Его отношении как араба ко мне, черному полицейскому. Так что я вполне могу подать встречное заявление, и оно будет обоснованным.
– Окей, но мне на это плевать, нам сейчас не до этих разборок и не до внутренних дисциплинарных расследований. У тебя работа. Ее надо делать. Просто извинись. Звони ему прямо сейчас. Точка.
Кровь прилила к лицу, и Эрик прикусил губу, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость. Он не собирался ничего рассказывать об Ахмеде, пока сам не был уверен. Это было ребячеством, теперь он это понял. Не имело никакого значения, что Рикард и другие так уверенно шли по следу своей веб-версии и отбрасывали его гипотезу о причастности Ахмеда как предвзятость с его стороны. Он все равно должен был им рассказать.
– Речь идет не только об этом заявлении о расизме. Многое указывает на то, что Ахмед может оказаться замешанным в убийстве. А в худшем случае и убийцей.
Голос Луисы прозвучал сдержанно:
– Почему же Рикард об этом не упомянул? Что у вас есть на Ахмеда?
– Я не успел поговорить с Рикардом, сам только что узнал. Но это сильные, хотя и косвенные улики. Он сидел на лестнице возле квартиры Анны в ночь с субботы на воскресенье. Хотя он утверждает, что не знает Анну. Мария только что подтвердила, что это его отпечатки. Она сама их у него снимала. На него несколько раз подавали заявления о сексуальных домогательствах. – Тут он покривил душой и не упомянул, что все эти заявления были либо забраны обратно, либо следствие по ним было приостановлено до суда.
– Окей, сделаем вот как. Ты перед ним извиняешься. – Она сделала искусственную паузу, чтобы убедиться, что до него дошло. – Одновременно ты можешь с ним поговорить. Только осторожнее на этот раз. Нам не нужно еще одного заявления о необоснованных преследованиях полиции, помимо того, которое он уже подал. И проинформируй Рикарда.
Он тяжело вздохнул после окончания разговора. Заявление о расизме! Пусть этот Ахмед только попытается! Но Эрик не позволит себя отвлечь. Он тут же набрал номер Рикарда.
Эрик завел мотор, машина медленно заскользила вперед. Рикард сначала отнесся скептически, но его интерес возрос после рассказа об отпечатках. И он был согласен с тем, что Эрик должен поговорить с Ахмедом. Но потом опять всплыли эти препирательства насчет расизма. Требование извиниться перед Ахмедом. Эрик сморщил нос. Беседа или извинение могли немного подождать. В лучшем случае Мария успеет сначала найти что-нибудь, что позволит привязать Ахмеда к квартире Анны. Например, отпечаток на второй чашке в раковине. Или где-нибудь в спальне.
Он выключил звук своей синей мигалки, но видел, что дети на самокатах, кикбайках и скейтбордисты объезжали его, торопясь к бетонной чаше под мостом. Только он успел присмотреть парочку симпатичных полураздетых девушек, наслаждавшихся остатками теплого дня, как кто-то на большой скорости промчался мимо машины. Линн. Через пару секунд он успел отреагировать. Высунулся в окно и окликнул ее. Хотя раньше дал себе слово даже не звонить.
– Привет, Линн! Эй! Ты торопишься?
Линн затормозила и помахала ему. Она видела свет мигалки, но не думала, что это мог быть кто-то знакомый.
– Ты что, наружку за мной отправил? Или рассчитывал на интересные объекты тут, на пляже?
– Нет, я как раз закончил на сегодня и хотел оставить машину на работе.
Линн хоть и могла, но не задала вопрос, каким образом переулок, упиравшийся тупиком в пляж Смедсуддсбадет, оказался вдруг по пути на работу. Молча улыбнулась. Эрик почувствовал, что надо что-то сказать. Ему все больше нравилось находиться в ее обществе и не хотелось, чтобы она поехала на своей доске дальше, а он упустил шанс поговорить с ней. Или спросить, может, она захочет пойти с ним куда-нибудь.
– Как прошла беседа с Луисой?
– Хорошо, хоть и быстро. Я больше говорила со Стеном Хофманом. Мы с ним столкнулись в столовой.
– Вот как.
– Да, Луиса была чем-то занята. А Хофман интересный. Рассказал мне, что за тип личности мне следует искать в компьютере.
Эрик кивнул. Что бы он об этом ни думал, она явно принимала все больше участия в расследовании. Да, но на это он никак не мог повлиять. Даже если ему по-прежнему этого хотелось.
– А что делаешь сейчас?
– Ничего особенного. Приехала сюда, чтобы подвести итоги дня, так сказать. Рассортировать мысли и идеи.
Он вышел из машины и сел рядом с ней на траву.
– Может, моя кандидатура подойдет, если ты захочешь испытать их на мне? – Он оживленно продолжал, не дожидаясь ответа: – Я верю в возможность найти в ноутбуке следы, которые могут быть завязаны на людей в окружении Анны. – Он остановился. Поколебался. Осторожно пошел дальше: – Ведь ни семья, ни друзья ничего не дали. Может, люди в университете?
Линн смотрела на детишек, которые бродили голыми ножками в четырнадцатиградусной воде, и прикидывала.
– М-м-м. Ты про кого? Про ее однокурсников?
– Не обязательно. Вообще, народ из университетской среды.
Она улыбнулась странности ситуации. Вот сидит она посреди полуодетых солнцепоклонников и болтает с полицейским. Впрочем, в штатском он выглядел как все. Мог быть кем угодно.
«Завершение дня вроде становится все лучше», – подумал Эрик и наклонился поближе к Линн.
– Иногда именно те люди, которые должны заботиться о человеке, опекать его, оказываются самыми большими подлецами. Вспомни, для примера, Рика Росса, звезду хип-хопа, которого подозревали в сексуальных домогательствах по отношению к его поклонникам.
Линн покачала головой. Он на самом деле старательно выпячивал свой имидж хип-хопера.
– Честно говоря, меня больше беспокоит общение с тобой. Уж больно странные у тебя ассоциации.
Он широко улыбнулся и попытался изобразить нечто, приложив правую руку к сердцу. Она тоже улыбнулась и решительно напомнила:
– Так что там у нас с кофе? Переберемся на Седер?
– Я не собираюсь сегодня больше работать. И мне нужно что-нибудь более существенное, чтоб восстановиться. Не кофе. Допросы отнимают много сил. Давай двинем в «Эмбарго», чтобы ты потом смогла ползком добраться до твоего любимого «Вурма» и выпить там кофе.
– Я обычно пью ровно столько, чтобы держать равновесие на доске. Не больше. Но «Эмбарго» звучит привлекательно, давай.
Они подошли к его «Вольво». Линн заглянула в окна машины. Никаких следов семейной жизни. Скорее наоборот. На заднем сиденье разместилась большая сумка для тренировок с торчащими из нее полотенцами. Они так, видимо, сохли. На ходу. Комбинезон бренда Eckō, еще один атрибут хип-хоперов. Пустые банки из-под спортивных напитков и «Кока-колы», смятые пластиковые пакеты из винно-водочных магазинов «Систембулагет», липкие картонки от пиццы – все это валялось на полу. Потрепанный номер мужского журнала King с обнаженной Ники Минаж на обложке. Она сделала вид, что ничего не заметила. Эрик открыл двери машины, и она запрыгнула на переднее сиденье.
– М-да, это тебе не старинный «Олдсмобил» из американского шоу «Pimp My Ride»[38]. Где шикарные динамики с басами и чехлы от Гуччи? Но уж на тонированные стекла мог бы и раскошелиться.
– Это, увы, служебная машина, за обслуживание которой платит полиция, так что возможности переделки весьма ограниченны. Но если ты наведаешься в мой личный гараж, то там у меня есть такая красотка! – Почувствовав, что это прозвучало почти как извращение, он торопливо продолжил: – Или вот что у меня есть на худой конец, – он вытащил из-за зеркала наклейку на заднее стекло с текстом: «I don’t know what you’ve heard about me, but I’m а muthaf***ing P. I. M. P.»[39] Это была такая невиданная пошлость, что Линн пришлось засмеяться.
– Респект, – произнесла она с явным сарказмом. – Или как это еще сформулировать.
Они медленно скользили по парку в сторону набережной Норр Мэларстранд. Эрик открыл окно, снял с крыши мигалку и включил стерео. Музыка зазвучала неожиданно громко: «Now the funeral is over, And all the tears are dried up, Niggas hangin deep on the cut gettin fired up, Lookin for the nigga who pulled а pistol on my homie»[40]. Когда Эрик начал подпевать, Линн соскользнула пониже, чтоб ее было не видно, и действительно пожалела, что стекла не тонированы.