других – времен средней школы или даже раньше: подружки на чьей-то кухне делают печенье (точнее, тычут друг в друга вымазанными в тесте ложками), Мадлен в балетной пачке и трико (но без тех округлостей, которыми она обзавелась, став постарше), Шарлотта со скобками на зубах, Саттон… Эмма долго смотрела на ее лицо, пытаясь избавиться от ощущения, что видит саму себя, только на четыре года младше.
Оторвавшись от разглядывания фотографий, она на цыпочках подкралась к двери гардеробной и потянула ручку, мучаясь вопросом, что хуже: читать чужие сообщения или рыться в чужих вещах? Так и не решив для себя этот вопрос, она заглянула внутрь и обнаружила целую комнату, заполненную вешалками и полками с одеждой. Проходя вдоль платьев, свитеров, блузок и юбок, Эмма то и дело касалась их рукой или прижимала мягкую ткань к щеке, не без зависти думая о том, каково это – носить такие наряды.
Возле дальней стены гардеробной ютилось несколько коробок с играми: Cluedo, «Монополия», небольшой «Набор юного орнитолога» с размашистым «С любовью, папа» на так и не распечатанной коробке. Видимо, подарок пришелся Саттон не по душе. Сверху лежала папка со школьными работами. Сочинение за пятый класс было написано на «отлично»; недавняя рецензия на роман «451° по Фаренгейту» удостоилась лишь «тройки» и учительского комментария «Книгу не читала!». Под ней обнаружилось эссе, озаглавленное «История моей семьи».
«О родителях мне ничего не известно, – писала Саттон, – потому что я – приемный ребенок. Папа и мама сразу рассказали мне об этом. Свою биологическую мать я не встречала и ничего о ней не знаю».
Эмма усмехнулась, хотя ей было стыдно за эту усмешку.
На одной из полок она заметила небольшую шкатулку для украшений, в которой оказались широкие браслеты, изящные золотые подвески и длинные серебряные серьги. Кулона, который так запомнился ей по видеозаписи, там не было. Как знать, вдруг Саттон носит его и сейчас?
Я провела рукой по шее. Кулона не было. Возможно, он остался на моем теле? Где бы оно сейчас ни находилось.
Эмма тем временем наткнулась на трельяж и замерла, разглядывая три своих ошарашенных отражения.
«Где же ты, Саттон? – мысленно обратилась она к сестре. – Почему заставила меня проделать весь этот путь и даже не показалась?».
Она вышла из гардеробной и села на кровать. Усталость тут же навалилась на нее тяжелым грузом, голова поникла, мышцы заныли. Вздохнув, Эмма откинулась на матрас, мягкий, как облачко, и так не похожий на все, что доставалось на ее долю в домах опекунов. Потянувшись, она скинула сандалии – те с легким стуком упали на пол. Можно подождать Саттон и здесь. Это ее комната, рано или поздно сестра вернется и тогда…
Дыхание Эммы стало глубоким и ровным. Закрыв глаза, она попыталась придумать сенсационный заголовок, который опишет долгожданную встречу с Саттон после всего, что случилось. «Близняшка Выдает Себя за Сестру на Школьной Вечеринке! Общественность в шоке!». Завтра. Завтра все наладится. «Потерянные Близнецы Обрели Друг Друга». Так-то лучше.
Эмма перевернулась на бок и уткнулась носом в пахнувшую свежестью подушку. Очертания комнаты поплыли у нее перед глазами.
Еще несколько секунд – и мир на время перестал существовать для нас обеих.
8. Кофе, ананасы, чужая личина
– Саттон. Саттон!
Эмма проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо. Полосатые – белые с зеленым – шторы едва заметно раздувал ветерок из открытого окна; потолок, который она привыкла видеть потрескавшимся, был абсолютно ровным. В углу, где полагалось находиться обшарпанному платяному шкафу, стоял невысокий комодик, на котором примостился плоский телевизор. Ничего этого в доме Клариссы не было…
«Так ведь и самой Клариссы здесь нет!» – Эмма едва не подпрыгнула на кровати.
– Саттон, – сказал кто-то у нее над ухом. Повернув голову, она увидела у изголовья светловолосую женщину. В ее волосах серебрилась седина, возле глаз уже наметились морщинки, почти скрытые умелым макияжем. Голубой костюм идеально подчеркивал фигуру, а туфли на высоком каблуке – длину ног. Приглядевшись, Эмма вспомнила фотографию в профиле сестры и поняла, что перед ней – мама Саттон.
Эта мысль так поразила девушку, что она буквально выпрыгнула из кровати.
– Который час?
– У тебя десять минут, чтобы собраться в школу, – миссис Мерсер положила на постель платье и пару туфель, затем придирчиво осмотрела Эмму. – Надеюсь, ты только спала в таком виде?
Проследив за ее взглядом, Эмма быстро прикрыла грудь руками. Ночью во сне она выпуталась из платья и сейчас стояла посреди комнаты в одном нижнем белье.
Тут ее внимание привлекла серебряная сумочка Саттон и ее iPhone в розовом чехле. Они лежали там, где Эмма оставила их прошлой ночью, – как и сандалии, сброшенные в полудреме с кровати. С неожиданной ясностью она поняла, что Саттон прошлой ночью не вернулась домой и до сих пор не знала, что сестра ждет ее.
– Простите, – Эмма в отчаянии вцепилась в руку миссис Мерсер. Все зашло слишком далеко. С Саттон наверняка что-то случилось. – Простите, это моя вина.
– Разумеется! Чья же еще? – резким движением миссис Мерсер схватила с полки пару спортивных шорт, тренировочную майку, кроссовки и теннисную ракетку, и сунула их в большую красную сумку с биркой «Саттон» на боку. – Ты что, забыла поставить будильник?
Тут она замерла и легонько шлепнула себя по лбу:
– Хотя о чем это я… Конечно, ты забыла.
Я наблюдала за тем, как она собирает вещи, бросает сумку на кровать, чтобы застегнуть молнию, и меня охватывала паника. Даже мать, растившая меня с детства, не поняла, что перед ней другая девушка.
Миссис Мерсер закончила сборы и кивнула на одежду, все еще лежавшую на кровати. Когда Эмма не предприняла ни малейшей попытки одеться, женщина лишь вздохнула, расправила подол платья и натянула его на девушку через голову.
– Надеюсь, с туфлями ты сама справишься? – она протянула Эмме обувь. – Жду к завтраку через две минуты!
Прежде чем Эмма успела ответить, миссис Мерсер развернулась и быстрым шагом вышла из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что от пробковой доски отвалилась одна из булавок и снимок Саттон и ее подруг оказался на полу.
Эмма в панике заметалась по комнате. Проверить сообщения от Саттон на своем телефоне – ничего. Проверить входящие на смартфоне сестры – одно новое, от Гаррета: «Куда ты вчера исчезла? Встретимся на первом уроке? Люблю!»
– Бред какой-то! – пробормотала было Эмма, но тут ей вспомнилась запись на странице в Facebook. «Хотелось ли вам когда-нибудь сбежать?» Что, если, узнав о существовании близняшки, Саттон просто воплотила эту идею в жизнь, предоставив Эмме занять свое место? Снова и снова прокручивая в голове эту мысль, Эмма вышла из комнаты и начала спускаться по лестнице. Туфли так и остались лежать на кровати.
По стенам коридора были развешаны снимки-постеры в тяжелых рамах: школьные фотографии, совместный отпуск в Париже и Сан-Диего, семейный портрет Мерсеров на чьей-то свадьбе в Палм-Спрингс. Ориентируясь на запах кофе и отголоски выпуска утренних новостей, Эмма вышла к кухне, огромной, с французскими окнами во всю стену, за которыми открывался вид на мощеный внутренний дворик и горы вдалеке. Все столешницы были черными, а шкафчики, наоборот, – белыми, и повсюду виднелись ананасы: деревянные фигурки на шкафах, керамический держатель для столовых приборов. Даже табличка с надписью «Добро пожаловать!», висевшая на задней двери, была сделана в форме ананаса.
Миссис Мерсер разливала кофе, стоя возле раковины. Лорел, одетая в точно такую же майку, какую Эмма видела вчера в гардеробной Саттон, сидя за столом, разрезала круассан. Мистер Мерсер, на плечи которого поверх повседневной одежды был накинут белый халат с нашивкой «Ортопедическая хирургия», вошел в кухню через заднюю дверь одновременно с Эммой. В руках он держал кипу журналов и газет.
Приемные родители Саттон были старше большинства опекунов, у которых жила Эмма, – наверное, им было лет пятьдесят, хотя выглядели они моложе. Разглядывая Лорел, девушка задумалась, пытались ли они завести детей до того, как решились взять ребенка из приюта. Сестра Саттон имела узнаваемую квадратную челюсть миссис Мерсер и круглые голубые глаза мистера Мерсера. Наверное, она все-таки была их родной дочерью. Бывает же, что беременность наступает сразу после того, как в доме появляется усыновленный ребенок.
Едва Эмма вошла, к ней обернулось все семейство, – включая огромного датского дога, который лежал на полосатом коврике у двери. Завидев девушку, он поднялся и не спеша потрусил к ней, чтобы обнюхать руку. На шее блеснул жетон с кличкой: «Дракон». Когда морда пса коснулась ее кожи, Эмма замерла. Еще пара секунд, и он точно начнет лаять на незнакомку. Но Дракон чихнул, повернулся спиной и вернулся на свое место.
Дырявая память услужливо подбросила несколько эпизодов из наших с Драконом отношений: шумное жаркое дыхание и шершавый язык на моей щеке, низкий вой, которым пес провожал каждую проезжающую мимо «Скорую». Мне отчаянно захотелось обнять его и поцеловать прямо в мокрый нос.
Миссис Мерсер отставила в сторону свою чашку, взяла стакан сока и протянула Эмме:
– Пей. Есть деньги, чтобы перекусить в школе?
– Мне нужно вам кое-что сказать, – громко и решительно перебила ее Эмма. Затем прокашлялась: – Я не Саттон. Ваша дочь пропала. Может быть, сбежала из дома.
Ложка звякнула о тарелку, и миссис Мерсер вопросительно подняла брови. Эмма ожидала чего угодно: сработает сигнализация, что-нибудь взорвется, на худой конец, вбегут ниндзя – в общем, любого подтверждения того, что разглашать эту тайну опасно. Но ей пришлось удовольствоваться лишь реакцией мистера Мерсера, который сделал глоток из чашки в форме ананаса и спросил:
– Хорошо. А ты тогда кто такая?
– Я… Ее сестра-близнец. Меня зовут Эмма. Мы должны были встретиться вчера. Но Саттон… она исчезла.