Не скрою, мне тоже так казалось. В отличие от сестры, я располагала несколькими – хоть и обрывочными – воспоминаниями о том вечере и знала, что похожая подвеска, которую купила себе Лорел, потерялась где-то в лесу. Помнила я и выражение лица ее владелицы в этот момент. Багажник машины, в которую меня запихнули, вполне мог быть багажником автомобиля Лорел: таким же маленьким и тесным.
И все же… Были ведь и другие воспоминания. Мы с Лорел возле бассейна в «Паломе». То, как мы держались за руки. Вместе смеялись над чем-то. Она была моей подругой. Что же произошло? Почему близость исчезла? И почему я не попыталась возродить былую дружбу? Не давал покоя и отблеск фонаря на рыжих волосах человека, склонившегося над багажником. Не подвели ли меня глаза? Ведь на них была черная повязка.
Эмма выбралась из кровати и принялась расхаживать по комнате. Видеоролик, с которого все началось, сделали в ночь гибели Саттон. Доказать это сейчас невозможно, но это предположение отлично укладывается в теорию. Сняв повязку с глаз сестры, Лорел могла заметить, что та еще жива, и довершить начатое. Или же убийство произошло после того, как закончилась запись… Если бы выложенный ролик остался в Сети, полиция поверила бы Эмме, но убийца предусмотрел и это. Но как ему вообще пришло в голову выложить такое? Зачем было так рисковать?
Оставалась еще одна возможность: Лорел выложила ролик, надеясь привлечь внимание Эммы. Но тогда она должна была знать, что у Саттон есть сестра-близнец. Если она догадывалась, что запись попадет в нужные руки, значит, могла предположить и реакцию Эммы. План сработал.
Эмма прислонилась к стене. Стало слышно, что у Лорел, в соседней комнате, громко играет музыка. Может быть, именно в эту минуту она планирует очередное преступление? Потянувшись за пультом, Эмма выключила телевизор. Неожиданно она почувствовала себя очень уязвимой, находясь в двух шагах от человека, убившего ее сестру. Комната показалась ей клеткой. Эмма стала пленницей внутри жизни Саттон, и чтобы это изменить, нужно во всем разобраться. Она бросилась к двери, распахнула ее и бросилась вниз по лестнице.
– Куда это ты? – спросил кто-то у нее за спиной в ту секунду, как Эмма коснулась входной двери. Она обернулась и увидела мистера Мерсера, который сидел за ноутбуком в небольшом кабинете. В ухе у него мигала беспроводная гарнитура.
– Пойду прогуляться.
– Уже десятый час, – отец Саттон посмотрел на нее поверх очков. – Мне не нравится, когда ты гуляешь одна в темноте.
Эмма не сдержала улыбки. Обычно ее опекунам было наплевать, во сколько она уходит или возвращается; безопасность приемыша их мало беспокоила. Даже Бекки нередко отпускала дочь по вечерам, если та хотела купить в автомате газировку и крекеры.
Разумеется, мистер Мерсер беспокоился не за нее, а за Саттон. Эмма старалась не думать от этом, понимая, что сестре отцовская забота уже не нужна. И как знать, не по вине ли его родной дочери? Мысль об этом была невыносима. Вдруг Эмма заметила спортивную сумку в стенном шкафу:
– Я думала поработать над подачей…
– Что ж, – миссис Мерсер снова повернулся к экрану ноутбука, – тогда жду тебя через час. Нужно обсудить основные правила поведения на твоей вечеринке.
– Хорошо, – легко согласилась Эмма, схватила сумку и выскользнула за дверь.
На улице было темно. Мусорные баки уже вывезли к обочине, и от нее к домам тянулся запах гниющих овощей и грязных подгузников. Чем дальше Эмма уходила от дома Саттон, тем спокойнее себя чувствовала. Свернув к кортам, она остановилась, заметив на одной из площадок знакомую фигуру, лежащую на покрытии. Сердце забилось чуть быстрее.
– Итан? – крикнула она и увидела, что человек поднялся, услышав имя. – Это я, Саттон!
– Приятно тебя слышать! – было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо, но в голосе звучала радость. Что-то вроде радости шевельнулось и в душе Эммы.
– Можно к тебе?
– Давай.
На этот раз она не стала бросать в автомат монетку, а просто открыла калитку и вошла внутрь в темноте. Дверца захлопнулась со звоном и грохотом, но Эмма не обратила на это внимания. Подойдя ближе, она тоже легла на корт, ощущая на себе взгляд Итана. Пружинящая поверхность площадки еще хранила тепло солнечного дня и пахла разогретой резиной и пролитой газировкой. Звезды наверху перемигивались, напоминая кристаллики кварца на беговой дорожке. Звезды Папа, Мама и Эмма сегодня, как и всегда, мерцали прямо под самой луной. Удивительно, как многое изменилось в жизни за это время, и только эти три огонька оставались на своем месте, посмеиваясь над попытками Эммы выжить на планете Земля.
На глаза ей вдруг навернулись слезы. «Выжить» – верное слово. Она так мечтала о встрече с сестрой, пока ехала сюда на автобусе, строила планы. Как хорошо им могло быть вместе…
– Как дела у новой Сильвии Плат? – улыбнулся Итан.
Эмма поежилась, становилось холодно.
– Не очень, – призналась она.
– Что случилось?
– Почему-то каждый раз, когда мы с тобой видимся, у меня в голове бардак.
– Не страшно. Ничего не имею против бардака.
Эмма только покачала головой. Как бы ей ни хотелось поделиться с кем-то, рассказывать Итану о том, что происходит, было опасно.
– Завтра у меня день рождения, – ответила она после паузы. – Будет вечеринка.
– Правда? – Итан перекатился на бок и подпер голову рукой. – Что ж, желаю повеселиться.
– Спасибо, – улыбнулась Эмма. Самолет прочертил белый след на небе, и Эмма проводила его взглядом. В каком-то смысле это будет лучший праздник в ее жизни. Большинство дней рождения прошли для Эммы незаметно. Когда ей исполнялось шестнадцать, сотрудники социальной службы продержали ее в офисе целый день, оформляя очередное опекунство. Свой одиннадцатый день рождения она встретила на автосвалке в обществе таких же беглецов. Только однажды Бекки удалось превратить этот день в настоящий праздник. В тот раз они вместе поехали на исторический фестиваль неподалеку от города. Эмма каталась на ослике, съела огромный кусок индейки и получила в свое полное распоряжение картонный щит с яркими зелеными и бирюзовыми квадратами – в то время это были ее любимые цвета. Вечером, когда они возвращались к машине, Эмма спросила, нельзя ли отметить так же и следующий день рождения. Но через год Бекки уже бросила ее.
По чистому небу промчалось небольшое облачко, заслонило на мгновение луну и улетело дальше. Не глядя на Итана, Эмма спросила:
– Ты придешь?
– Куда?
– На вечеринку. Конечно, если у тебя нет других дел. И если ты не против, – Эмма уставилась на свои ногти. Почему-то задать этот вопрос оказалось ужасно сложно!
Лунный свет резко очерчивал лицо Итана. Эмма терпеливо ждала. «Если он сейчас откажется, не расстраивайся, – твердила себе она. – Не принимай близко к сердцу».
– Ладно, – наконец сказал Итан.
– Правда?
– Да. Конечно. Я приду.
– Здорово! – Эмма широко улыбнулась. – Ты там будешь единственным нормальным человеком.
– За это не поручусь, – в его голосе тоже слышалась улыбка. – Не думаю, что кто-то из нас нормальный. У всех свои скелеты в шкафу.
– Неужели? И на что похож твой?
– Я влюблен в фрау Фенстермахер, – проникновенно сообщил Итан.
– Это нормально, – хихикнула Эмма. – Она очень сексуальная женщина.
– Вот именно! Все время только о ней и думаю.
– Удачи тебе, – сказала Эмма. – Надеюсь, у вас все получится.
– Спасибо, – Итан снова перевернулся на спину, опустил руку и задел ладонью ее запястье. Эмма покосилась на их скрещенные руки. Итан провел указательным пальцем по ее руке, а затем отодвинулся.
В эту секунду его близость и темнота вокруг показались Эмме достаточной защитой от всех злоключений последних дней.
26. Лик из прошлого
Звяк. Звяк. Звяк.
Очередной звонкий «звяк!» разбудил Эмму. Она открыла глаза и осмотрелась. Что бы это могло быть?
Звяк. Она повернулась к окну, выходившему во двор перед домом. Маленький камешек звонко ударился о стекло и упал обратно на площадку внизу. Выскочив из-под одеяла, она подошла к окну. В пятне света перед главным входом стояла знакомая фигура. Эмма ошарашенно потерла глаза: «Мама?»
По лестнице она не сбежала – слетела. Входная дверь поддалась с легким скрипом, и через секунду Эмма уже мчалась через лужайку. Бекки стояла на подъездной дорожке, рядом с машиной Лорел.
Я только и могла, что смотреть на нее, удивленно разинув рот. Мы никогда раньше не встречались. Худая – пожалуй, даже слишком худая, – одетая в мешковатые джинсы с дырой на колене и футболку с рекламой какого-то ресторана, Бекки носила каре до подбородка. Блестящие черные волосы обрамляли узкое лицо, подчеркивая голубовато-зеленые глаза. Если бы мы случайно встретились на улице, я прошла бы мимо. Никакой связи, никакой вспышки дочерней любви. Это было очень странно.
Эмма подбежала к матери и попыталась обнять, но руки прошли сквозь ее тело. Она отступила на шаг, пытаясь понять, что происходит.
– Мама? – она снова попыталась дотронуться до Бекки, но фигура матери колыхалась, словно была из дыма. Тогда Эмма поднесла руку к собственному лицу, проверяя, не сон ли это. – Что происходит?
– Все не так, как ты думаешь, милая, – сказала Бекки. Голос у нее был низкий и прокуренный. – Ты должна быть осторожной. Веди себя тихо. Скоро здесь станет очень опасно.
– Ч-что ты имеешь в виду? – испугалась Эмма.
– Тссс!
– Но…
Неожиданно Бекки шагнула вперед и зажала ей рот ладонью. Рука ее оказалась твердой и теплой, не такой, как остальное тело.
– Пожалуйста, сделай это. Ради меня.
В моей голове вспыхнуло воспоминание. Я уже слышала этот голос – и эти слова, – только тогда они звучали громко и ясно. Пожалуйста, сделай это. Ради меня. Я не знала, ко мне они были обращены или к кому-то другому… Стоило сосредоточиться на этом образе, как он растаял, будто туман.