Саломон поднял глаза и заметил, что его слова явно произвели впечатление на слушателей: их интерес к этому делу заметно возрос. В облаке света, идущего от стола, у всех расширились зрачки. Он угадал, что они находятся под серьезным воздействием, почти под гипнозом. И на этот раз воздействие было не теоретическим, а реальным.
– Итак, если принять, что все это – дело рук одного человека, – продолжил профессор, – то с чего мы должны начать?
– С первой сцены убийства, – предложила Асса.
– Почему?
– В общей сложности первое преступление наиболее показательно. И именно в этом случае убийца начал допускать ошибки. Потом он совершенствует свою технику.
– Согласен. Но не будем забывать, что это его первое известное преступление, и не исключено, что до него могли быть и другие… Однако предположим, что возле туннеля он совершил свое первое преступление. О чем нам говорит сцена этого преступления? Постарайтесь быть конкретными. Главное качество хорошего профайлера – уметь анализировать те конкретные данные и факты, что есть в его распоряжении, и уметь обуздывать свое воображение.
– Это блондин, во время первого убийства ему было от двадцати пяти до тридцати пяти лет, – снова предположила Асса. – Он умен, изобретателен, дерзок и живет в том районе, где происходили убийства.
– Почему такой вывод?
Все уставились на Ассу.
– Потому что с точки зрения статистики все серийные убийцы начинают в двадцать девять лет или раньше, и поначалу отдают предпочтение жертвам из своей этнической группы. Наш убийца хорошо знал ареал своих преступлений, ибо, чтобы убить среди бела дня двух людей возле транспортного туннеля, нужно знать и конфигурацию места, и трафик. Он человек дерзкий, потому что его жертвы не принадлежат к группе риска: среди них нет ни проституток, ни наркоманов. И потом, как вы сами сказали, его преступления в высшей степени изобретательны и продуманы. Я бы сказала, что у него высокий ай-кью, и он долго представлял себе все, что задумал, прежде чем перейти к делу. Он тщательно обдумал место, время и жертву, что говорит о его невероятном хладнокровии.
– Возраст серийного убийцы – такой параметр, который установить трудно, – заметила Вероника. – Известно, что психологический возраст далеко не всегда совпадает с возрастом реальным.
– Но в этом случае со времени совершения первого убийства он скорее состарился, чем наоборот, – подчеркнул Саломон. – И Асса права: ему наверняка понадобились годы, чтобы его фантазии вышли на более высокий уровень изобретательности. Хотя фантазии такого рода развиваются обычно очень быстро.
– Тридцать пять лет – это слишком старый, – вмешался Улисс. – Значит, сегодня ему уже шестьдесят пять. Вы видели, чтобы кто-нибудь в таком возрасте заколол ножом двоих людей?
– А почему бы и нет? – возразила Вероника.
– Один из вас произнес слова «серийный убийца», – заметил Саломон. – Почему?
– ФБР полагает, что после трех преступлений мы уже имеем дело с серийным убийцей, – ответил Алехандро.
– Почему после трех, а не после двух или четырех? Если вам так нравятся цифры, идите в бухгалтеры, – начал терять терпение криминолог. – Я бы сказал, что убийца из туннеля, может быть, еще не осознавал, что он серийный, когда убивал первую пару, но богатство воображения указывает на то, что он им станет.
– А потерявшийся мальчик? – спросила Асса. – Так и не нашелся?
– Так и не нашелся, – ответил Саломон.
– Интересно было бы посмотреть, какие гипотезы по этому делу высказывали следователи, – сказала Корделия, которая до этих пор никак себя не проявляла.
– Торговля органами, или убийца похитил его заодно, чтобы сбить следствие с толку… а потом избавился от тела, – подсказал Саломон, тревожно понизив голос.
Наступила тишина. В комнату словно вошло что-то гораздо более жестокое и мрачное, чем напоминание об убитой паре. По всем прокатилась волна тревоги.
– Однако у нас достижение, – вмешался Улисс, чтобы отогнать эту тревогу, и голос его слегка дрожал. – ДИМАС начал работать…
– Похоже на то, – отозвался Саломон Борхес.
Все улыбнулись. Но напряжение никуда не девалось.
– Есть и еще кое-что, – продолжил он. – Возможно, наш список полнится четвертым преступлением. Посмотрим… Вчера неподалеку от Мадрида произошло убийство: сотрудник Гражданской гвардии был найден голым и… гм… был приклеен к кресту.
Он коротко рассказал все, о чем прочел в газете. Послышались сдавленные возгласы.
– Может быть, это не имеет отношения к тем убийствам, – успокоил он ребят. – Убита не пара супругов… Но не исключено, что убийца тот же… Однако если это он, то мы можем констатировать, что наш «убийца с клеем» стал нападать все чаще… Но включать этот случай в наш список пока рановато, совпадений не так уж много. Сохраните эту информацию где-нибудь в уголке вашего мозга.
Саломон заметил, как все напряглись. «Вчера, неподалеку от Мадрида…» Беда подходила все ближе. И не только во времени, но и в пространстве.
Он откашлялся и начал голосом, торжественность которого ни от кого не укрылась:
– Ну вот. Сейчас мы займемся абсолютно новым упражнением, которое никто и никогда еще не практиковал в этом университете, и, думаю, что ни в каком другом. Мы проведем настоящее расследование. Наше расследование. Из данных, собранных ДИМАСом. Я знаю, что у вас очень плотное расписание, но ситуация создалась нестандартная, а потому прошу вас хотя бы несколько часов в неделю посвящать этой работе. Здесь вы сможете применить все, чему научились.
Саломон заметил, как сузились их зрачки: ему удалось их укротить. Они получили возможность проявить все свои таланты.
– Итак, – сказал он, – каков будет ближайший этап? Какова последовательность действий?
– Запросить в Гражданской гвардии полные досье, – с энтузиазмом предложила Асса.
– А мы их получим?
– Составить облик преступника, исходя из детального анализа мест преступления, – сказал Харуки, и голос его звенел от волнения.
– И еще исходя из изучения личностей жертв, – добавила Вероника.
– Отправить запрос в Службу криминалистического учета, – сказал Алехандро.
– И отчеты следователей, – добавил Улисс.
– И показания свидетелей? – поинтересовался Саломон.
– Как последнее средство, – Асса тряхнула головой. – Известно, что свидетельские показания никогда не совпадают. Они могут направить нас по ложному следу.
Саломон улыбнулся. Это были его любимые ученики. Его солдаты. Его самураи. Они были щедро одарены, и ему нравилось ощущать в них это внутреннее напряжение, это стремление и потребность знать.
– Выгнать его из логова будет нелегко, – сказал он. – Все это время ему удавалось не попадаться полиции. Бьюсь об заклад, что он мастер мимикрии и камуфляжа. А в его окружении этого типа наверняка считают абсолютно нормальным и даже симпатичным. В обществе он чувствует себя уверенно и непринужденно. Умеет спрятаться в толпе. Может быть, у него и дети есть…
Вдруг он забеспокоился.
– Да, вот еще что: не забывайте, что до этого момента мы работали с делами, которые уже классифицировали и расследовали. Так сказать, теоретически. На этот раз все гораздо сложнее: мы начинаем работать с преступником, который еще не арестован. Он находится по ту сторону. И абсолютно ничем не скован в своих поступках.
Профессор оглядел своих ребят, и у него возникло ощущение, что воздух вокруг них сгустился и отяжелел. Все они были похожи на банду заговорщиков.
– Он не знает о нашем существовании, не знает, что мы идем по следу. И ни к чему ему это знать. Более того, вся информация строго конфиденциальна. За пределы этой комнаты не должно выйти ни слова. И никакой болтовни с посторонними! Вам ясно?
18
Вечер вторника
Ледяной ноябрьский вечер. Холодные звезды. В шумном полумраке «Камелота», прорезанном лазерными лучами, криминологическая группа согревалась алкоголем, сколько душе угодно. Именно там продолжилось собрание.
– А что, если убийц было двое? – прокричала Асса, пытаясь голосом перекрыть громкую музыку.
– Почему двое? – спросил Харуки, отпивая маленький глоток текилы. Глаза его поблескивали под большими очками, и двигался он с грацией медведя, которого напоили медом.
– Нынешний убийца гораздо моложе! – рявкнула Асса. – Он узнал – неважно, каким образом – о двойном убийстве восемьдесят девятого года и решил его имитировать…
– Значит, он подражатель? – крикнул Алехандро. – Такие бывают в реальной жизни? А все эти мизансцены, которые он составляет, разве не говорят о том, что они, возможно, картины реальных преступлений?
– Ты хочешь сказать, нарисованные картины? – вставила Корделия.
Алехандро кивнул и снова громко прокричал, перекрывая оглушительный грохот, царящий в «Камелоте»:
– Он вдохновлялся картинами, которые ему нравились, преследовали его повсюду и околдовывали. Может, он был любителем живописи.
– Но это нисколько не продвигает нас вперед, – заметила датчанка. – Произведений искусства миллионы…
– Лично я выбрал бы Иеронима Босха! – рассмеялся Харуки.
– Не орите так, вас могут услышать! – крикнула Вероника. – Вспомните, что говорил Саломон…
Не хватало только Улисса: места вроде «Камелота», с его просторным залом, высоким потолком, украшенным росписью в стиле Средневековья, с толпой орущих студентов и оглушительной музыкой, всегда его отпугивали.
– Вероника боится, – с улыбкой констатировала Асса.
– Ладно, может, профессор и не ошибался, – заметил японец, – и этот тип бродит где-то поблизости.
– И что с того? – возразил испанец. – Мы вообще не знаем, существует он или нет. Бросьте вы эту паранойю!
На несколько секунд все замолчали в нерешительности, обдумывая его слова.
– Ну допустим, мы его найдем, – рискнул подать голос японец. – И что мы тогда сделаем?
– Передадим информацию полиции и как следует выпьем! – отрубил Алехандро.