.
Она с треском захлопнула дневник. Ее снова затошнило от отвращения. Ярость и ненависть опьяняли ее.
Вернувшись в коридор, Лусия засняла все фотографии на телефон. Она найдет каждого из этих недочеловеков и заставит их заплатить за преступления.
Телефон завибрировал. Это был Саломон:
– Ты что творишь?
Связь вдруг наладилась. Может быть, это зависело от места, где она находилась.
– Боже мой, Саломон, это ужасно…
– Что ты там нашла?
– Расскажу, когда закончу.
– Лусия, ты должна выйти из дома немедленно! Прошел уже почти целый час!
– Я была занята. Мне приходилось и дольше застревать.
– Ради всего святого, Лусия, выходи оттуда! Они могут вернуться с минуты на минуту!
– Еще пять минут – и я закончу.
Она в третий раз отсоединилась. Саломон прав. Она зашла слишком далеко, подвергая и себя, и его большой опасности. К тому же все, что она нашла, в любом случае не будет иметь веса в суде, учитывая, каким образом она это добыла.
Но тут ей удалось попасть в яблочко. И у нее не было ни малейшего желания останавливаться на полпути.
Лусия снова спустилась в колодец, хотя от отвращения у нее кожа пошла пупырышками, и отсняла на телефон целую обойму кадров дортуара, стараясь не дрожать.
Потом снова закрыла засов, быстро полезла вверх по перекладинам и остановилась на середине. Ей показалось или действительно раздался какой-то звук? Она прислушалась. Ничего. В этих старых домах всегда что-нибудь поскрипывает.
По трапу Лусия вылезла в шкаф, задвинула дно и отправилась в зал, к книжному шкафу. Сложила книги, как было. Дневник она забрала… Ей нужно было любым способом добиться разрешения на обыск. В этом случае она потихоньку засунет дневник за книги, пока никто не видит. Оставить же его здесь рискованно: его могут просто уничтожить. Потом она анонимно отправит все фото капитану Бустаманте с адресом, где они были отсняты, и с надписью «педофилы».
Лусия посмотрела на часы. Пора сматываться, дорогуша…
Но надо было сделать еще кое-что. Она вернулась в кухню, намочила тряпку и, став на колени, принялась методично стирать с пола капли крови. Этого, конечно, будет недостаточно, если Гражданская гвардия начнет осматривать пол прибором вроде «Блю стар», но вряд ли они вообще станут его осматривать: это же не место преступления.
В самом деле? А что же это, по-твоему?
После этого Лусия вышла в коридор, собрала все осколки стекла, выбросила их в туалет и спустила воду. Сделав последний обход – поторопись! – она наконец двинулась к выходу, спустилась по лестнице в прихожую и, выйдя в серый, снежный день, полной грудью вдохнула холодный воздух, где опять кружились снежные хлопья.
И вдруг застыла на месте…
Напротив, в амбаре, виднелась тень.
Она сощурилась. Это еще что такое? И вздрогнула: это был человек в инвалидном кресле…
Темный силуэт едва выделялся в полумраке метрах в десяти от Лусии. На секунду ее охватила паника.
А где же Анхель?
36
Понедельник, после полудня
Внимательно вглядываясь в амбар, Лусия достала из кобуры «Беретту» и, взяв ее обеими руками, приняла полагающуюся по уставу позицию.
Продолжая все так же внимательно контролировать обстановку, она уже в который раз задавала себе вопрос: «Куда делся Анхель?»
Если только оба не находились в доме с самого начала…
Было уже почти четыре часа дня, наступали сумерки, изменяя цвета и уменьшая контрастность.
Скрипя ботинками по снегу и щебенке, Лусия направилась к амбару, где виднелся неподвижный силуэт.
Сидя в своей инвалидной коляске, Сесар Болкан как будто поджидал ее, не делая ни одного движения.
Она подумала, что он, наверное, наблюдает за ней из темноты, как зверь в логове. Ни его лица, ни рук Лусия не различала. Только смутный черный силуэт: получеловек, полумашина, механический кентавр.
Есть ли у него оружие? Может, он выжидает, пока вступит в дело Анхель? Холод ледяной маской сковал щеки Лусии, зато по затылку разлилось тепло, а по груди – какой-то трепет.
Она попыталась заставить себя дышать ровно. Но все ее мускулы все равно были напряжены, как обычно.
– Болкан! Поднимите руки! – крикнула она. – Поднимите руки!
Никакой реакции. Вот дьявольщина. Что за игру он затеял? И где второй?
– Подними руки, сукин сын!
Снова никакой реакции. Она сделала еще шаг. Что-то здесь было не так. Голова располагалась слишком далеко от кресла. Словно Сесар Болкан вдруг превратился в великана или некая таинственная сила растянула его в длину, как жвачку.
Когда Лусия перешагнула порог амбара, снег уже повалил крупными хлопьями. Она вошла в густую тень бесконечных амбарных полок, не сводя ствол с неподвижного отставного гвардейца.
Поначалу лейтенант не поняла, что такое перед ней. Болкан парил в нескольких сантиметрах над креслом, не опираясь ни на бедра, ни на ноги, которые только слегка касались повисшими лодыжками края кресла. Он был похож на факира из мюзик-холла в номере «Левитация». Это что, очередное предзнаменование после повешенного Серхио?
Под конец Лусия разглядела веревку, вертикально поднимавшуюся от его затылка к стропилам, и блок, закрепленный сверху. Такие еще совсем недавно имелись в каждом амбаре: два больших деревянных шкива, соединенных между собой веревкой, обернутой несколько раз вокруг каждого. Все это висит на стальном крюке, прикрепленном ко второй веревке, на которой и повесили Сесара Болкана. Такой блок не требует никаких усилий от того, кто тянет за веревку.
Лусия поняла, как действовал Болкан: сначала он надел себе на шею петлю со скользящим узлом, потом присоединил веревку к крюку, висящему на уровне его роста. После этого потянул за вторую веревку, которая привела в действие блок, и тянул до тех пор, пока, повинуясь силе тяги, его тело не отделилось от кресла. Тогда он быстро закрепил положение тела большим гвоздем, и ему осталось потерпеть несколько десятков секунд до полной потери сознания.
Сесар Болкан повесил сам себя. Как Мигель Ферран… не покидая инвалидного кресла… Прямо-таки жертвенный подвиг. Этот сукин сын предпочел сказать миру «прощай», но не расплачиваться за свои преступления.
Лусия почувствовала, как ее охватывает ярость. Ей ужасно захотелось поддать ногой по инвалидному креслу, но оно было вещдоком.
Выйдя из амбара, она нос к носу столкнулась с Саломоном. Лицо его покраснело, он запыхался и сильно вздрогнул, увидев у нее в руках оружие.
– Господи, что здесь происходит? Ты в порядке?
Не сказав ни слова, Лусия сделала ему знак войти в амбар.
– О боже! – только и смог выговорить он, глядя на кресло и на повешенного.
Она рассказала обо всем, что видела в доме. Саломон долго молчал, потом спросил:
– Думаешь, это он виновен в исчезновении ребенка той пары возле туннелей?
– Ну а кто еще?
– Но он же сам говорил: у него такое впечатление, что он всю жизнь провел в инвалидном кресле. А значит, он уже давно в таком состоянии. Это надо проверить. Если предположить, что это он убил ту пару возле туннеля, то, спрашивается, каким образом мог он в таком состоянии умертвить остальных?
– Но есть еще Анхель… Он мог помочь…
Когда они говорили, с их губ в ледяном сумраке слетали облачка белого пара. Саломон беспокойно огляделся.
– Куда делся этот Анхель? Есть мысли на этот счет?
– Никаких.
Криминолог помотал головой.
– Что-то тут не срастается. Человек, которого мы ищем, был с нами знаком. Он хотел, чтобы мы оказались замешаны в этой истории, и с самого начала манипулировал нами, как марионетками. Ты уверена, что никогда раньше не видела Сесара Болкана? – спросил он, указывая на тело.
– С таким приметным лицом я бы его запомнила. Уверена на сто процентов. И Анхеля тоже не видела. А ты?
– И я…
Проницательные глаза университетского профессора блеснули в полумраке, как два кусочка слюды.
– Очевидно, что человек, которого мы ищем, умен, склонен манипулировать людьми и прекрасно играет в шахматы. У Болкана, несомненно, есть все эти качества. И все-таки я не могу понять, зачем ему понадобилось втягивать нас в эту историю, если он даже не был с нами знаком? Есть тут какое-то несовпадение, какой-то трюк…
Лусия задумчиво посмотрела на него. Холод в амбаре пронизывал до костей.
– Сесар Болкан и еще кто-то?
Она подумала о тех, кто был изображен на фото. Саломон задумчиво кивнул:
– Возможно…
Лусия достала телефон.
– Надо предупредить Бустаманте. Пусть сообщит в отделение в Барбастро. Скажем им, что обнаружили Болкана, как он есть. Разумеется, в дом я не заходила. А еще я взяла вот это, – прибавила она, помахав дневником, который достала из кармана.
– Это еще что?
– Дневник педофила по имени Сесар Болкан, который предавался извращенным мерзостям в компании таких же негодяев, как и он сам.
Она направилась к дому.
– Я намерена положить его на место, пока не нагрянули кавалерия и научное подразделение. И еще мне надо там кое-что привести в порядок и в последний раз удостовериться, что нигде не осталось моей крови. К тому же дверца шкафа и трап должны остаться открытыми. Это им поможет найти то, что они должны найти… У нас мало времени.
Саломон вытаращил глаза.
– Какая дверца шкафа? Какая кровь?
– Потом объясню.
37
Вечер понедельника
Наступила ночь. Прожекторы освещали внутренность амбара, как театральную сцену. Сесар Болкан все так же висел над креслом все в той же странной позе.
Когда зажегся яркий свет, Лусия заметила, что его темно-лиловый, почти черный язык вывешивается изо рта, как кусок гнилого мяса, а судя по грязным брюкам, он здорово обделался. Вылезшими из орбит светло-голубыми глазами бывший сотрудник Гражданской гвардии таращился на хлопотавшую вокруг него научную полицейскую бригаду не то из Барбастро, не то из Уэски.