Тот приподнялся на стуле и выполнил ее просьбу. Лусия заметила время: 19:30. Ладно. Эти ребята раньше всех приходили в университет, а уходили позже всех, когда занятия уже кончались. Они обожали то, чем занимались… Когда Лусия увидела на экране живую Ассу, которая шутила и заливалась веселым смехом вместе с Харуки, у нее сжалось горло. Она сдержала вздох. Японский студент уже давно не смеялся. Можно было побиться об заклад, что он уедет в свою страну раньше срока и в душе у него навсегда останется клеймо, как от каленого железа. А по ночам его станут мучить кошмары, он будет просыпаться среди ночи в холодном поту, и его хриплое дыхание будет напоминать шорох мертвых листьев в руинах дворца его веры в мировое добро.
Лусия следила глазами за ускоренным изображением и за маленьким электронным счетчиком времени, что крутился в углу экрана и отсчитывал прошедшие минуты и часы. Поток тех, кто выходил из здания, редел, а поток входящих вообще прекратился.
– Стоп! – вдруг резко сказал Ариас. – Отмотайте назад!
Алехандро… Он только что появился у северного входа.
– Переключите правый экран на нормальную скорость, – сказала Лусия. – Все отлично, Пабло… Вы прекрасно справляетесь.
Толстые пальцы Пабло оставляли на клавиатуре мокрые следы. На экране Алехандро второй раз миновал двери.
– Давайте дальше, Пабло, скорость нормальная…
Пабло повиновался. Лусия внимательно следила за дверью, надеясь, что кто-нибудь выйдет вслед за студентом. Она не спускала глаз с экрана.
– Он возвращается! – крикнул вдруг Ариас.
Она быстро наклонилась. Алехандро действительно снова вошел в здание минуты через две после того, как только что оттуда вышел.
– Ускорьте, пожалуйста, но будьте готовы быстро перейти в нормальный режим.
Она внимательно следила за счетчиком времени. Пять минут. Десять. Четверть часа… Наконец появился Алехандро. Вид у него был подавленный; похоже, он пережил сильный стресс. Не начав еще спускаться по ступеням, бросил взгляд назад.
– Стоп! – крикнула Лусия.
Пабло вздрогнул и нажал на клавишу своим толстым пальцем. На экране появилось красивое лицо юного испанца. И застывшее на нем выражение сомнения не оставляло. В глазах его было что-то напоминавшее очень сильную тревогу.
А может быть, и страх…
– Я проверила распечатку звонков, – сказала Лусия. – Алехандро позвонил Ассе через минуту, то есть сразу после того, как вышел из здания юридического факультета во второй раз, и был в таком состоянии, словно за ним по пятам гнался дьявол.
– И каково твое заключение? – спросил Пенья.
– У меня вот какая гипотеза: Алехандро вернулся, потому что что-то забыл. И внутри произошло нечто, что его испугало. Или поразило. Он позвонил Ассе, но не раньше, чем вышел из здания. Потом, я думаю, он с ней встретился. Что они говорили друг другу? А главное, что же увидел или услышал Алехандро? Что привело его в такое состояние?
– То есть ты хочешь сказать, их убили из-за того, что Алехандро что-то увидел или услышал прошлой ночью в здании факультета? – поинтересовался Пенья с беспокойством и недоверием.
– Все произошло неожиданно, – настаивала Лусия. – Если Алехандро увидел что-то такое, что представляло для них опасность, то мы должны любой ценой узнать, кто еще находился в здании в то же время, что и он. Продолжайте, Пабло. В ускоренном режиме, пожалуйста.
– К вашим услугам, – ответил тот, не отрываясь от экрана.
Он позабыл о своем стрессе; его наполняло сознание, что он принимает участие в расследовании чрезвычайной важности. В расследовании двойного убийства. И ничего другого! Он находился сейчас в самом центре работы. Ему не терпелось поскорее встретиться с друзьями в кафе и рассказать им все, что он только что увидел и услышал.
– И вот что, Пабло, – сказал у него за спиной женский голос, холодный, как его утренний душ, пока вода еще не пролилась и не потеплела, – обо всем этом никому ни слова. Вам ясно?
Его плечи почти неуловимо обвисли.
– Да, лейтенант.
Хотя он и побаивался этой миловидной маленькой брюнетки, но даже и не собирался следовать такой инструкции. А Лусия, стоя рядом с ним, внимательно наблюдала за счетчиком времени.
23:15.
23:16.
23:17.
23:18.
23:19.
Вдруг появился еще какой-то силуэт. Высокий, худой. Черное пальто, очки. Выражение лица одновременно озабоченное и высокомерное.
Альфредо Гюэль.
53
Утро четверга
– Чертовщина какая-то, – сказала Лусия.
– А это еще что за тип? – подал голос Ариас.
– Один из профессоров, – сказал Саломон.
– Наш приятель Альфредо… Тот самый, у которого постоянно забинтована рука и который не признает, что брал в библиотеке «Метаморфозы», – заметила Лусия.
Она вспомнила, что сомнение зародилось у нее гораздо раньше, когда она спросила, что у него с рукой, и он заговорил о каком-то несчастном случае. В его голосе ясно чувствовались нотки фальши.
Она быстро достала телефон и сказала:
– Гражданская гвардия Саламанки утверждает, что в последний раз он еле ушел от погони.
– Ну и что?
– А то, что его могли подстрелить, когда он удирал…
Дозвонившись, она задала несколько кратких вопросов и дождалась ответов. В маленькой комнате с экранами наступила тишина, и все глаза устремились на нее.
А ее глаза сверкнули, когда она отсоединилась.
– По показаниям гвардейца, который преследовал насильника по улицам Саламанки, тот спрыгнул с террасы, расположенной метрах в четырех над улицей, и вполне мог что-нибудь повредить себе – к примеру, кисть руки. Кто-нибудь догадался справиться в больницах и клиниках?
Сидя за рулем своего «Мерседеса», советник по вопросам образования Эктор Дельгадо натянул пару роскошных лайковых перчаток, отделанных телячьей кожей, открыл бардачок и достал оттуда крафтовый конверт, на котором шариковой ручкой было написано: «Гражданская гвардия Саламанки, лейтенанту Герреро».
После этого он огляделся. Тротуар был пуст, возле почтового ящика – ни души. На перекрестке, метрах в двадцати отсюда, располагались спортклуб, магазин «Оптика», аптека с торговлей парфюмерией, супермаркет «Диа», просторная терраса кафе и два перпендикулярных пешеходных перехода. Но до всего этого было довольно далеко, к тому же был ноябрь, моросил мелкий дождь, и прохожие на улице не задерживались.
Ну и славно. Выйдя из «Мерседеса», Эктор неспешно пересек широкий тротуар и направился к почтовому ящику. Рука его слегка дрожала, когда он, еще раз оглянувшись, опускал туда конверт. Дельгадо прекрасно знал, что Саломон доверяет ему в том, что касается криминальных дел. Преступления его действительно увлекали. И в тот момент, когда Эктор разжал пальцы и письмо упало в почтовый ящик, он подумал о знаменитом серийном убийце Зодиаке, который в конце 60-х терроризировал район залива Сан-Франциско и насмехался над властями, отправляя в прессу анонимные послания, где высмеивал силы порядка и держал пари, что его не поймают. Кто он такой, так до сих пор и не узнали. Точно так же, как не узнали, кто убил знаменитую Элизабет Шорт по прозвищу Черный Георгин, которую однажды январским утром 1947 года нашли мертвой на одной из улиц Лос-Анджелеса. Голую, со следами пыток, разрубленную пополам до самого таза. Ее убийца тоже бросал вызов полиции, без конца отправляя письма в разные отделения. А может, вовсе и не убийца, а тот, кто себя выдавал за него… Этого тоже никто не узнал.
Воздух был сырой и холодный. Бросая письмо в почтовый ящик, Эктор не ощутил на шее ни малейшего дуновения теплого воздуха.
Все. Назад дороги нет.
Он вернулся в машину. А оттуда, с перекрестка, на него, опершись на палку, пристально глядела старуха с телом, разрубленным пополам до самого таза. Можно было подумать, что старая ведьма знала, что он замышлял.
Не будь параноиком…
Эктор тронул машину с места.
– Мы проверили все клиники, – доложил Ариас, вернувшись через три часа. – Службу неотложной помощи, госпиталь Девы Марии де ла Вега, все больницы и даже две психотерапевтические клиники и клинику эстетической хирургии… Никто не обращался с переломом или вывихом кисти ни в ночь с семнадцатого на восемнадцатое ноября, ни в следующие дни.
Было почти два часа дня. Они сидели в маленькой комнатке, которую в их распоряжение предоставила Гражданская гвардия Саламанки. Видимо, сейчас комнатка служила кладовкой, потому что, кроме папок с документами, стоявшими на металлических стеллажах, была завалена старыми компьютерами и негодными лампами. Зато в ней имелись стол с четырьмя стульями (правда, один был сломан) и вполне пригодная кофеварка.
– А где у нас доказательства, что Гюэль – насильник? – горячился Саломон. – Может, его рана тут ни при чем. Даже если он и повредил руку, почему это имеет отношение к нашему делу? Может, мы напрасно тратим время?
– Ты, конечно, специалист, – сказала Лусия, – но, судя по тому, что я прочла, ключ к личности этих убийц лежит в психосексуальном характере их преступлений. Они неспособны на свободные и взаимные сексуальные отношения, а убийства, даже без изнасилования, отвечают их нездоровым фантазиям. Я правильно понимаю?
– Нет. Мы уже дискутировали на эту тему. Здесь речь идет не о новичке, а о личности, которая убивает в течение десятилетий. Зачем ему получать удовлетворение, прошу меня простить, насилуя жертвы, когда он может сразу их убить? Тот тип, что принялся за студенток, «всего лишь» навязывал им свои ласки. Но это не соответствует профилю…
Пенья следил за этой перепалкой, сидя на краешке стола.
– А разве нет такой возможности, что он одновременно желает и совершить насилие, и убить? – спросил он.
– В головах у этих ребят возможно все, – пожав плечами, отозвался криминолог. – Их фантасмагорическая вселенная настолько богата…