– Все люди – хвастуны, – объявил Пенья. – Продолжим расследование завтра. Мы с подполковником комендатуры решили, что подозреваемый до утра останется здесь в наручниках. Идите отдыхать. Завтра утром вы нужны мне в хорошей форме…
– Пойдем пообедаем? – предложил Саломон Лусии с видом побитой собаки, и она не смогла отказаться.
Электричество починили, но гроза все с той же силой бушевала над городом, раздирая молниями ночное небо и размывая контуры двух кафедральных соборов с колокольнями. Дождь всю дорогу до исторического центра барабанил по крыше автомобиля, и в узких улицах его слегка потряхивало на мокрой плитке.
Они выбрали маленький ресторан возле Пласа Майор. Теплый зал был украшен черно-белыми фотографиями и керамикой, с потолочных балок над баром свисали окорока. Они заказали поросенка с белыми грибами для Саломона и фаршированных кальмаров с черным рисом для Лусии. Погрузившись в свои мысли, профессор едва прикоснулся к тарелке.
– Как подумаю, что он почти все время был рядом со мной, а я ничего не заподозрил… – сказал он, нервно разминая хлебный мякиш. – Он действительно был парень странноватый и держался особняком, но… социопат? И я, опытный криминолог, дал этому мальчишке себя облапошить?
Лусия посмотрела на него.
– Иногда то, что мы ищем, лежит у нас под носом, и именно поэтому мы его не замечаем.
Саломон потерянно усмехнулся.
– «Украденное письмо»…
– Что?
– Да так, ничего… Новелла Эдгара По, который был виртуозным выдумщиком разных полицейских загадок… А ты действительно думаешь, что ДИМАС не сам отыскал связи между преступлениями? Что все подстроил Улисс? Но тогда, значит, программа провалилась…
– Я не специалист и на этот вопрос вряд ли смогу ответить.
Дождь слезами катился по окнам. Лусия различила на темном стекле отражение растерянного взгляда своего собеседника.
– Что же я смогу завтра сказать на пресс-конференции? – пробормотал он.
– То же, что и раньше: что ДИМАС – один из ключей к успеху этого расследования, что вы нуждаетесь в хорошем финансировании, в средствах. Такая программа нам нужна, Саломон… Валяй, не стесняйся приукрасить действительность. В конце концов, Улисс хотел закрепить успех ДИМАСа, сыграв роль подражателя, но ведь ДИМАС все же обнаружил связь между двойными убийствами?
– Как ты думаешь, каким образом Улисс сумел догадаться, что вы у него на хвосте?
– Не знаю. А ты не задавал себе вопрос, почему он выбрал мишенью своих «друзей»?
– Счастливая пара, – предположил Саломон. – И они все время мозолили ему глаза. Такое зрелище для него невыносимо, вот он и не выдержал… Как думаешь, он уехал из Саламанки?
Боковым зрением Лусия уловила за окном какое-то движение и быстро повернула голову. Но это был всего лишь прохожий, который под дождем спешил либо домой, либо в тепло любимого бара.
– Не знаю. Но я не успокоюсь, пока мы его не арестуем.
Дождь лил как из ведра, и из водосточных труб на потрескивающую плитку мостовой улицы Замора выливались целые реки, когда они бегом влетели в «Дания Палас». Вот уж потоп так потоп… Между автомобилем и дверью дома было не более двадцати метров, но они промокли до нитки. Саломон вызвал лифт, отряхиваясь, как мокрая собака, и разбрызгивая вокруг себя капли воды. Лусия увидела, как чей-то силуэт в темном капюшоне быстро прошмыгнул вдоль застекленной двери в отсветах грозы, и поняла, до какой степени нервничает.
Тесная кабина лифта едва не вызвала у нее приступ клаустрофобии. На площадке Саломон отпер двойную дверь, а когда закрывал, Лусия проверила, хорошо ли закрыл. Под ударами грома, дождя и ветра дом скрипел и стонал, как старик.
– Если б ты был Улиссом, что ты предпочел бы: действовать тихой сапой, как вор, или отколоть что-нибудь дерзкое?
Долго не раздумывая, он ответил:
– Парень слишком горд и самоуверен. Конечно, он захочет отыграться и выправить положение, а потому выберет дерзкую выходку…
Лусия пристально на него посмотрела. Когда они вошли в узкий коридор, заставленный книгами, вода стекала с их одежды на паркет.
– А кого ты выбрал бы мишенью для этой выходки?
Он мрачно покосился на нее.
– Либо тебя, либо меня.
Она покачала головой и сказала:
– Вот и я об этом думаю… И что может послужить лучшим местом для атаки, чем этот дом, где все спят? А лучшее время для атаки – гроза, конечно…
– Что ты предлагаешь?
– Я полагаю, оружия у тебя нет?
– Нет. А зачем оно мне?
– Ладно, – сказала Лусия. – Будем дежурить по очереди. Твое дежурство первое. Свари себе кофе и устраивайся в гостиной. Если услышишь подозрительный шум – сразу кричи. Я легко просыпаюсь.
– Хорошо, а если я задремлю?
Она пошарила в кармане и вытащила какую-то коробочку.
– Выпей одну таблетку, но только одну, не больше.
– А что это такое?
– Модафинил, мощное средство от сонливости. Позволяет бодрствовать много часов подряд. Его используют в службе захвата. Ты случайно не сердечник?
– Гм… нет, мой врач говорит, что у меня сердце молодого человека, – ответил профессор, взяв из ее рук коробочку. – Может, это немного чересчур?
– Саломон, ни у тебя, ни у меня не должно быть желания заснуть, пока Улисс бродит по улицам, размышляя, как бы до нас добраться.
– Отлично, я понял. Иди спать. Я буду сторожить на совесть.
– Сначала я приму душ и поставлю будильник в телефоне на три часа. Счастливо.
Теплая вода согрела ее и немного успокоила. Она стекала по телу, прокладывая себе путь по волосам, вдоль спины, по затылку, плечам и по изображению Рафаэля с раскинутыми на кресте руками. Потом Лусия вытерлась, высушила волосы и вошла в спальню. Зажгла лампу на ночном столике и уже в пеньюаре, который ей любезно предоставил Саломон, улеглась и набрала номер. Квартира профессора располагалась на последнем этаже, и было слышно, как ветер завывает в черепице.
– Лусия? – раздался в трубке голос ее бывшего мужа.
– Привет. Можешь дать мне Альваро?
В трубке помолчали.
– Ты на часы смотришь?
– Пожалуйста, Самуэль: всего на пять минут. Он в любом случае снова заснет. Ты ведь знаешь, спит он крепко…
– Нет, Лусия, извини. Уже очень поздно. Позвони завтра.
Она сдержала поднимающийся в душе гнев.
– Самуэль, прошу тебя… Мне действительно надо с ним поговорить. Позвонить раньше я не могла. День у меня выдался… очень трудный.
– У всех бывают трудные дни, Лусия. Ты что, думаешь, одна такая и трудные моменты случаются только у тебя?
– Самуэль, – простонала она, разрываясь между бешенством и полной потерей сил. – Обещаю, что в следующий раз позвоню точно в назначенное время. Прошу тебя…
– Извини, Лусия. Позвони завтра. Я не стану будить нашего сына только лишь из-за того, что тебе взгрустнулось. Спокойной ночи.
– Черт тебя возьми! С этой бабой ты стал совсем дураком! Пошел ты знаешь куда? Далеко и надолго!
Самуэль еще немного помолчал и отсоединился.
А Лусии понадобилось несколько минут, чтобы гнев улегся и начал потихоньку остывать, как лава на склоне вулкана. Откинувшись на подушки, она ждала, когда придет сон. Но он не приходил. Слишком силен был стресс, и слишком много мыслей теснилось в голове.
Она подумала о своем мальчике. Потом об Улиссе.
Где он сейчас?
Как она и предположила, бродит где-нибудь в ночи, на ветру, замышляя свой дерзкий и заметный поступок?
Что он делает?
А может, он где-то внизу, возле дома…
Наблюдает за их окнами и обдумывает, как пробраться внутрь и сорвать на них все свое зло и досаду?
Ведь он так уверен в себе.
В своем интеллектуальном превосходстве.
Лусия не знала, когда и откуда прилетит удар, но что он прилетит, знала совершенно точно…
О да, уж в этом она была уверена.
Улисс Джойс еще не сказал свое последнее слово.
Сразу после двух часов ночи она проснулась и взглянула на радиобудильник, стоявший на ночном столике: красные цифры исчезли. Аппарат был выключен.
Лусия протянула руку к лампе. Ничего. Полная темнота. Всмотревшись в темноту в направлении окна, она различила слабый свет за задернутыми шторами.
Тогда Лусия встала, наощупь обошла кровать и отдернула штору.
На улице действительно было светлее…
Внизу горели фонари, пробиваясь сквозь полосы ливня. Купол городского света плыл над крышами, отражаясь в набухших дождем облаках. Чертовщина какая-то… Снова вспыхнула молния, осветив комнату изнутри. Что же ее разбудило? Молния? Или она все-таки услышала какой-то шум?
– Саломон?
Никакого ответа. Сердце у Лусии колебалось, решая, забиться ему как у бегуна на средние дистанции или как у спринтера. Она включила телефонный фонарик, взяла со столика пистолет и дослала патрон в ствол.
И сразу почувствовала в левой руке вес своей «Беретты», морщинистую плотность ее рукоятки под пальцами; указательный палец надежно и уверенно вытянулся вдоль ствола рядом со спусковым крючком.
– Саломон? – повторила она чуть громче.
Ей ответила только тишина квартиры. Лусия прислушалась. Ветер и дождь все так же завывали снаружи. Это мало помогало. Она на секунду выпустила из руки телефон, чтобы открыть дверь спальни, и, держа телефон в правой руке, а оружие – в левой, выскочила в коридор.
Стоящие вдоль стен ряды книг отражали свет фонарика. Однако этого слабого света было мало, чтобы осветить просторную гостиную, погруженную в сумрак. Не горела ни одна лампочка. Что за черт?
Лусия нервно моргнула. Потом, пытаясь угадать, что может таиться в этой чернильной тьме, медленно двинулась вперед. И увидела Саломона, сидящего в кресле.
О господи! Она быстро подошла к криминологу и направила на него луч телефонного фонарика.
– Саломон!
Он вздрогнул, веки его дернулись, и глаза открылись. Вот дурак, он заснул! Несмотря на уговор… Увидев ее, профессор выпрямился и вытаращил глаза.