Вместо этого я начинаю бессвязно бормотать.
– Я не знаком с этим парнем, но, как бы там ни было, твой брат сказал, что ты слишком хороша для него.
Элиза усмехается.
– Правда, что ли?
Я киваю.
– Ага. Он сказал, этот чувак – полный придурок. – Оуэн этого не говорил, но теперь меня ни за какие деньги не заставить признаться в обратном. Элиза хихикает и прикрывает рот рукой. Этот звук, слетающий с ее губ, снимает напряжение в машине.
– Спасибо, Джастин.
Я подавляю странную волну эмоций. Боже, как же хорошо просто быть с ней здесь в эту минуту: разговаривать, смеяться. Я чертовски скучал по этому. Скучал по ее дружбе больше всего на свете. И было достаточно одного ее смеха, чтобы я понял, как сильно скучал. Я много о чем жалею, но больше всего – о том, что потерял друга в ее лице.
Наш момент закончился, и я возвращаю Элизу домой в целости и сохранности. Это самое меньшее, что я могу сделать.
– О боже, «Тако Каса»! Мы обязаны остановиться! – выкрикивает Элиза, указывая на неоновую вывеску ресторана впереди.
Издав короткий смешок, я притормаживаю, подъезжая к парковке, как и было приказано.
– Спасибо, – стонет она. – Я так и не поужинала. Мне нужно что-то помимо пельмешек, чтобы заесть весь этот алкоголь, если завтра я собираюсь учить юных американцев.
Я качаю головой и снова коротко смеюсь, подруливая к окну, чтобы сделать заказ.
– Да, я тоже умираю с голоду.
Элиза диктует мне, чего она хочет, и я удваиваю все, вплоть до острого соуса и чая со льдом.
Она улыбается мне и застенчиво заправляет волосы за ухо. Что-то в этом поражает меня. Раньше она никогда не смущалась передо мной.
После того, как мы получаем заказ, настаиваю на том, что сам заплачу, а затем мы едем к ней домой. Когда мы подъезжаем к дому, Элиза поворачивается ко мне.
– Хочешь зайти поесть?
Я знаю, что должен сказать нет. Есть буквально десять тысяч причин, по которым идти к ней – ужасная идея. Но сегодня я впервые за много месяцев вижу, как она смеется. Если у нее разбито сердце, я должен быть рядом, чтобы поддержать ее, ведь так? Или убедиться, что она не поперхнется. Проклятье, эти отговорки позорно смешны даже для меня.
И все же я следую за ней внутрь, неся пакет с такос, пока она держит стаканы с холодным чаем. Квартира у нее милая и очень девчачья. Я был тут раз или два с Оуэном. Здесь гораздо чище, чем в нашей холостяцкой берлоге. И пахнет гораздо лучше. Под ее старым диваном расстелен розово-оранжевый ковер с солнечным узором, а на стенах – семейные фото в рамках. Мой взгляд задерживается на фотографии ее родителей, улыбающихся друг другу. Вместе мы направляемся к дивану, и каждый разворачивает тако. При первом же укусе Элиза издает тихий стон.
– О боже, почему они так хороши?
Я тоже откусываю кусочек и вытираю рот одной из двух тысяч салфеток, которые нам вручили.
– Это просто потрясающе. Знаешь, что это мне напоминает?
Она смотрит искоса, но качает головой.
Губы мои изгибаются в улыбке.
– Последний год в школе. Ты была… боже, ты что, была в восьмом классе?
Она кивает и снова откусывает маленький кусочек, все еще глядя на меня.
– Мы с Оуэном пропустили тренировку, чтобы курнуть травы, и у нас было полно такос, и мы весь день зависали в подвале дома твоих родителей.
Она, должно быть, помнит день, о котором я говорю, потому что вдруг начинает смеяться, прикрывая рот салфеткой.
– Твои родители вернулись с работы и…
Она останавливает меня, подняв руку и все еще хихикая.
– И я тут же настучала на вас. Так и не извинилась за это, да?
Я качаю головой.
– Все нормально, восьмиклассница. Никогда не злился на тебя за это. Пусть даже нам и запретили гулять после этого целый месяц.
Элиза отводит от меня взгляд и делает большой глоток ледяного чая, кладя свой недоеденный тако на упаковку.
– После этой жирной вкуснятины мне намного лучше. Завтра смогу встретиться со своими учениками, не мучаясь похмельем. Спасибо, Джастин.
– Без проблем. – Я приканчиваю свою порцию и вытираю руки салфетками. Между нами воцаряется тишина, и я не знаю, пора мне идти или нет. Но, черт подери, я еще не готов уйти. Она заправляет волосы за ухо, выглядя при этом очень умиротворенно. Боже, эти волосы. Эти шелковистые темные волны. Я точно помню, каково это – пропускать их сквозь пальцы. Я помню запах ее шампуня и то, как ее волосы скользили по моей груди, когда она прокладывала дорожку поцелуев вдоль моей шеи.
Я откашливаюсь, прогоняя прочь эти мысли.
– Ты уверена, что в порядке после разрыва?
Она кивает.
– Уверена. Но спасибо. Мило, что ты спросил. – Она слегка улыбается мне, и я рад. Она так давно мне не улыбалась.
Но «милый»? Я? Точно нет. «Милый» – это не то слово, которое я бы использовал в отношении парня, который лишает девушку девственности, а потом исчезает, как чертов трус. Это прямая противоположность «милому». «Придурок» – это больше похоже на правду.
– А ты? – спрашивает Элиза, отвлекая меня от моих мыслей.
– Что я? – Она что, действительно спрашивает, встречаюсь ли я с кем-то? Разве ответ на этот вопрос не очевиден? Я ни с кем не встречаюсь. Я просто трахаюсь. Разве не этого все ждут от меня?
Элиза закусывает губу и делает еще один глоток.
– Твои отношения… Все еще живешь холостяцкой жизнью?
Мгновение я раздумываю над вопросом. Пресса и телевидение раздувают мои любовные похождения. Никогда не думал, что Элиза купится на эту шумиху. Но мне на самом деле нравится, что она спрашивает меня прямо, а не выдвигает предположения, как все остальные.
Но Элиза также знает о дерьмовой драме с разводом моих родителей и о том, как предвзят я к отношениям.
– Наверное, я еще не встретил подходящую девушку. И хотя я никогда не был фанатом отношений, часть меня задается вопросом, что, может быть, пришла пора повзрослеть.
Я не стремлюсь быть с ней таким уж откровенным, но я не лгу. Не то чтобы у меня было нечто подобное, однако это не значит, что я этого не хочу.
Не могу сказать, удивил ли ее мой ответ, но она больше ничего не говорит. И я знаю, что должен, но не могу заставить себя встать и уйти. Вместо этого я делаю совершенно противоположное – пододвигаюсь ближе к ней.
Она поднимает на меня огромные глаза, и этого довольно. У меня не получается противостоять этой девушке, ее очарованию, ее острому уму. Я совсем не подхожу ей, но она великолепна, и я хочу ее. Так, мать его, сильно. Или, может быть, я просто хочу искупления. В любом случае я не могу продолжать в том же духе. Она не желает говорить о случившемся, а я не из тех, кто сидит без дела.
Склоняюсь к ее губам, и Элиза приоткрывает рот, когда наши губы встречаются в медленном, робком поцелуе.
Ее дрожащее дыхание скользит по моим губам, и я хочу большего, делая поцелуй глубже, уговаривая ее язык коснуться моего.
Черт. Электрический разряд. Я подавляю стон и запускаю пальцы в ее волосы.
Элиза отвечает на поцелуй, и я возношусь в рай. Ее вкус, мягкость ее губ, жадно двигающихся под моими губами, возвращает меня к нашей первой ночи, когда мы целовались в моей спальне. Тихие звуки, которые она издает, ощущение ее дрожащих пальцев, исследующих мою грудь… ничто никогда не казалось таким правильным. Я столько всего чувствую в эти мгновения, что даже не могу выразить это словами. Адреналиновый всплеск. Сильное напряжение в паху. Она целует меня. Глубоко и жадно. Я трусь своим языком о ее, и она издает низкий горловой звук. Нечто среднее между стоном и вздохом облегчения, и от этого у меня покалывает кожа на затылке.
Но затем ее руки упираются мне в грудь.
Я тут же прекращаю и слегка отстраняюсь. Воздух вокруг наполнен желанием, и мне не хватает тепла ее тела, но не остается ничего иного, кроме как уважать ее границы.
Встречаюсь с ней взглядом, пытаясь прочесть ее мысли. Я ни за что не хочу, чтобы она чувствовала угрозу или неуверенность в физическом контакте между нами. Но даже когда я встречаюсь с ней взглядом, я ничего не понимаю.
– Мы не можем, – говорит она, задыхаясь. Ее пальцы трогают губы, ее глаза – два огромных озера беспокойства.
Сердце у меня замирает, я отрывисто киваю.
– Знаю.
Я должен бы сожалеть о том, что втянул ее в этот безумный поцелуй, но я не жалею. Я никогда не хотел одержать над ней верх, да я и не играю. Мне нужен лишь шанс на искупление, и я полон решимости его получить.
Глава 10. Признание вины
Элиза
«Он поцеловал меня. Джастин Брэди целовал меня».
На моем диване.
Я пытаюсь вспомнить, как мы пришли к этому. Вот мы едим тако и беспечно болтаем, а вот его губы пожирают мои.
Губы покалывает намеком на пряности, и последнее, чего мне хочется, – велеть ему остановиться, пусть даже я точно знаю, что это все неправильно.
– Восьмиклассница, – бормочет он чуть напряженно.
Пока мой озадаченный мозг все пытается понять, действительно ли Джастин интересуется мной, мои губы начинают шевелиться.
– Что мы делаем? – слышу я собственный голос.
Мне хочется хлопнуть себя ладонью по губам, но тут вижу, что Джастин всерьез задумался над моим вопросом, и теперь я больше всего хочу услышать его ответ. И практически прекращаю дышать, пока жду его.
– Не знаю. Но меня влечет к тебе, и думаю, тебя влечет ко мне.
«О. Ну тогда ладно». Он прав насчет последнего, но я никогда не представляла, что диалог между нами будет таким.
Почему он поцеловал меня? Думал ли он об этом с той ночи? Хотел ли он заставить меня улыбнуться? Столько противоречивых теорий проносится в голове.
Я молчу в ожидании.
– Думаю, я просто хотел тебя подбодрить. – Его ухмылка так восхитительно сексуальна, что мне приходится физически сдерживаться, чтобы не наброситься на него. Я могу придумать дюжину способов, которыми он мог бы меня подбодрить. Возможно, я даже могу изобрести еще несколько.